Спаунер

Глазго вытянул руку вперёд. Со стороны нам было видно, как ярко зелёный ключ вошёл в перламутровую плёнку и проделал в ней небольшую дырку, которая начала разростаться всё больше, словно в жир капнули растворитель. Глазго же видел происходящее иначе, плёнка, на его расстоянии была витающими частицами, частицы стали разлетаться в стороны, как пенопласт, на который вдруг подули из воздушной пушки.

И тут я вдруг, неожиданно для себя, додумался кое до чего. Септикация. Мне нужен этот удалённый участок барьера. Зачем? Для чего? Я не знаю. Он просто мне нужен.

И я стал смотреть на него и представлять, что пишу на листе записной книжки слова “ Фрагмент барьера”. Я стал обводить эти слова, пытаться вместить их в свою голову, погрузить в себя, поглотить, обработать. Яркий образ удалённых частиц стал кружить в моих мыслях, на какой-то момент я перестал даже быть Коробкиным, ибо не мог помыслить о концепции “Человек”, мне казалось, что я – ничто. Вокруг только кружили частицы барьера, и при такой близости (куда уж дальше, они ведь прямо у меня в голове) они казались мне солнцами. Цифровые солнца – пришло мне.

Когда я пришёл в себя, я стоял тупо вперившись в дыру в барьере. Я понял, что из ступора меня вывел голос Микадо и восстановил его слова в памяти.

– Господин профессор, отойдите. Дом будет въезжать.

В тот момент удалённый фрагмент барьера уже был в моей голове.

?

– Если хочешь ты постичь суть вещи, помести её в свою голову, как ты помещаешь петуха в мешок, одежду в короб, и оставь в голове только эту вещь, забудь про всё остальное. Так говорю я, Поймандр. Начинай с малого.

?

Глазго настиг меня на первом этаже у дверей комнаты биоочищения.

– Рекомендую зайти к Алеф. Перед тем, как мы будем въезжать, вам нужна настройка. Просто напоминаю. Все члены экспедиции уже готовы, кроме вас.

– Хорошо.

Как я мог забыть про настройку, из головы вылетело. С другой стороны, я об этом даже не думал.

Отправился на второй этаж, резиденция Алеф. Круглая платформа подняла меня, немного подрагивая, в её комнату с отстранённым фиолетовым светом. Здесь всегда пахло чем-то приятным, возможно, фиалкой или лавандой. Я всегда путаю два этих запаха, и до сих пор не научился их различать.

В центре комнаты сфера с раствором. Алеф, миниатюрная девушка с длинными бледными волосами, плавает там, как рыба. Алеф 3192 хронологических года. Она не знает, сколько ей лет. Заговорить при ней про время или возраст – является преступлением. Это убьёт её. В её мозгу встроена программа, блокирующая размышления о времени. Внутри пузыря она слышит тихий звук частотой 963к Гц.

Алеф заметила меня и подплыла ближе к прозрачной оболочке своего пузыря.

– Он такой же, как я, – подумала она там внутри, а снаружи воспроизвёл холодным и далёким голосом динамик.

– Кто? – поинтересовался я.

– Тав. Тав. Тав. Человек-коммертон. Он такой же как я.

– Он в городе, да?

– Я делаю вам настройку. Если ваша волна будет колебаться на частоте жителей города, ни ангелы, ни существа вас не тронут. Также делает он с другими людьми.

– Почему никто до этого не слышал об этом?

– Это твоя секретная задача. Институт Управления поручает тебе найти его и Предложить присоединиться к Институту. В случае отказа, ты должен будешь его устранить. Его деятельность подвергают риску безопасность Большой Земли.

– Это… я не наёмный убийца.

– Ты учёный Института Управления. Это гораздо больше. Разве ты не замечал, на какую ужасную организацию ты работаешь?

– Я… как ты можешь говорить такое? Ты ведь…

– Я передала тебе информацию. Твои метания – не моё дело. Открой шлюзы, мне нужны твои руки.

?

– Что-то не так, – сказал Максим. – Что-то изменилось. Я чувствую, я слышу это.

Усач с пола взвыл от страха:

– Что происходит?

Стена кафе стала трещать и трескаться, краска отслоилась, зависла в воздухе и лопнула, как мыльный пузырь, раскидав крошку.

