Превозмочь любимой потерю,
Удержать которую не смог.
А хотел ли? Что ж притворяться?
Правде раз хоть взгляни в лицо.
Легче легкого потеряться:
Обмануть себя самого.
Сам, решив поспорить с любовью,
Чувствам волю продиктовать,
Оторвал любимую с кровью,
Чтоб свободы не потерять.
Всех сильнее хотел быть и выше,
А взлетел и тут же упал.
Видно, рожей и ростом не вышел
Доморощенный Дон Гуан.
Остается единственный выход:
Чувства в ящик, а на нос грим.
Вы готовы, маэстро? Ваш выход,
Новорожденный Арлекин.
Вот откуда в веселье дикость,
Юмор страшный, разгул, вино,
В горло въевшаяся болтливость —
Шут на дыбе… а всем смешно.
Маска давит? Немного больно?
Знай сильнее себя бичуй!
Ты поставил глухие заслоны
Состраданью и жалости чунь.
От тебя им светло и уютно.
Слышишь всюду: «Вот это ас!»
Недотепы! Ведь асу жутко,
Потому и смешит он вас.
И плевать ему на веселье,
На улыбки ваши начхать.
Он упал. Глубины паденья
Вам, не падавшим, не понять.
От кривляния сердце рвется,
А он хочет еще больней.
Над собою презренным смеется,
Яд ехидства вливает в друзей.
– Друг, скажи мне, собой доволен?
Вой в ответ и гримаса стыда.
– Милый мой! Что с тобою? Ты болен?
Дикий хохот… и тихое – «да».
Изнаночное
Самым близким, себе сделать больно.
Улыбнуться, увидев закат мечты.
Не со зла, просто так вдруг обидеть кого-то невольно,
уронить и поднять.
Да, на это способен ты.
Не дано полюбить без огляда —
обделил Создатель добром.
Роешь в душах любимых лопатой,
сам закрылся железным щитом.
Боже мой! Себя понимаешь?
Разве можно так дальше жить?!
Люди, милые! Как?! Не знаешь,
Как паскудство в душе убить.
Кира
Ресторан, нетрезвый шалман,
публика разношерстная,
люстры, свет, вино и бокал,
музыка несерьезная.
Столик, танцы, цыгане, зал,
снятое напряжение,
лица, встречи, взглядов накал,
женское притяжение.
Не отвести друг от друга глаз —
вспышка… разряд… улыбка.
Я разглядел в конце зала вас —
радость… испуг… ошибка?
Робкий кивок и ответный взмах —
чуть приоткрылись дверцы.
Встали, друг к другу направив шаг,
взгляды впуская в сердце.
Медленный танец. – Кто ты? – Любовь.
– Я это понял сразу.
Сашенька. – Кира. Приподнял бровь:
– Даже не слышал ни разу.
– Папа назвал. Он оригинал…
в честь коммуниста Кирова.
– Знаешь, мне нравится, – я сказал.
Смех зазвучал как лира.