Звезда бессмертия

Джек взглянул на хозяина тоскливыми глазами, приподнял голову, обмакнул в воду язык и пополз еще глубже под скамейку.

Было душно и как-то гнетуще тихо.

Олег открыл кран, думая, что собака хочет под душ, но Джек не вылез из своего укрытия.

– Ладно, пусть отлежится. Видимо, это от жары, – сказал Аксенов. – Ну, а мне, к сожалению, пора на плавбазу.

Проводив комиссара, они поспешили плотнее задраить за собой верхний люк – духота за стенами корпуса тримарана была нестерпимой.

– Сорок три выше нуля, – покачал головой Винденко. – А ведь уже далеко за полдень.

Они снова углубились в прерванное шахматное сражение.

В рубку поднялась Таня.

– Я не ослышалась? Мне почудился голос Андрея Ивановича. И не спала, вроде сознавала, что кто-то ходит по кубрику, что-то ищет, а глаз открыть не могу… И сейчас в затылке тяжесть, голова просто разламывается.

– Не мудрено, – ответил Александр Павлович. – Давление за час упало на пятьдесят пять миллиметров. А комиссар наш действительно был здесь. Почти час. Не захотел вас с Сережей будить.

– Сколько же это я спала? С обеда до самого вечера… Как быстро темнеет сегодня!

Олег посмотрел на часы.

– Что ты, Танюша, какой вечер? Пока только четверть пятого.

Он оторвался от шахмат, удивленно осмотрелся вокруг.

– В самом деле, Александр Павлович, темнеет. Что-то с часами, наверное. Крепко же мы с вами увлеклись!

– Погоди, Олег Викторович, дело не в часах. На моих столько же. И на индикаторе ровно четверть пятого.

Однако ясно-голубой еще четверть часа назад свод неба действительно быстро меркнул, словно покрываясь темно-желтой пленкой, которая с каждой секундой сгущалась, как бы сжимая пространство вокруг “Семена Гарькавого”. Далеко на западе сквозь эту желтую мглу едва угадывался расплывшийся красноватый диск солнца. Превратились в призраки, а потом вслед за солнечным диском вовсе исчезли небоскребы Джорджтауна и огромные океанские лайнеры на рейде. Черный, как смола, зловещий мрак окутал море и небо. Но длилось это недолго. Уже через пять-шесть минут по прозрачному куполу рубки, по парусам и пластику палубы что-то застучало едва слышно, издавая одновременно странный шорох, напоминающий возню полевки в снопе сухой пшеницы.

– “Хамсин”, – тихо сказал Винденко. – Добрался-таки от Гвианы сюда, в наш, как сказал Андрей Иванович, тихий уголок. Теперь становятся понятны и поведение Джека, и головная боль Тани, и непробудный сон Сережи. По-видимому, в рубке управления эффективность работы нашего кондиционера значительно выше, чем в кубрике. Это надо учесть в дальнейшем.

Черная стена песчаных туч вскоре посветлела. Все вокруг стало серым, пушистым. Видимость расширилась на целый кабельтов. На море просочился бледный, какой-то мертвый солнечный свет, и серо-зеленые впадины между легкими волнами зияли чернотой, словно страшные бездонные провалы. Небо, нависшее над тримараном минуту назад так низко, что, казалось, касается парусов, теперь отодвинулось, разорвалось на серо-зеленые хлопья, все больше приобретающие первоначальный цвет мглисто-желтоватой пленки. Вершины мачт, снасти и кромки парусов фосфоресцировали.

Но ни бури, ни шторма, ни просто крепкого ветра на “Гарькавом” так и не дождались. Их только отнесло от берега на пять миль. Промчавшись в верхних слоях атмосферы, “хамсин” выбросил в океан, словно ненужный мусор, тысячи тонн песка, поднятого в саваннах Гвианы, и умчался дальше на северо-восток, либо исчез совсем, насытившись тропической влагой Атлантики.

Еще семь дней болтались они по застывшему в удивительной неподвижности морю, то приближаясь почти вплотную к Джорджтауну, то удаляясь от берега во время отлива. Утром восьмого июня небо затянули серые тучи. К полудню стал накрапывать дождь и одновременно подул долгожданный северо-восточный ветер. Сначала робко, а потом все сильней и сильней погнал он тримаран давно рассчитанным курсом, и судно послушно устремилось вперед, раскрыв попутному нордосту все свои паруса.

Два дня за “Семеном Гарькавым” почти неотступно в зоне прямой видимости шли катамаран “Тирд Тертл”, яхта “Критерио-20” и болгарская “Кароли”. Аксенов рассказывал, что “Критерио-20” основательно отремонтировали на борту плавбазы, однако, учитывая, что виновен в этом был локальный ураган, о котором испанцы, как и другие участники, не получили предупреждения, ее команде отсчитали всего триста двадцать очков – ровно столько, на сколько отстала она от лидеров регаты.

