Фривольные письма

– Я говорила вам, что тогда была склонна к саморазрушению. Мне казалось очень нечестным, что я все еще жива, а Иззи – нет. Я не впускала в свою жизнь ничего, что могло бы сделать меня счастливой. И думаю, что отчасти стыдилась рассказывать ему о том, что произошло. Теперь я понимаю, как все это было глупо, но я испытывала стыд и вину из-за того, что не спасла Иззи.

Некоторое время мы с Доком шли молча. Потом он остановился и уставился в бинокль. Глядя вдаль, он заговорил со мной.

– Позволить ему вернуться в вашу жизнь может оказаться полезным по многим причинам. Во-первых, ваши отношения с ним переплетаются с тем периодом вашей жизни, который принес вам очень много печали и горя. Вы постоянно устранялись почти от всего, что было связано с тем временем – от жизни в Нью-Йорке, увлечения музыкой, толпы, сборищ… Также очень печально, что ваши родители умерли. Получается, вам несложно постоянно делать вид, что той части вашей жизни не существовало. Но она существовала, и, пока мы что-то отталкиваем от себя, мы не хотим думать о том, что хранится в потайных уголках нашей души, единственный способ вычеркнуть это из памяти – со всем разобраться. Гриффин – часть вашей прежней жизни, которую вы пытаетесь похоронить. Разобраться с этими отношениями – значит сделать шаг к тому, чтобы двигаться вперед.

Я кивнула. Это имело смысл.

– Каковы другие причины?

Док подрегулировал бинокль.

– Хм-мм?

– Вы сказали, что позволить Гриффину вернуться в мою жизнь было бы полезно по многим причинам. Но назвали мне только одну.

– Ох. Да. Принятие. Чем большему числу людей вы поведаете о своем состоянии, тем меньше вы будете бояться реакции посторонних и тем прочнее станет ваша система поддержки.

– Я думаю…

– Кроме того, есть еще коитус.

Мне показалось, что я ослышалась.

– Что?

– Коитус, как вы понимаете, это гармония мужских и женских гениталий. Прошло много времени с тех пор, как у вас был мужчина.

О боже!

– Х-мм… Да. Я поняла. Только давайте не будем спешить.

* * *

Однажды я написала за день 14 331 слово. Это был самый продуктивный день в моей писательской жизни. Хотя в среднем мой ежедневный объем не превышал порядка 2000 слов. Однако мне понадобилось полдня для того, чтобы написать несколько сотен слов Гриффину. Не так просто было ответить на заданный им вопрос.

Дорогой Гриффин!

Образно говоря, я истекала кровью, исписав десять страниц и рассказав тебе о своих несчастьях и горестях. Однако ты задал мне простой вопрос – какими тремя вещами я горжусь больше всего, – и я почти целый час сидела, уставившись в чистый лист бумаги. Первое, о чем я хочу рассказать тебе, проще всего.

Моя работа. Я горжусь книгами, которые написала. Полагаю, в своем первом унылом письме я забыла упомянуть о том, что моя мечта сбылась: я – писатель, Гриф! Четыре года тому назад мой дебютный криминальный роман стал бестселлером New York Times. С тех пор я опубликовала еще три книги и сейчас занимаюсь изданием пятой.

Второе сформулировать не так просто. Но, думаю, я очень горжусь тем, что после смерти Иззи попросила о помощи. Это заняло у меня больше времени, чем, вероятно, следовало бы, но я сама нашла психотерапевта и работаю над тем, чтобы посмотреть в лицо своим страхам. Труднее всего, с чем мне когда-либо приходилось сталкиваться, было взять в руки телефон и назначить первую консультацию. Возможно, это покажется глупым, но в самый первый раз мне было сложно даже объяснить по телефону свою проблему. Я пока не справилась, но иду к этой цели, и горжусь этим.

