Плесень духа (spiritum fingunt)

– В ручную кладь нельзя, – и отправила на приемку багажа в символическую очередь из трех человек.

Багаж отправился своей дорогой, я своей. Мимо очереди паспортного контроля по отдельному коридору прошествовал экипаж самолета Air France. Одинаковая элегантная форма и даже чемоданы в одном стиле в тон форме… Место перед крылом, литера F у окна, на два других так никто и не сел, словно кто-то оберегал меня от лишних разговоров. Впрочем, это можно списать и на не полностью заполненный салон лайнера, и необходимость равномерной загрузки самолета. По проходу проплыла, элегантно покачиваясь, стюардесса, опрыскивая салон дезодорантом. Конечно, экипаж ночевал в отеле, а самолет – на открытом воздухе, и промозглая весенняя сырость пробралась внутрь… Этого французский нос вынести не мог. Взлет прошел ровно, завтрак ничем не запомнился, кроме маленьких бутылочек вина. Франция началась прямо на борту.

Глава 2

Concorde Opera Hotel, Paris, France

Самолет выскользнул из облаков, плавно снизился и аккуратно коснулся полосы. Главный аэропорт Парижа и Франции имени Шарля де Голля встретил моросящим дождем и оставил в памяти желтые стрелки с изображением чемоданов и символов паспортного контроля. Надо отдать должное – обе процедуры прошли быстро и четко. Среди толпы встречающих я довольно быстро увидел темнокожего мужчину с нужной табличкой. На ней значилась моя фамилия и Concorde Opera Hotel.

Водитель немного говорил на английском, но, увы, так же мало, как и я… Доехали быстро.

– Да, воскресное утро и в Африке воскресное утро, – произнес я на родном языке, принимая чемоданы.

Мужчина засмеялся.

– Мерси, – добавил я, но не успел насторожиться, поскольку мгновенно был подхвачен вместе с чемоданом служащими отеля, причем меня отправили к портье, а чемодан, снабдив липкой наклейкой – в неизвестном направлении.

На стойке регистрации попросили паспорт, быстро порылись в какой-то папке и сообщили, что придется немного подождать, номер еще не готов. Я, собственно, на готовность и не рассчитывал, поскольку «check-in» в отеле наступал после двенадцати часов. Словно прочитав мои мысли, портье тут же пояснил, что они просто не предполагали, что я так быстро получу багаж и доберусь до отеля. Номер, как я и просил – повыше.

Такой просьбы я за собой не помнил, надо полагать, привет от подруги. Здравая мысль, что она никогда не звонит в отели и вообще из иностранных языков знает итальянский и немного немецкий, но никак не французский, выскользнула, не получив развития. Пройдясь по огромному холлу, я расположился в кресле недалеко от ресепшен и предался созерцанию архитектурного великолепия.

Поисковик в планшете заботливо подсказал, что отель Concorde Opеra был построен в конце XIX века как новый отель класса люкс в Париже, чтобы разместить состоятельных иностранных посетителей, приехавших в Париж на Всемирную выставку 1889 года. К столетнему юбилею отеля в 1989 году была предпринята тщательная реставрация фойе. С 1973 года фойе отеля получило статус исторического памятника. Удобное расположение, близость к вокзалу Saint Lazare, пересадочный узел метро – что еще пожелать гостю Парижа? Стойка персонала полностью соответствовала интерьеру. Служащие суетились, изображая занятость…

Портье, заметив, что я наблюдаю за ним, помахал рукой. Номер был готов.

Мне вручили карточку-ключ, вложенную в маленькую книжечку с вписанным номером комнаты, паспорт, визитку отеля и рекламу ближайших достопримечательностей и остановок общественного транспорта.

– Ascenseur l?, – произнес портье, внимательно посмотрел на меня и добавил, – lift there.

– Merci bien, – машинально ответил я.

Где-то в памяти застряла мысль, что французы простят вам незнание языка, обычаев, некоторую неловкость или оплошности всего за три слова – «Merci, pardon, bonjour», как бы коряво вы их не произносили. После выдавленного «bonjour» с вами даже могут согласиться говорить на языке заклятых конкурентов времен столетней войны периода 1337–1453 годов – английском.

И без этого любезный портье расплылся в улыбке, произнес целую речь, оставшуюся за гранью моего понимания, и я был сопровожден до лифта другим служащим.

Первый сюрприз ждал в номере – чемодана не было, пришлось спуститься в фойе.

– Pardon. Les porteurs de boire du thе, sorry, porters drink tea, – пояснил портье.

От столь неожиданного ответа мое лицо буквально вытянулось, служащий куда-то позвонил.

– Pardon. Go in the room.