В последнее свое посещение Андрей Иванович передал друзьям целую пачку советских газет и журналов, и все с интересом читали репортажи и заметки корреспондентов о старте и первом этапе состязания, рассматривали снимок, который, по словам Андрея Ивановича, обошел все крупнейшие газеты мира. На нем очень удачно был запечатлен момент выхода на стартовую отметку “Семена Гарькавого” перед бесконечным строем парусников, еще застывших в напряженном ожидании последнего выстрела стартовой пушки.

Утром следующего дня экипаж тримарана уже не увидел у себя за кормой паруса соперников. Однако за Гвианой, в территориальных водах Бразилии, его скорость опять упала. Дело в том, что в этом районе очертания Южноамериканского материка резко направлены к югу. Пришлось соответственно изменить курс. Однако северо-восточный пассат настойчиво отрывал тримаран влево, в просторы Атлантики. Автоматика повела корабль двойной лавировкой. На каждую зачетную милю теперь фактически приходилось проходить почти три, а иногда и больше. В результате при скорости двадцать восемь-тридцать узлов тримаран оставлял за собой только восемь-девять миль, а иногда и того меньше. С приближением к экватору все сильнее сказывалось влияние юго-западных пассатных течений, скорость которых увеличивалась с каждой милей к югу.

И если расстояние в триста двадцать миль от Джорджтауна до столицы Гвианы Кайенны они преодолели за тридцать два часа, то примерно такой же отрезок пути от Кайенны до устья Амазонки – штурмовали уже четвертые сутки.

Утреннюю вахту тринадцатого июня стоял Винденко.

В это время “Семен Гарькавый” пересекал двухсоткилометровую, усеянную множеством больших и малых островов, дельту великой бразильской реки. Океанская вода здесь утратила свою прозрачность – Амазонка несла в нее тысячи тонн песка и речного ила. Но даже сквозь серую муть было хорошо видно, что вода изобилует рыбой самой различной величины.

Сережа и раньше разнообразил их меню свежей рыбой, отлично освоив ловлю спиннингом. Но сегодня мальчик решил приспособить на задней штанге правого поплавка их небольшой кошелевый трал в надежде поймать что-нибудь покрупнее и поэкзотичней.

После завтрака на вахту заступил Олег, и Александр Павлович пошел помогать Сереже. Они долго что-то мастерили, прилаживали, доделывали, приспосабливая кошель к штанге, подгоняя ремни креплений, устанавливая прочные бандажи и карабинчики, вставляя в верхнюю часть трала жесткий остов, словно готовя его для приема акулы или морского льва весом в три центнера.

Ближе к полудню возня на палубе и правом поплавке прекратилась. И вдруг ровно в двенадцать раздался восторженный крик Сережи:

– Капита-а-ны! Та-а-ня! Скорее сюда!

Одним духом выскочил Олег на палубу. За ним из кубрика – Таня.

Сережа с багром в руках стоял на носу поплавка и жестами звал обоих поскорее заглянуть в кошель.

В его сетке, растянутой вдоль передней части поплавка, копошилось что-то огромное красно-зеленое, опутанное водорослями. Сверкая темными круглыми глазищами, беспрерывно вспенивая воду плавниками и мощным хвостом, эта странная рыба, а скорее крупный кальмар, всеми силами пыталась высвободиться из плена.

Олег и Таня перебрались к Сереже на поплавок и, наклонившись, старались получше рассмотреть странное красно-зеленое существо. И вдруг – они и опомниться не успели – Сережа с громким ликующим криком столкнул обоих в воду и сам, весело смеясь, прыгнул следом за ними. А “пойманный” в сеть кальмар вдруг встал на ноги и превратился в грозного бога Нептуна, одетого в красную спасательную куртку и увитого зелеными водорослями. В одной руке он держал копье с насаженной на него крупной трепещущей рыбой, а другой расстегивал шлем, на котором были приклеены два аккуратно отрезанных черных донышка от бутылок из-под шампанского.

– Поздравляю тебя, о прекрасная дева Татьяна, – громовым голосом, усиленным динамиками, изрекал бог моря, – и вас, храбрые отроки Олег и Сергей, с первым в жизни прохождением земного экватора и традиционным священным омовением в моих экваториальных владениях!

– Это вы отлично придумали! – звонко смеялась Таня. – И за сетку спасибо. А то пятнадцать дней в Атлантике, а купаемся все время под душем.

– Погодите, Александр Павлович! Рыбу-то вы мне отдайте! В ней, дорогой наш Нептун, килограмма полтора, не меньше, – потянулась она за рыбиной. – Прекрасный ужин будет для всех нас.

Неподалеку от Браганеи их снова навестили оба комиссара.

