Гоголь в жизни

Гоголь умер! – Какую русскую душу не потрясут эти два слова? – Он умер. Потеря наша так жестока, так внезапна, что нам все еще не хочется ей верить. В то самое время, когда мы все могли надеяться, что он нарушит, наконец, свое долгое молчание, что он обрадует, превзойдет наши нетерпеливые ожидания, – пришла та роковая весть! – Да, он умер, этот человек, которого мы теперь имеем право, горькое право, данное нам смертию, назвать великим; человек, который своим именем означал эпоху в истории нашей литературы; человек, которым мы гордимся, как одной из слав наших. Он умер, пораженный в самом цвете лет, в разгаре сил своих, не окончив начатого дела, подобно благороднейшим из его предшественников… Его утрата возобновляет скорбь о тех незабвенных утратах, как новая рана возбуждает боль старинных язв. Не время теперь и не место говорить о его заслугах это дело будущей критики; должно надеяться, что она поймет свою задачу и оценит его тем беспристрастным, но исполненным уважения и любви судом, которым подобные ему люди судятся перед лицом потомства; нам теперь не до того; нам только хочется быть одним из отголосков той великой скорби, которую мы чувствуем разлитою повсюду вокруг нас; не оценять его нам хочется, но плакать; мы не в силах говорить теперь спокойно о Гоголе… Самый любимый, самый знакомый образ не ясен для глаз, орошенных слезами… В день, когда его хоронит Москва, нам хочется протянуть ей отсюда руку соединиться с ней в одном чувстве общей печали. Мы не могли взглянуть в последний раз на его безжизненное лицо; но мы шлем ему издалека наш прощальный привет – и с благоговейным чувством слагаем дань нашей скорби и нашей любви на его свежую могилу, в которую нам не удалось, подобно москвичам, бросить горсть родимой земли! – Мысль, что прах его будет покоиться в Москве, наполняет нас каким-то горестным удовлетворением. Да, пусть он покоится там, в этом сердце России, которую он так глубоко знал и так любил, так горячо любил, что одни легкомысленные или близорукие люди не чувствуют присутствия этого любовного пламени в каждом им сказанном слове. Но невыразимо тяжело было бы нам подумать, что последние, самые зрелые плоды его гения погибли для нас невозвратно, – и мы с ужасом внимаем жестоким слухам об их истреблении…

Едва ли нужно говорить о тех немногих людях, которым слова наши покажутся преувеличенными или даже вовсе неуместными… Смерть имеет очищающую и примиряющую силу; клевета и зависть, вражда и недоразумения все смолкает перед самою обыкновенною могилой! они не заговорят над могилою Гоголя. Какое бы ни было окончательное место, которое оставит за ним история, мы уверены, что никто не откажется повторить теперь же вслед за нами: мир его праху, вечная память его жизни, вечная слава его имени!

Т-в.

Я препроводил эту статью в один из петербургских журналов, но именно в то время цензурные строгости стали весьма усиливаться с некоторых пор… Подобные «crecoendo» происходили довольно часто и – для постороннего зрителя – так же беспричинно, как, например, увеличение смертности в эпидемиях. Статья моя не появилась ни в один из последовавших за тем дней. Встретившись на улице с издателем, я спросил его, что бы это значило. «Видите, какая погода! – отвечал он мне иносказательною речью: – И думать нечего». – «Да ведь статья самая невинная», – заметил я. «Невинная ли, нет ли, – возразил издатель, – дело не в том; вообще имя Гоголя не велено упоминать. Закревский на похоронах в андреевской ленте присутствовал: этого здесь переварить не могут». Вскоре потом я получил от одного приятеля из Москвы письмо, наполненное упреками: «Как! – восклицал он. – Гоголь умер, и хоть бы один журнал у вас в Петербурге отозвался! Это молчание постыдно!» В ответе моем я объяснил – сознаюсь, в довольно резких выражениях – моему приятелю причину этого молчания и в доказательство, как документ, приложил мою запрещенную статью. Он ее представил немедленно на рассмотрение тогдашнего попечителя Московского округа – генерала Назимова, – я получил от него разрешение напечатать ее в «Московских Ведомостях». Это происходило в половине марта, а 16 апреля я – за ослушание и нарушение цензурных правил – был посажен на месяц под арест в части (первые двадцать четыре часа я провел в сибирке и беседовал с изысканно вежливым и образованным полицейским унтер-офицером, который рассказывал мне о своей прогулке в Летнем саду и об «аромате птиц»), а потом отправлен на жительство в деревню. Я нисколько не намерен обвинять тогдашнее правительство: попечитель С.-Петербургского округа, теперь уже покойный Мусин-Пушкин, представил – из неизвестных мне видов – все дело как явное неповиновение с моей стороны; он не поколебался заверить высшее начальство, что он призывал меня лично и лично передал мне запрещение цензурного комитета печатать мою статью (одно цензорское запрещение не могло помешать мне – в силу существовавших постановлений – подвергнуть статью мою суду другого цензора); а я г. Мусина-Пушкина и в глаза не видал и никакого с ним объяснения не имел. Нельзя же было правительству подозревать сановника, доверенное лицо, в подобном искажении истины!