Поднимаясь в лифте, я подумал: «Носильщики пьют чай, надо привыкать. Не факт, что багаж прибудет». К моему удивлению, чемодан прибыл раньше меня… На столике у окна появилась бутылка красного вина и два шоколадных трюфеля. На фирменной карточке отеля было написано: «Welcome present from the hotel». Начавшее зарождаться раздражение улетучилось бесследно. Быстро распаковав вещи, я заглянул в программу – после заселения свободное время. На завтра значилась длинная экскурсия, еще экскурсии, ресторан, посещение Мулен Руж (Moulin Rouge). Отсутствие трансферта до кабаре натолкнуло на мысль посмотреть, где это, и заодно прогуляться по Монмартру.

Из отеля налево, через переход в неприметный спуск. Недолгая борьба с автоматом по продаже билетов закончилась полной победой на пункте «Carnet 10 Ticket Metro BUS Plein tariff», что означало десять взрослых билетов. Приемник купюр зажевал синюю бумажку в двадцать евро, выдал сдачу и билет. Метро Парижа старовато, тесновато и темновато, но зато станции плотной сетью покрывают весь город. Впрочем, в воскресенье имеет значение только последнее – расстояние между станциями менее пятисот метров. Я быстро нашел ветку М12. Путь от Saint-Lazare до Pigalle поезд преодолел достаточно быстро. Затем пересадка на ветку M2, в сторону Blanche. Еще одна остановка.

Кабаре Moulin Rouge оказалось прямо на площади с одноименным названием. Фасад здания действительно выглядел как красная мельница… Впрочем, его уравновешивал зеленый ларек, закрытый железными крышками и расписанный разнообразными надписями, от понимания которых меня спасло незнание французского языка. Морось в воздухе отбила желание пройтись по бульвару и вернула меня в метро, расстояние около восьмисот метров до Anvers по ветке M2 поезд проехал за несколько минут.

Погода на boulevard de Rochechouart не изменилась. Стоило ли лететь так далеко, чтобы немного помокнуть, но я отогнал даже мысль вернуться в номер и улечься на кровать перед телевизором, поскольку она бы мне этого уж точно не простила и если бы не явилась прямо в номер, то потом… Осталось расслабиться и получать удовольствие. Я раскрыл зонт, заглянул в туристическую карту, выданную в отеле. Кафе в красных тонах напомнило мне Cafe Des Deux Moulins (две мельницы). Кафе-брассери из фильма «Амели», главная героиня которого работает там официанткой. Но изучение схемы разочаровало: заведение, ставшее знаменитым в 2001 году благодаря фильму, находилось недалеко от кабаре Moulin Rouge на улице Lepic. Возвращаться ради образа из кино грез не имело смысла.

Ну что ж, окунемся в атмосферу богемного квартала и парижский дождь, сначала вверх, по rue de Steinkerque к place Saint-Pierre. Улица как улица, кафе с завышенными ценами и неважным обслуживанием, магазины сувениров, людская толчея. Прямая туристская артерия к храму Святого Сердца.

Народ постепенно рассредоточился, и когда я оторвал взгляд от очередной витрины, церковь уже появилась в створе улицы. Здание сияло удивительной белизной в обрамлении черных ветвей деревьев, растущих по склону холма. Лирика «неба» хорошо уравновешивалась «меркантильностью земли», в углу сквера разместились ларек сувениров и ярмарочная карусель с аляповатыми лошадками. Оба украшения были раскрашены в веселом балаганном стиле, что особенно ярко выделялось на фоне храма и деревьев. Карусель не работала. Слева от всего этого имелась лестница. Желание пройтись по стометровому мокрому подъему перевесил фуникулер. Небольшая очередь на нижней станции Gare Basse, всего один компостер на «Carnet…», и стеклянная кабина поползла вверх, позволяя любоваться Парижем сквозь капли воды на стеклах, черные ветви деревьев и туман. Несколько минут – и сто десять метров пути преодолены. Станция Gare Haute. Дождь перестал, морось отступила, открыв белое сердце Парижа, точнее, Sacrе-Coeur, что в переводе с французского означает «святое сердце». Собор Сакре-Кёр – высотой девяносто четыре метра, возведен из редкого известняка, который при соприкосновении с водой покрывается белым налётом. Именно поэтому базилика Сакре-Кёр сверкает белизной, по той же причине камень разрушается. Как долго простоит сооружение – большой вопрос.

Наверное, в душе должен был родиться вопль восхищения и трепета, снизойти благодать, но струны божественной арфы молчали.

Информационные технологии разрушили миф, окно в небо для меня осталось закрытым. Может быть – внутри? А может быть, его тут вообще нет, только декорации к мешанине в наших головах и очередному политическому проекту. Над входом статуи Жанны д'Арк (справа) и святого Людовика (слева) работы Ипполита Лефевра. Над ними, в центре, возвышается белоснежная статуя Иисуса Христа. Он – покровитель Лютеции, столицы галлов? Или римлян разрушивших эту столицу и распявших его через пятьдесят два года на другой горе? Люди привыкают ко всему, парижане не исключение. Теперь причудливая имитация византийского храма, башня и белоснежный купол которого стали неотъемлемой частью парижского небосклона.

