Мятежное сердце

– Все в порядке, – сказала она, вытирая ладошкой глаза. – Все просто замечательно.

Положив куклу на стол, она обняла меня за шею. В ее глазах все еще стояли слезы.

– Пойдем к тебе, – шепнула она, крепко целуя меня.

– Прямо сейчас? Мы же еще не ужинали.

И тут меня пробило. Я что, обкурился? Откуда это помутнение рассудка? Джиа хочет секса – так давай же, вперед!

– Да, сейчас, – прошептала она.

– Тебе не придется меня уговаривать.

Еще вчера она была совершенно безучастной, и вдруг такая перемена! Но я не собирался жаловаться. Я знал, что если не пересплю с ней сегодня, то сорвусь и выкурю целую пачку.

Я отнес Джию наверх, к себе в постель.

– Смотри-ка, уже готова, – пошутил я.

Джиа сама говорила, что беременность усилила в ней желание. И наш секс с ней от этого только выиграл. Я уже не представлял, как мне обойтись без него хотя бы день.

Пока я трахал ее, позабыв обо всем на свете, Джиа крепко прижимала меня к себе. Да что там, она цеплялась за меня так, будто от этого зависела ее жизнь.

Глава 3

Джиа

Ни одной живой душе я не сказала о своем открытии. И это сжирало меня изнутри. Глядя на прекрасное лицо спящего Раша, я задавалась вопросом, сколько еще мне осталось просыпаться вот так утром, с ощущением счастья и защищенности? Пока Раш еще не сломлен и не опустошен…

Если бы не чудовищное чувство вины, каким чудесным был бы вчерашний вечер! Мы занимались любовью, потом Раш накормил меня вкуснейшей лазаньей. Смотрели киношку, поедая мороженое прямо из контейнера. Я заснула прямо на тахте, пока любимый делал мне массаж стоп. Не помню, как оказалась в постели: должно быть, Раш перенес меня туда на руках.

Сквозь ведущую на балкон французскую дверь пробивалось раннее солнце. Волны океана разбивались совсем рядом под утренние крики чаек. Просыпаться в доме Раша было истинным раем. Я дорожила каждой секундой этого драгоценного покоя. Но сквозь сладость пробивалось горькое осознание того, что нашему миру, возможно, не суждено просуществовать долго.

Я мучительно размышляла, как же поступить. То решала никогда не открывать Рашу правду, то не могла представить, как жить под тяжестью такого груза. В какое-то мгновенье совсем уже было решила сбежать и никогда не показываться Рашу на глаза: так стало стыдно.

В моей голове мучительно звучал вопрос: а не смогу ли я жить, ничего никому не говоря? Может, Эллиот никогда не спросит про ребенка, и ни одна душа не заподозрит, что это ребенок не от Раша?

Но гораздо сильнее было чувство, что жить, нося в себе такую тайну, я не смогу. Чувство вины убьет меня. Каждый раз, глядя в доверчивые глаза Раша, я буду медленно умирать. Я готова на все, чтобы защитить своего любимого. Кроме того, если Эллиот когда-нибудь заикнется о нашем с ним свидании, Раш сложит два и два. Этот типчик прекрасно сможет придержать эту новость, чтобы обрушить ее в подходящий момент. Он не из тех, кому можно доверять.

Другого выхода не было: я должна рассказать Рашу, что его брат – отец ребенка. При одной мысли об этом я съежилась, не в состоянии даже представить, какими словами сообщу Рашу такую новость. Это было абсолютно невозможно. Неважно, сколько раз я проговаривала их про себя – осуществить свое намерение было нереально.

Я чувствовала, что сначала должна довериться кому-то, но таких людей было совсем немного – только Раш и отец. Райли – хорошая подруга, но я не могла рисковать: вдруг ей взбредет в голову поделиться с кем-нибудь? Признаться в том, что беременна, – одно дело. Но такое? Нетушки.

И вдруг стало ясно: я должна обо всем рассказать отцу.

Раш зашевелился, отвлекая меня от тревожных мыслей. Перевернувшись, он притянул меня к себе для поцелуя. Как часто бывало по утрам, его член был восхитительно тверд.

– Как ты хорошо спал…

– А ты нет? – хриплым спросонья голосом спросил Раш.

– Не особенно. Изжога мучила, да и мыслей в голове много скопилось.

Не давало спать раненое сердце, так будет честней.

Раш неожиданно вскочил с постели.

– Куда ты собрался?

– Я мигом.

Он вернулся еще с одной куклой. На этот раз игрушка выглядела как настоящий ребенок. И совсем не была уродливой.

– Что это?

Раш опустил глаза и ухмыльнулся.

– Мамашина идея. Я говорил, что это глупость, но она настояла. Эта штука – совсем как настоящий малыш. Можно запрограммировать, чтобы она орала в определенное время, и все в таком духе. Мама сказала, что хотела иметь такую куклу, когда носила меня под сердцем.

Раш сунул игрушку мне в руки. Было похоже, будто я держала настоящего ребенка. Мальчика, одетого в светло-голубую пижамку.

– Можно установить программу так, чтобы он просыпался в нужное время. Так мы привыкнем вставать и перепеленывать его, ну а потом будет не слишком напряжно.

– Надо же, я и не знала, что такие штуки существуют. Он совсем как настоящий: и выглядит, и весит, – сказала я, вглядевшись в нежное личико и прелестные губки бантиком.

– Так он еще даже не включен. Ручки-ножки тоже двигаются.

Он отобрал у меня пупса и нажал кнопку на его спинке. Тот начал шевелиться и даже воркотать что-то на своем языке.

– Раш, это очень странно: будто ты держишь на руках настоящего малыша.

– Ну, наш-то малыш будет не в пример милее. – Мой любимый подмигнул.

Наш малыш.

Эти слова ранили меня прямо в сердце.

– Еще он рыгает и проделывает до фига всего, – продолжал он, стоя напротив кровати и покачивая пупса, – во всяком случае… я думал, что, может быть, слишком рано. Но когда ты сказала, что размышляешь об этом, решил: чем быстрее мы привыкнем, тем лучше.

Раш бережно баюкал куколку. Не знаю, представлял ли он, насколько это ему шло. Созерцание этого могучего татуированного богочеловека, укачивающего игрушечного ребенка, было самым прекрасным сладко-горьким переживанием в моей жизни.

Ох, Раш, ты убиваешь меня…

Сердце разрывалось на части при мысли о том, что увидеть, как этот мужчина качает настоящего ребенка, мне, может быть, и не придется.

На следующий день, сидя в гостиной в Квинсе, я наблюдала, как напротив меня плачет мужчина, который всегда был моим героем, моей надеждой и опорой.

Мы не заметили, как закончился день, наступили сумерки, и даже не позаботились о том, чтобы включить свет. До сегодняшнего дня я не видела своего отца плачущим. И не думала, что могу стать причиной его слез. И это была всего лишь подготовка к той боли, которую вскоре придется испытать.