Одна дагестанка задумала отвезти мед в арабскую страну. Взяла мед в долг и повезла. На территории одной из арабских стран (рассказчик сказал: какая разница какая?) машину с ее медом остановили местные гаишники и поинтересовались документами на мед. Таможенная пошлина, сертификат, что мед точно пчелиный и прочее. А документов нет. Горный душистый мед в бидонах есть, а всяких таких документов нет. Недолго гаишники арабские думали и решили вывалить бидоны с медом в одном овраге. Сначала женщина не поняла. Она попыталась откупиться. Но арабы, оказывается, мзду не берут, не знают. Им бы к нам приехать. Но когда первый бидон полный меда покатился в овраг, до нее дошло, что останется она в больших долгах. Выскочила она из машины полная благородного гнева, горный дагестанский мед, да в овраг. Кто такое стерпит? И деньги еще не заплачены за мед. Тут надо заметить, горянка была настоящая, крупная, сильная ну и смелая конечно, раз рискнула без мужчин повезти мед туда. Как даст она под ухо одному из гаишников, который был ближе, рассказчик клялся всеми святыми, что три раза кувыркнулся араб и растянулся рядом с бидоном в овраге. Тут другие очухались, что не по плану идет все, наставили на нее свои автоматы, скрутили и повезли в суд. И где-то через час кадий выслушал обе стороны. Еще два часа он перелистывал свои книги, чтоб определить, на сколько можно посадить женщину, прилюдно ударившую мужчину, причём на службе, но потом велел отпустить ее. Когда гаишники спросили, почему он ее отпускает безнаказанно, кадий пояснил: нет у них такой статьи. Чтоб женщина ударила мужчину, да еще на службе, такой вопрос теоретически даже не рассматривался никогда.
Притча о народе. (рассказали)
Жил, был в одном государстве хан. Был у него верблюд любимый, белый. Так хан его любил, что верблюду позволялось все. Вздорный в общем был этот белый верблюд, ходил по городу и опустошал огороды горожан. Но никто не смел и пикнуть, верблюд-то ханский. Наконец нашелся один смельчак, который обратился к народу и призвал собраться всем вместе, пойти к хану и потребовать, чтоб держал он своего любимца на привязи. Измученный опустошительными набегами верблюда народ в один голос заявил, что правильно, что нечего распускать скотину, что надо потребовать и т. д. и т. п. Смельчак призвал их идти сейчас же, не откладывая к дворцу. Народ криками поддержал его. Смельчак, держа верблюда за узду, двинулся к дворцу. Народ за ним. У входа в дворец его встретила охрана, которая расступилась, увидев любимого верблюда хана. Когда ворота отворились, смельчак вошёл и обернулся. Народа и след простыл. А к смельчаку уже спешили визиры хана. Его отвели к хану:
– Солнцеподобный хан, – нашелся смельчак, – наш народ так рад, что у вас есть вот этот, белый верблюд. Они выбрали меня сказать великому хану, что не подобает любимому ханскому белому верблюду гулять по городу одному. Ему, наверняка, скучно. И весь народ на коленях просить, умоляет выпустить с ним еще одного верблюда, чтоб они вместе ходили по городу и радовали поданных великого хана.
Хан, как и подобает владыке, которого не часто радуют подданные, обрадовался несказанно и тотчас продиктовал два указа: наградить смельчака халатом из тончайшего кашмирского шелка, и выпустить в город еще одного верблюда.
– Про какую войну ты читал в учебнике?
– Величественная…
– Что это за война, про которую я не слышал?
– Вот, здесь написано… вели… великая отечественная.
– А-А! Ты просто сократил.
Заходят трое покупателей.
Впереди мужчина постарше с веселыми огоньками в глазах, видно, бригадир. Он со списком и начинает читать мне, что им нужно.
Двое других в своих думах, без интереса разглядывают, шупают товар, держатся в стороне, мол, наша хата с краю, есть главный, пусть он думает и выбирает.
– Три тройника 50-е, – читает по списку бригадир.
Тут он вдруг подмигивает мне и кивает на своих спутников. Глаза его при этом блестят, лучики веселых морщинок бегут к вискам и он чуть громче продолжает:
– И два по пол литра!
Сразу оборачиваются обо спутника.
Тот, что помоложе с большим разводным ключом в руках оборачивается резко. Сонное выражение покидает его лицо. Он недоверчиво смотрит на бригадира, а тот предусмотрительно отвернулся в другую сторону, уткнувшись в список и пряча в усах улыбку.
Молодой нервно крутя разводным ключом, смотрит на меня.
Я включаюсь в игру:
– Литр что ли?
– Блин! Два по 0,5 метра, – как бы поправляется бригадир и хохочет от души.
– Да, ну, вас! – беззлобно машет рукой тот, что с ключом и покидает магазин.
Его товарищи продолжают веселиться.
– Мне это нужно было… шестьдесятка… как его?
– Труба?
– Нет!
– Шестьдесятка – это диаметр или длина?
– Не знаю…
– И я не знаю. Кто тебя отправил?
– Отец.
– А что он тебе сказал?
– Ну, это… купи. Это есть же… забивают…
– Гвоздь?
– Нет…
– Анкер? Дюбель?
– Нет, который закручивают…
– Болт, саморез, шуруп, дюбель-гвоздь, глухарь?
– Ну, как он называется который закручивают?
– Они все закручиваются. Так! Отец что делает?
– Не знаю… В кладовке возится…
– Понятно. Как закручивающийся выглядит? Он тебе показал?
– Нет. Он сказал: купи это… который закручивается. Я один раз покупал такой.
– Хорошо, будем искать методом тыка. Иди сюда! Этот?
– Похожий. Но там на нем такая штучка, пластмассовая…
– Сюда иди. Вот этот?
– Да! Да!
– Запомни! Это дюбель-гвозди… И сколько нужно?
– Одна штука.
Заходит дед, щетина трехдневная, волосы белые лохматые, спортивная шапка набекрень, на лице старческая беззаботность.