– Вставайте! – крикнул Максим. – Уходим! Мы не в безопасности.

Максим кинулся к своим клиентам, и стал поднимать от пола, но когда он потянул за одежду, вес исчез. В руках осталась только одежда.

?

Человек в чёрном сидел напротив Коробкина. Коробкин выглядел жалко, под глазами чёрные мешки, лицо осунулось, взгляд уставился в пол. Человек в чёрном заговорил:

– Господин Коробкин, вы осознаёте, что сейчас вы не настоящий Коробкин, а всего лишь его проекция, созданная из воспоминаний и мыслей с помощью мем-браны и ещё одной хорошо известной вам технологии под названием Сфера?

Коробкин не отвечал, он продолжал безучастно смотреть в пол. Вдруг он вздрогнул, будто его дёрнуло током, при этом раздался характерный электронный звук. Коробкин поднял глаза и заговорил:

– Да. Осознаю. С тех пор, как впервые вы бросили меня в это проклятое небытие. Память. Память. Память тем, кто помнит. А я? Что я вообще такое? Отрыжка в мозгу какого-то дурацкого старика, и вообще…

– Ну хватит, хватит. Всё это, конечно, очень печально, но к делу не имеет никакого отношения. Институт Управления согласен выдать вам физическое тело, если вы будете сотрудничать. Это вы понимаете?

– Физическое тело. Кем я буду?

– Выберете сами.

– Я…, – Коробкин зажмурился, стал энергично тереть руками лоб. – Я всё вижу, я всё прекрасно вижу. Вижу, кто вы… ваши цели мне вполне ясны. Вы сдерживаете, собираете энергию, как с поля, где на подсолнечниках растут эмоции. Вам нужны эти эмоции для того, чтобы…

– Прекратите, Коробкин! Вы ничего не знаете, вы копаетесь в памяти одного очень своевольного учёного. И всё, что вы можете из неё достать – не объективная действительность, а лишь частное мнение. Я понимаю, что эта информация кажется вам безусловной, но разве вы не видите, что у вас нет выбора? Потому что вы родились из этой памяти, вам приходится принимать её за чистую монету. К тому же, у вас нет самого опыта приобретения памяти. У вас никогда не было физического воплощения. Я предлагаю вам найти вашу собственную память.

– Звучит заманчиво.

– Нам нужно, чтобы вы сосредоточились, отвечали на наши вопросы и, главное показывали. С этим вы справиться в состоянии?

– Вполне.

– Так почему же, Коробкин, вы отключаетесь, отключаетесь и отключаетесь?! Мы смотрим в отчёты, Коробкин, это не случайность. Вы делаете это намеренно, потому что не хотите, чтобы мы что-то увидели. И когда возобновляется просмотр, время перескакивает вперёд.

– Подождите, я сам не знаю, почему так происходит…

– Коробкин? Я могу отключить вас в любую минуту и никогда больше не включать. И если вы не будете приносить пользу Институту, я просто вынужден это сделать.

– Подождите же! Вы должны мне верить, – Коробкин всхлипнул.

– Нужно хоть что-то, что сможет меня убедить.

– Сейчас…, – Коробкин принялся с усилием тереть костяшками пальцев свою макушку. – Кажется, я почти нащупал, вот только, не могу пробиться.

– Так. Продолжайте. Я, кажется, вижу.

– Там защита. Коробкин установил её как-то на свою память. Да, теперь я вижу.

– Защита? Мы просканировали всю программу от и до. Странно.

– Я не вру!

– Хорошо, хорошо. Не нервничайте, а то мне сложнее здесь оставаться. Моё присутствие здесь в ваших же интересах. Можете ли вы обойти эту защиту усилием намерения?

– Если бы мог, уже бы сделал.

– Хмм. Кажется, здесь понадобиться дополнительная работа. Хорошо, возьму на карандаш. Тогда незамедлительно начнём просеивать вручную, чтобы найти точку входа. Скажите, что говорит память, связанная с Институтом Управления Большой Земли.

– Странное дело. Память говорит, что его не существует. Нет никакого Института. Институт якобы родился из объединённого усилия сознания группы людей, желающих кардинально в один рывок продвинуть вперёд технологии. Это было давно, очень-очень давно, и Коробкин был одним из них. Но по факту, если поискать институт, то его нигде не будет. Он только в умах. Но это ведь не может быть правдой.