По поводу этой статьи (о ней тогда же кто-то весьма справедливо сказал, что нет богатого купца, о смерти которого журналы не отозвались бы с большим жаром) мне вспоминается следующее: одна очень высокопоставленная дама в Петербурге находила, что наказание, которому я подвергся за эту статью, было не заслужено – и во всяком случае, слишком строго, жестоко… Словом, она горячо заступалась за меня. «Но ведь вы не знаете, – доложил ей кто-то, – он в своей статье называет Гоголя великим человеком!» – «Не может быть!» – «Уверяю вас». – «А! В таком случае я ничего не говорю. Je regrette, mais je comprends qu'on avait du sevir».

И. С. Тургенев. Литературные и житейские воспоминания, III, Гоголь.

ГОРЬКИМ СЛОВОМ МОИМ ПОСМЕЮСЯ.

(КНИГА ПРОРОКА ИЕРЕМИИ, XX, 3.)

    Надпись на надгробном памятнике Гоголя.

Примечание[68 - Мы даем в алфавитном порядке краткие характеристики лиц, более или менее часто упоминаемых в книге; не указаны лица, подробная характеристика которых дана в тексте, как, напр.: родители Гоголя, священник Матвей Константиновский и др.]

АЙВАЗОВСКИЙ Иван Константинович (1817–1900) – выдающийся русский художник-маринист.

АКСАКОВ Иван Сергеевич (1823–1886) – младший сын С. Т. Аксакова, в молодости хороший поэт, впоследствии выдающийся публицист-славянофил, издатель еженедельной газеты «Русь». В конце сороковых годов служил членом уголовной палаты в Калуге, где хорошо был знаком с А. О. Смирновой.

АКСАКОВ Константин Сергеевич (1817–1860) – старший сын С. Т. Аксакова, один из основоположников русского славянофильства. Ученый, публицист, драматург. По поводу первого тома «Мертвых душ» напечатал юношески восторженную брошюру, насмешившую неумеренными своими восхвалениями даже ярых поклонников «Мертвых душ», как, например, Белинский. Однако он же в письме к Гоголю дал очень суровую оценку «Переписке с друзьями».

АКСАКОВ Сергей Тимофеевич (1791–1859) – в молодости литературный старовер, напыщенный поэт, переводчик Буало и Мольера, театрал и декламатор. В сороковых годах пишет «Записки об уженье рыбы», «Записки ружейного охотника» и прославившую его «Семейную хронику» с ее продолжением «Детские годы Багрова-внука». Крупный помещик. В подмосковном его имении Абрамцеве часто гащивал Гоголь.

АКСАКОВА Вера Сергеевна (1819–1864) – дочь С. Т. Аксакова.

АСАКОВА Надежда Сергеевна – дочь С. Т. Аксакова.

АКСАКОВА Ольга Семеновна – жена С. Т. Аксакова.

АНДРЕЕВ Алексей Симонович (1792–1863) 6ыл воспитателем и преподавателем в училище правоведения в Петербурге (с 1835 по 1850 г.), потом директором карточной экспедиции. Оставил записки, из которых пока опубликован отрывок, относящийся к Гоголю.

АННЕНКОВ Павел Васильевич (1812–1887) – литературный критик и литературовед, издатель сочинений Пушкина, автор ценных биографических трудов о Пушкине, Станкевиче и не менее ценных воспоминаний о Белинском, Гоголе и др. Был «западником», принадлежал к кружку Белинского.

АПРАКСИНА Софья Петровна (1802–1886) – урожденная графиня Толстая, сестра Гоголева друга гр. А. П. Толстого. С 1818 г. замужем за флигель-адъютантом Вл. Ст. Апраксиным. Овдовев в 1833 г., посвятила себя всецело воспитанию своих детей и уходу за престарелым отцом, гр. П. А. Толстым, б. русским послом в Париже.