Боже, как это тяжело. Почему ты спросил о трех вещах? Я понимаю, что похвастаться мне нечем. Но меньше всего я горжусь тем, чем занимаюсь так часто, как только могу, – полагаю, я писала о том, что от случая к случаю совершаю добрые поступки. Например, несколько раз я платила за продукты какого-нибудь незнакомца, стоявшего рядом со мной. Или в очень холодный день иногда приносила горячий шоколад школьным охранникам – они, не сходя с места, стоят на холоде. Я знаю, что в этом нет ничего удивительного, но я рада, что делаю это. Раз в месяц я провожу день, готовя кучу разных блюд, а потом оставляю их у дома мистера Фенли. Это мой сосед, который в прошлом году потерял жену, и ему явно не хватает ее домашней стряпни.

Ладно, хватит обо мне. Теперь моя очередь выбрать вопрос и задать его тебе.

Расскажи мне о трех вещах, которых ты боишься больше всего.

    Лука,
    Твоя любимая подруга по переписке.

P.S. Я люблю письма, написанные от руки, но если тебе удобнее электронная почта, мы можем обмениваться сообщениями и таким образом.

P.P.S. Мне хотелось бы обменяться более свежими фотографиями. Я покажу тебе свою, если ты покажешь мне свои:)

P.P.P.S. Агризофобия дает много очков без бонусов. Но логизомеханофобия[4 - Логизомеханофобия – боязнь компьютеров.] дает еще больше.

Я подумала, не вложить ли мне в конверт свою фотографию, но в конце концов решила пока этого не делать. Мы больше не дети, и правила миссис Райан не работали. Но когда фотографиями обмениваются взрослые люди, это почему-то походит на серьезный шаг. Тем более теперь, когда Гриффин живет здесь, в Штатах. Стоит нам сделать этот первый шаг, что остановит нас от второго? Довольно пугающая, но волнующая мысль.

Вложив письмо в конверт, я написала на нем адрес абонентского ящика в Калифорнии, приклеила марку и посмотрела на имя. Это казалось полным безумием.

Гриффин Куин.

Спустя столько лет.

Глава 4

Гриффин

– Сколько всего?

Мой адвокат покачал головой.

– Итого около ста девятнадцати тысяч.

Я запустил пятерню в волосы.

– Господи! Как я мог быть настолько идиотски слепым?

– Это более чем за два с половиной года. Не будь так строг к себе. К сожалению, с такого рода вещами я сталкиваюсь постоянно. Я вел дела на миллионы, Гриф. Ты много разъезжал, а деньги утекали и утекали. Тебе нужно было положиться на кого-то.

– Да. Видимо, положившись на своего лучшего друга детства, я сделал на редкость неудачный выбор.

Для начала, подписав первый контракт на запись, я вызвал своего приятеля Уилла из Англии и нанял его в качестве менеджера. Я разъезжал повсюду с концертами для продвижения альбома. Моя фирма звукозаписи побуждала меня вернуться в студию и начать запись следующего альбома, и за сутки, в тот день, когда вышел мой сингл, я получил две тысячи подписчиков в Instagram. И это случилось до того, как молва об альбоме действительно разнеслась. Мне нужен был кто-то, кто не давал бы мне расслабляться, кому я мог бы доверить ежедневный контроль за своими финансовыми делами. Аарон, мой адвокат, предостерегал меня, убеждая не нанимать друга. Я сказал ему, что он спятил: невозможно, чтобы я вместо своего приятеля нанял какую-то фирму.

Я протянул Аарону руку.

– Спасибо, чувак, что не говоришь «Я тебя предупреждал».

Он улыбнулся.

– Никогда. Это не входит в мои обязанности. Ты решил, как нам с этим справиться? Ты знаешь, где меня найти. Пусть с этим разбирается полиция. Если он так поступил с другом, то как он поведет себя с посторонними?

Понимая, что Аарон прав, я просто не мог выдвинуть обвинения против Уилла. В глубине души я чувствовал себя отчасти ответственным за его проблемы. Я водил его на вечеринки, где он подсел на наркотики. А когда я понял, насколько его поведение вышло из-под контроля, как поступил? Я отправился в трехмесячное турне и оставил его одного в своем большом доме с доступом ко всей наличке, которая потребовалась ему для того, чтобы выкопать себе могилу. Может, если бы я отказался от нескольких шоу и заставил его пройти реабилитацию, всего этого дерьма не случилось бы.

– Он занял деньги у своей семьи, чтобы все вернуть. Пока до конца недели не пройдут все межбанковские платежи, я просто хочу выбросить это из головы.