– Хорошо, продолжайте.

– Как вас зовут?

– Какое это имеет значение?

– Я хочу знать, как вас зовут, там, по ту сторону, чтобы лучше чувствовать некоторые заархивированные воспоминания. Я чувствую, что они связаны с вами.

– Глазго.

?

Квантовое поле. Правильный уровень излучения. Это профессор Коробкин. О, эти ослеплённые наукой, за её кратковременной вспышкой, они не видят, как на самом деле проявляются и появляются вещи на измерении нашей реальности. Они считают, будто бы разбор предметов на их составные части до бесконечности приведёт их к пониманию сути вещей. Но я не могу их винить. Каждый ребёнок проходит через этап развития, когда он разламывает вещи, чтобы посмотреть, что внутри. Каждый ребёнок, взрослея, перестаёт это делать. Да и вспышка была наведена Институтом. В начале институт был только архетипом. В наши же времена он уплотнился и оформился. И от этого он простёр себя во все времена.

А теперь наш милый дом, наша передвижная лаборатория, наша башня мага въезжает через дыру в никому не видимом барьере. И мы следуем за ней.

?

Конечная цель нашего копания в этих сумбурных и наивных мыслях профессора Коробкина, мыслях, будто изъеденных червями, – понять, как в точности он воспроизводил существ с помощью Спаунера. Нет, снаружи-то мы все, конечно, знаем как. Все частоты, длины волн, вибрации, скорость квантов, всё это есть в нашей аппаратуре, точное и зафиксированное, как само время в формалине. Но нам нужно то, что происходило с ним, так скажем, на ментальном, психическом. И, хорошо, может быть, в духовном смысле. В том смысле, что если был у него так называемый духовный опыт, нам нужно знать кондиции его сознания, каким оно должно быть, чтобы повторить призыв через Спаунер тех существ, что нужны нам. Особенно нужны нам после того, как он призвал своих.

Коробкин не знал, что на самом деле я командую экспедицией. Он не знал, что являлся всего лишь инструментом Института в моих умелых руках. Сам не знаю, как я позволил этому инструменту на мгновение выпасть из моих рук. И пока я перехватывал его в воздухе во время падения… в общем, инструменту этого оказалось достаточно.

Институт поставил мне чёткие рамки времени, чтобы разрешить этот вопрос. Поэтому я копаюсь. Не хочу думать о том, что может быть, если я подведу институт. А у меня и нет возможности его подвести. Время для меня движется по закольцованной петле. Эта блёклая тень Коробкина и не догадывается, что заперта не в одиночестве.

Ох, эта драная септикация. Ошибкой было недооценить его революционный метод познания. Именно Спаунер он и положил внутрь своей головы в итоге.

?

Максим всю свою жизнь чувствовал приближение чего-то необъяснимого, и когда в городе появился спаунер, он не удивился, а наоборот наполнился ощущением, что всё наконец-то встало на свои места.

Он не сразу признал в себе это ощущение и долгое время метался из крайности в крайность, пытаясь отгородится от него. Но то был не настоящий Максим, а лишь мнение его о самом себе, потому что настоящего себя Максим до взаимодействия со спаунером не знал.

Если приближать большой магнит к металлической стружке, в какой-то момент она сдвинется с места.

Чем бы Максим не занимался в жизни, он никогда не чувствовал удовлетворение. Конечным катализатором действия для него служил голод. Физический голод и голод познания. Чтобы удовлетворить первый, нужно было работать. Он делал то, что умел. Работал в библиотеке. Там он утолял и жажду познания. Синхрония. Гармония.

Ночь. Тёмная улица, освещённая жёлтым фонарём. Где-то наверху высоко мерцают крохотные белые астры. Не звезды, а настоящие цветы. Так он их и видел. Высокая фигура Максима в тупике между домами. Максим смотрит на пошарпанную фанерную дверь. Максим чувствует особую вибрацию в воздухе. Там, за тонкой дверью, всего несколько сантиметров.

Максим знает, что он сделает всё, чтобы защитить спаунер. И так же, как он чувствовал когда-то его пришествие, он чувствует, что сейчас спаунеру что-то угрожает.

– Да, здесь не очень приятно, порой даже страшно, – говорит Максим. – Но я хочу, чтобы люди испытали это чудо. Может быть, путь к чуду всегда лежит через страх. Через преодоление.