АРМФЕЛЬД Александр Осипович (1806–1868) – профессор судебной медицины и истории медицины в Московском университете, инспектор классов сиротского института Московского воспитательного дома.

АРНОЛЬДИ Лев Иванович (1822–1860) – единоутробный (от одной матери) брат А. О. Смирновой. В сороковых годах был чиновником особых поручений при калужском губернаторе Н. М. Смирнове. {574}

АРСЕНЬЕВ Илья Александрович (1820–1887) – отец его занимал видное место в московском обществе и был знаком со всеми выдающимися литературными деятелями, которых мальчику Арсеньеву случалось видеть в доме отца. Впоследствии – журналист, агент III отделения, основатель уличных петербургских газет, положивших у нас начало «мелкой прессе».

АФАНАСЬЕВ Александр Николаевич (1826–1871) – известный собиратель сказок, автор книги «Поэтические воззрения славян на природу».

БАЗИЛИ Константин Михайлович (1809–1884) – по происхождению албанский грек, товарищ Гоголя по нежинской гимназии. Служил по министерству иностранных дел, с 1844 по 1853 г. был русским генеральным консулом в Сирии и Палестине. Автор ряда трудов о Турции и Греции.

БАЛАБИНЫ. – В их семействе молодой Гоголь, по рекомендации Плетнева, давал уроки. Петр Иванович Балабин был отставной генерал корпуса жандармов, жил в своем доме на Английской набережной, близ Николаевского моста. Жена его, Варвара Осиповна, француженка по происхождению, была женщина образованная и начитанная. Дочь их, Марья Петровна (впоследствии жена инженера Вагнера), была ученицей Гоголя. Старшая дочь, Елизавета Петровна, вышла замуж за кн. В. Н. Репнина. С Репниными Гоголь познакомился в Бадене в 1836 году по родству с Балабиными. Был постоянным посетителем Репниных в Одессе в 1850–1851 гг. Княжна Варвара Николаевна Репнина, сестра В. Н-ча, оставила отрывочные воспоминания о Гоголе.

БЕЛИНСКИЙ Виссарион Григорьевич (1810–1848). Уже молодые произведения Гоголя – «Миргород» и беллетристику «Арабесок» – Белинский безоговорочно признал «самым необыкновенным явлением в нашей литературе», а самого Гоголя – главою тогдашней литературы. Так же горячо приветствовал он и «Ревизора», и «Мертвые души», которые назвал «великим произведением». Тем, что Гоголь занял в современной ему литературе подобающее место, он в большой мере обязан критике Белинского. И Белинский вправе был впоследствии говорить: «Отечественные записки» (т. е. Белинский) первые и одни сказали и постоянно до сей минуты говорят, что такое Гоголь в русской литературе. Как на величайшую нелепость, как на самое темное и позорное пятно на нашем журнале, указывали разные критики на наше мнение о Гоголе. Находили смешною, нелепого, оскорбительною мысль о том, что Гоголь – великий талант, гениальный поэт и первый писатель современной России». По поводу Гоголевой «Переписки» Белинский написал за границей, где в то время лечился, знаменитое письмо к Гоголю, где подвергал «Переписку» убийственной критике. Письмо распространилось в большом количестве списков, однако правительству стало известным лишь в связи с делом петрашевцев, когда Белинского уже не было в живых. Управляющий III отделением генерал Л. В. Дубельт яростно сожалел, что Белинский умер, и прибавлял: «Мы бы его сгноили в крепости».

БЕЛОЗЕРСКИЙ Николай Данилович – хороший знакомый Гоголя, встречавшийся с Гоголем еще в бытность его в нежинской гимназии. Гоголь поддерживал с ним сношения до конца жизни и относился к нему с большою приязнью. Никаких более подробных сведений о Белозерском не имеется.

БЕЛОУСОВ Николай Григорьевич (1799–1854) – профессор римского права и инспектор в Нежинской гимназии высших наук. Стоял во главе либеральной части профессуры, был очень уважаем Гоголем. По доносам реакционной части профессуры удален от должности в 1830 г.

БЕНКЕНДОРФ Александр Христофорович (1788–1844) – с 1826 г. шеф жандармов и начальник знаменитого Третьего отделения собственной его величества канцелярии. В 1832 г. возведен в графское достоинство.