– Дистанция между вами и остальными участниками Регаты Свободы увеличивается с каждым днем, тихо и рассудительно говорил Аксенов, как о чем-то само собой разумеющемся. – Сегодня утром вам официально присвоено почетное наименование лидеров. Сейчас мы впереди от “Критерио-20” на шестьдесят две мили, вырванные не “безумным риском”, не “благоприятствующим ураганом”, как писали о первом этапе многие газеты. В последние пять дней при совершенно равных погодных условиях вы отвоевывали у очень сильных соперников милю за милей на глазах у всех. Вот почему в акватории Браганеи вас ожидает почетный эскорт из двенадцати катеров, которые будут сопровождать тримаран на протяжении двенадцати миль вдоль всей набережной, где уже сейчас собрались вас встречать сотни тысяч жителей города. Вас будут показывать по интервидению, и руководство оргкомитета фестиваля просит вас в связи с этим пройти вдоль центральной набережной в двадцати пяти-тридцати метрах от берега, как можно дольше пребывая на палубе и обязательно – в куртках лидеров.

Да, команде тримарана в виде поощрения за первенство по двум этапам насчитано пятьсот очков, а членам экипажа вручаются голубые куртки лидеров.

Их-то мы и прибыли вручить вам от имени жюри и оргкомитета.

– Нельзя ли, Андрей Иванович, избежать всей этой шумихи? – морщась спросил Олег.

– Нет, – решительно ответил за Аксенова Георг Георгов. – Праздник есть праздник. А наш фестиваль – это большой праздник молодежи всего мира. И он уже шагает по земле вместе с вами от страны к стране. Для вас сегодня предлагали даже остановить зачетное время, чтобы дать возможность журналистам, радио и телекомментаторам поближе познакомиться с тримараном и его командой. Но мы, то есть все двадцать комиссаров сопровождения, сославшись на то, что нельзя нарушать одно из главных условий регаты, не высаживаться команде и не принимать к себе на борт никого, кроме комиссаров регаты и членов регистрационных комиссий двенадцати утвержденных пунктов прохождения, – остались непреклонными. Договорились только о том, что после завершения почетного эскортирования к “Семену Гарькавому” поближе подойдет катер со спортивными журналистами, и шестеро из них зададут капитану Слюсаренко или членам его экипажа всего по одному вопросу. Эта своеобразная пресс-конференция будет проходить на ходу и также транслироваться по интервидению.

Праздник лидеров удался. Во всяком случае, так считала вся международная пресса. Он начался в семнадцать часов тринадцатого июня, а ровно через час закончилась и пресс-конференция. “Семен Гарькавый” не потерял при этом ни одной мили, ни единой минуты. Телерепортаж о празднике его команда смотрела у себя в кубрике вечером того же дня. Таня даже подключила видеозаписывающую приставку, чтобы кадры первого международного триумфа “Семена Гарькавого” всегда были у него на борту.

Нужно сказать, что в этот день “Семен Гарькавый” весьма успешно преодолел зону экваториального строго восточного – пассата и, распрощавшись с северо-восточным его братом, отдал себя в распоряжение юго-восточного. Судно шло теперь по отношению к ветру курсом галфвинд, который моряки еще называют “полветра”, когда ветер дует прямо или почти прямо в борт. Такой курс вполне подходил системе парусного вооружения тримарана. Оба его кливера и фор-стеньга-стаксель работали в этот и последующие дни с полной нагрузкой. А поставленные автоматикой поперек ветра грот-брам-стаксель, грот-бом-брам-стаксель, бизань и гаф-топсель надежно питали улавливаемые ими ветром основные паруса гондолы. На поплавках мачты были убраны. Фактическая скорость тримарана от Браганеи до Сан-Луиса, который они прошли в полночь, и дальше – почти до самого мыса Кабау-Бранку – крайней восточной точки Южноамериканского материка – составляла в среднем двадцать узлов, хотя примерно пять узлов ежечасно у него отнимало встречное Южное пассатное течение.

Утром следующего дня Таня предложила еще раз просмотреть телерепортаж, записанный ею вчера на видеопленку. Лицо у нее было немного грустное и растерянное.

– Ты знаешь, – призналась она Олегу, – что-то мучает меня со вчерашнего вечера, какая-то неясная мысль не дает покоя. И, кажется, связано это со вчерашним праздником. Что-то важное для всех нас промелькнуло у меня перед глазами. Промелькнуло и исчезло, оставив неясную тревогу и какие-то сомнения в душе… Давайте посмотрим все вместе.

Включили видеозапись. Смотрели внимательно.

Вот на экране появились катера эскорта, украшенные флагами расцвечивания и гирляндами цветов. Они со всех сторон окружают тримаран. Летят над океанским простором торжественные звуки встречного марша.