– То есть вы утверждаете, – уточняет Коробкин. – Что путь к преодолению нашего информационного барьера лежал в вашем искреннем желании поделиться с людьми?

– Не просто поделиться, – закипает Максим. – Мне кажется, вы не понимаете… я хотел поделиться с ними чудом. Тем чудом, которое будет им во благо. А барьер… я ничего о нём не знал. Думаю, если вы там не тупицы, прекрасно это понимаете.

– И не догадывались? – выражение лица Коробкина сменяется на мгновение, когда он произносит этот вопрос, искажается, он становится похож на Глазго, а потом снова на Коробкина. Максим замечает это, но объясняет это игрой теней в тусклой комнате. Впрочем, с этого момента ему кажется, будто он говорит с ненастоящим человеком, но он продолжает говорить, потому что признание этого потребует слишком длинной цепочки объяснений себе, что вообще только что произошло.

– Я много о чём могу позволить себе догадываться.

Коробкин продолжает спрашивать.

– А как же деньги? Вы ведь берёте деньги за свои услуги, значит, дело тут не в чистом альтруизме?

– Ваш дурацкий барьер без денег не пропускает.

– Значит, вы всё-таки знали о его существовании? Отвечайте, пожалуйста, честно и без издёвок, я прошу вас. Хотите встану на колени? Поймите, сейчас от ваших ответов зависит моё положение. Моя жизнь.

– Ваша жизнь? – удивляется Максим. – Я не знал о барьере, но я действовал исходя из наблюдений. Приведёшь человека бесплатно, радиоэндорфины сработают, но эффект от их воздействия задержится только в пределах города. Один калека здесь начал ходить, а только вышел за город, за железку, обе ноги и подкосило. Он тогда так орал, я думал, со страху помру. Какими-то проклятиями сыпал, чуть ли не на египетском языке. Это был мой первый раз, после которого я долго не пробовал водить кого-то. Затем всё же поддался. Чувства, понимаете, чувства… случай был не такой уж тяжёлый. И эта благодарная девушка просто купила мне кофе, а после расставания дала на проезд. И вот в этот момент я и почувствовал, что что-то теперь будет по-другому. Да. Она перешла на другую сторону железной дороги, а её глаз всё ещё продолжал видеть. Благо на неё снизошло в городе и с ней осталось.

– Благо? Вы имеете в виду радиоэндорфины?

– Да, вы их так называете.

Коробкин запрашивает выход. В комнате нет человека в чёрном, Тьма Веков. Коробкин открывает записную книжку, лежащую на столе, и берёт один из карандашей из хаотично наваленной горке. Коробкин записывает следующее:

“Показания объекта исследования сходятся. Оперативному следователю Института стоит отметить – объект не понял связи, что его искреннее намерение перекодировано программу барьера и добавило в него новое условие. Объект исследования сформировал новый скрипт, исходя из ограничений, наложенных опытом и недостатком смелости”.

Комната, в которой находился Коробкин, исчезает во Тьме Веков.

?

Дом просочился в город через дыру в барьере. Теперь это была обычная пятиэтажка жёлтого цвета, дом 33.

– Профессор? – обратился к Коробкину Микадо, когда тот вышел из подъезда.

– Да?

– Почему мы не сгенерировали заместителей жильцов. У нас вполне хватает мыслеколб.

Коробкин на секунду завис, ему показалось, что Микадо пытается уколоть его, мол, гляди, любитель потянуть мыслеколбу экономит, чтобы потом покутить. Но Коробкин прогнал эту мысль, решив, что видимо от усталости, интерпретирует любую фразу, как осуждение. Коробкин ответил:

– Наше появление в городе итак вызывает слишком много подозрений. Здесь давно сформировавшаяся экосистема, в которой мы чужаки. Если мы ещё притащем сюда пустышек…

– А, я понял. Ну что же, у нас есть семь дней на выполнение работы. Спаунер будет неактивен.

– Да, да, слушай, прекращай уже мне напоминать, что мы здесь для того, чтобы его выключить. А то так и хочется назло сделать что-то обратное.

Микадо рассмеялся:

– Извините, профессор, я просто намандаринился.

– А, ну, это та. Я и сам хрущу. Доставай мобильную аппаратуру.

?