БЕРГ Николай Васильевич (1824–1884) – поэт и переводчик («Пана Тадеуша» Мицкевича, «Краледворской рукописи» и др.), член так наз. «молодой редакции» «Москвитянина».

БИЛЕВИЧ Михаил Васильевич (1779—?) – профессор политических наук в нежинской гимназии. Его доносы на проф. Белоусова и других либеральных профессоров привели к полному разгрому гимназии в 1830 г.

БЛУДОВ Дмитрий Николаевич (1785–1864) – в молодости друг Карамзина и Жуковского, член литературного общества «Арзамас», впоследствии крупный бюрократ.

БОДЯНСКИЙ Осип Максимович (1808–1877) – профессор истории и литературы славянских наречий в Московском университете. Был секретарем «Московского общества истории и древностей российских», под его редакцией вышли 23 книги «Чтений» этого общества, содержащих богатейшие материалы для русской истории. За попытку напечатать в «Чтениях» перевод сочинения Флетчера о России в конце XVI века устранен от секретарских обязанностей в обществе и смещен с кафедры в 1848 г. Однако в конце 1849 г. получил обратно кафедру в Московском университете.

БОТКИН Николай Петрович – из знаменитой московской купеческой семьи Боткиных, брат писателя В. П., медика С. П., художника М. П. Боткиных. Много помогал, за границей русским художникам и учащимся, не раз ссужал деньгами художника А. А. Иванова.

БРАДКЕ Егор Федорович (1796–1861) – основатель и первый попечитель Киевского университета. Раньше служил на военной службе, участвовал в подавлении польского восстания. Впоследствии сенатор и попечитель Дерптского учебного округа.

БРЮЛЛОВ Карл Павлович (1799–1852) – художник, автор нашумевшей за границей и в России картины «Последний день Помпеи», прекрасный портретист. Картина «Последний день Помпеи» не удовлетворяет нас неприятным ее колоритом, надуманностью композиции, нежизненною «классичностью» движений и драпировок, но в свое время она вызвала в России единодушный восторг. Пушкин посвятил картине неоконченное стихотворение «Везувий зев открыл». Гоголь напечатал в своих «Арабесках» статью о картине, где признал ее «одним из ярких явлений девятнадцатого века», «светлым воскресением живописи, пребывавшей долгое время в каком-то полулетаргическом состоянии».

БУЛГАРИН Фаддей Венедиктович (1789–1859) – публицист, литературный критик, беллетрист, редактор рептильной газеты «Северная пчела», шпион и доносчик, находившийся в тесной связи с III отделением. Ярый хулитель Гоголя, отрицавший всякое его значение. «Ревизора» он признал забавным, но малооригинальным фарсом, исполненным клевет на русскую жизнь. «Мертвые души» находил стоящими на одном уровне с романами Поль де-Кока и т. п.

БУРАЧОК Степан Онисимович (1800–1876) – генерал-лейтенант. Издавал в 1840–1845 гг. реакционный, тупо-изуверский журнал, ратовавший за православие, самодержавие и казенно-слащавую «народность», признававший европейские идеи гибельными для России, отрицавший всю современную ему литературу, включая Пушкина. Гоголь относился к Бурачку с симпатией и уважением.

БУСЛАЕВ Федор Иванович (1818–1897) – был преподавателем русского языка в одной из московских гимназий; в 1839–1841 гг. путешествовал за границей с семейством попечителя Московского учебного округа графа С. Г. Строганова. Впоследствии – профессор русской словесности в Московском университете и академик.

БУХАРЕВ Александр Матвеевич, в монашестве Федор (1824–1871) – окончил курс в Московской духовной академии; незадолго до окончания курса принял монашество. Был профессором Московской духовной академии по кафедре священного писания. Его «Три письма к Гоголю, писанные в 1848 году» (СПб., 1861) вызвали сильное неудовольствие московского митрополита Филарета по поводу такого предмета занятий профессора священного писания. По доносам редактора «Домашней беседы», известного изувера Аскоченского, труд Бухарева об Апокалипсисе был запрещен к печатанию, а сам Бухарев уволен в Переяславль, в монастырь. Тогда Бухарев снял с себя монашество (в 1863 г.).

ВЕЛИКОПОЛЬСКИЙ Иван Ермолаевич (1793–1868) – стихотворец, автор сатиры на игроков, высмеянной Пушкиным. Человек богатый и добрый, он отозвался на приглашение Аксакова в 1838 г. оказать денежную помощь Гоголю и дал тысячу рублей. Не раз оказывал материальную поддержку и Белинскому.