Собор Sacrе CCur начали возводить в конце XIX столетии по инициативе Католической церкви, желавшей искупить «преступления» Парижской Коммуны. Пресс-папье, придавившее грехи и впитавшее пролитую кровь. Но были и противники строительства церкви, они взяли реванш, присвоив расположенному у подножия монументальной лестницы скверу – скверу Вилетт – имя местного художника, который во время освящения церкви стал кричать «Да здравствует дьявол!». Так чей же теперь это храм, если его имя впечатано в основание изъеденного норами холма Монмартр и вплетено в священную молитву? Строительство Сакре-Кёр было начато в 1876 году, однако вскоре приостановлено из-за нестабильности почвы. В эпоху средневековья там располагались каменоломни.

Для укрепления фундамента пришлось снова изрыть холм. Сейчас возвышенность еще способна выдержать храм и толпы туристов, но если они вместе с базиликой даже и уйдут в объятия недр, останется великолепный вид на Париж. Отсюда город виден как на ладони, окруженный холмами, с клыками новостроек в юго-восточной части, на высотах пригорода Бельвиль и на западе в квартале Дефанс. В самом центре города – башня Монпарнас, а позади нее – высотные дома южных пригородов.

Внутри в этот час оказалось светло и свободно. Я шел под сводами вместе с редкими туристами, словно плыл по течению реки, и любовался убранством базилики. Меня совершенно не беспокоила «неовизантийская мешанина», как определили интерьер критики. Впрочем, католический праздник Святого Сердца Христова, в честь которого базилика Сакре-Кёр получила свое название, волновал еще меньше, как и большинство туристов. Для всех нас, иноземцев, детали мифов и междоусобиц местного населения, приправленные изрядной долей политической конъюнктуры своего времени, оставались лишь запутанной легендой, украсившей собой базилику.

Пустота. Убрать таблички – и останется только красивый камень. Немного постоял в центральном нефе, вялое течение посетителей вынесло меня вместе с какой-то экскурсионной группой к западному входу в собор. Гид закончил говорить на незнакомом языке, и толпа отправилась дальше, мимо пламени поминальных свечей, к главному выходу, а я не мог сдвинуться с места. Что-то тянуло меня к запертой двери. Девушка в длинном плаще с наброшенным капюшоном, как подобает в храме, обернулась, и из сумрака, скрывавшего лицо, прозвучало на моем родном языке:

– Кладбище Монмартр. Старый склеп на дальней аллее. Посети обязательно. После рынка. Там… – она указала рукой на дверь западного входа.

Я невольно повернул голову в указанном направлении… Мужчины чаще всего размышляют последовательно. Дверь как дверь, затем пришло ощущение чего-то знакомого в голосе, движениях, но когда я обернулся за пояснениями, уже никого не было. Начавшая выстраиваться логическая конструкция распалась. Вместо девушки уже образовалось несколько вездесущих китайских туристов с фотоаппаратами. Я вышел из храма.

Спускаться с холма той же дорогой не имело смысла, и я повернул направо, по Rue Azais. Azais – французский писатель, публицист и философ, символично… Еще направо, налево и открылся развал картин местных художников, кафе, пустые уличные столики под холодным апрельским небом и лавки с творениями местного бомонда. Одно из них привлекло мое внимание в пыльной витрине боковой улочки. Старый плакат с символом знаменитого кабаре Chat Noir – «Черная кошка», где зависала вся монмартрская богема от Ренуара до Модильяни.

Дверь бесшумно отворилась, звякнул колокольчик. Внутри было сумрачно, тепло и сухо, пахло пылью. Показалось, что я перешагнул невидимую границу времен и очутился в мире прошлого. Двадцатый век остался за мутным стеклом, а здесь царил…

– Кх…

– Вonjour. Pardon, – машинально произнес я.

Помещение осветилось. Электрические лампы, ровесницы плаката и пыли, давали специфическое желтое освещение. Но теперь стала видна вся комната, заставленная стеллажами с сувенирами, и прилавок, заваленный книгами разных исторических периодов, включая туристский глянец. Немолодой мужчина мгновенно оказался по ту сторону развала.

– Que veut monsieur?

Я улыбнулся и развел руками.

– Souvenirs?

Пришлось кивнуть. На прилавок были мгновенно извлечены бронзовые фигурки, фарфоровые чашки, балерины и прочий исторический и не очень хлам. Нужно было как-то выходить из положения…

– Сat!

Продавец замер. Я поискал глазами символ кабаре, и он нашелся на открытке, вставленной в книгу.

– О! Chat Noir! – воскликнул мужчина, протягивая потрепанное издание.

На книге красовался ценник в десять евро. Я вынул открытку и попытался объяснить знаками, что хочу купить только ее и согласен на цену, но господин прилавка оказался непреклонен.

– Kit! Jeu de documents!