ВЕНЕВИТИНОВ Дмитрий Владимирович (1805–1827) – талантливый, много обещавший поэт, умерший 22 лет от роду. Любил кн. З. А. Волконскую, когда она, в двадцатых годах, проживала в Москве.

ВИГЕЛЬ Филипп Филиппович (1786–1856) – служил в Бессарабии, был керчьеникальским градоначальником, потом служил в департаменте иностранных исповеданий, директором которого был под конец жизни. Ярый монархист и реакционер. Автор ядовитых и пристрастных, но ценных «Воспоминаний», не раз издававшихся.

ВИЕЛЬГОРСКИЕ. Граф Михаил Юрьевич (1787–1856) – богатый и знатный царедворец. В сороковых годах его дом в Петербурге был средоточием столичной аристократической жизни; местные и приезжие артисты находили здесь самый радушный прием. Виельгорский сам был хороший музыкант и композитор, романсы его пользовались популярностью. Роберт Шуман назвал его гениальнейшим из дилетантов. Виельгорский был в близких отношениях и с рядом выдающихся писателей – Карамзиным, Жуковским, Пушкиным, Гоголем. «Ревизор» попал на сцену главным образом благодаря Виельгорскому. Он хлопотал также о разрешении к печати «Мертвых душ». Луиза Карловна, урожденная принцесса Бирон (1791–1853), – его жена. Была горда, очень разборчива на знакомства, но к Гоголю благоволила и была с ним в дружеской переписке. Как и две младшие ее дочери, видела в Гоголе учителя жизни и охотно подчинялась его руководству.

Дети их: Иосиф Михайлович (1816–1839) – талантливый, много обещавший юноша. Воспитывался вместе с царским наследником Александром, будущим императором Александром II. Умер от чахотки в Риме на руках Гоголя. Михаил Михайлович впоследствии служил при посольстве в Берлине. Аполлинария Михайловна была замужем за А. В. Веневитиновым, братом поэта. Софья Михайловна (1820–1878) – с 1840 г. замужем за писателем гр. В. А. Соллогубом, автором «Тарантаса», кроткая и милая, но, вследствие беспутства мужа, несчастная в браке. Как и младшая сестра ее Анна Михайловна, жадно внимала поучениям Гоголя и была с ним в постоянной переписке. Анна Михайловна (Анолина, Нози), по словам В. Соллогуба, «кажется, единственная женщина, в которую влюблен был Гоголи». Ее, по словам И. С. Аксакова, Гоголь пытался изобразить в Уленьке из второй части «Мертвых душ». Впоследствии была замужем за кн. А. И. Шаховским.

ВОЛКОНСКАЯ Зинаида Александровна, урожд. княжна Белосельская-Белозерская (1792–1862) – поэтесса, композитор, певица, красавица. Вскоре по выходе замуж за кн. Н. Г. Волконского разъехалась с мужем. Блистала на международных конгрессах, устроявших Европу после низвержения Наполеона; пользовалась интимной благосклонностью императора Александра I. В двадцатых годах жила в Москве. В ее блестящем салоне собирался цвет интеллигенции, жившей в Москве, – Пушкин, Мицкевич, кн. Вяземский, Веневитинов, Чаадаев, Хомяков, Шевырев, Погодин и др. В 1829 г. она уехала в Италию и там приняла католичество. Была фанатической католичкой. Умерла в нужде, обобранная патерами и монахами.

ВЫСОЦКИЙ Герасим Иванович – товарищ Гоголя по нежинской гимназии, кончил курс в 1826 г., двумя годами раньше Гоголя, и поступил на службу в Петербурге. Впоследствии жил в своем поместье в Полтавской губернии, пользовался среди соседей славою большого остряка и насмешника. Умер в начале 70-х годов.

ВЯЗЕМСКИЙ кн. Петр Андреевич (1792–1878) – суховатый поэт и острый критик, друг Пушкина. В особенно близких отношениях с Гоголем не был, но написал две горячие статьи – одну в защиту «Ревизора», другую – в защиту «Переписки с друзьями».

ГААЗ Федор Петрович, доктор (1780–1853) – выдающийся врач-общественник, «святой доктор», старший врач московских тюремных больниц, упорно боровшийся за улучшение обращения с заключенными.