Виолетта, или Девушка со шрамом

– Нет.

– Говорил, что он без тебя не может жить?

– Нет. Разве сейчас говорят такие слова? Он мне сделал предложение. Этого достаточно.

– Как он это сказал?

– Он сказал: «Будешь моей?» Я спросила это что предложение стать женой. И он ответил: «Типа да».

– Он не стоял на коленях, не протягивал коробочку с колечком? – издевался Игорь.

–Нет. Ну, это же Жора. От него ничего такого не дождешься. В ту ночь, которая для нас должна была стать первой, он повел себя благородно.

– В каком смысле? Что он сделал?

– Он не сделал то, что собирался сделать.

– Расскажи поподробней, – попросил он, что-то предчувствуя.

– Я бы не хотела.

– Я прошу, расскажи, – настойчиво попросил он.

– Зачем тебе это нужно?

– Расскажи…

– Хорошо… Я оставила его в гостиной и пошла в ванную комнату. Приняла душ, выхожу в пеньюаре, а она открыл мой бар и сидит, выпивает. Я ему сказала: «Жора, что ты делаешь? Это первая наша ночь». Он говорит: «Мне нужно выпить». Я села рядом, выпила с ним. Попросила его пойти и принять душ. Он сказал, что в баню с друзьями ходил. Иногда от него плохо пахло. Как будто человек, не помывшись на себя лосьон поливает. Вообще он потливый. Это у многих бывает. Он еще выпил, взял меня за руку и повел в спальню. В темноте начал раздевать и… У него не получилось.

– Не понял, что не получилось.

– Темнота скрывает шрамы, – сказала она и отвернулась.

– Что скрывает? Так что случилось?

– Я боюсь полной темноты и замкнутого пространства. Это началось после того, как я не могла вылезти из горящей машины. – Она замолчала и продолжила. – Темнота скрывает шрамы… Я не хотела зажигать свет. Он, наоборот, хотел зажечь свет. Но я предложила ему включить ночник. Зачем я это сделала? Он нервно сказал, не надо, путь будет, как ты хочешь. Я стояла без всего перед ним. Обнаженная… Неожиданно он, словно что-то забыл, достал зажигалку и зажег ее. От огня я вскрикнула и увидела его лицо близко. Он поднес зажигалку ближе к моему лицу. Я оцепенела. Открытого огня я тоже боюсь с тех пор. И тут я увидела на его лице ужас и отвращение… Он увидел мои шрамы на лице и лицо его исказилось. Он смотрел на них, взял меня рукой за горло и стал сдавливать. Я испугалась, думала, он меня задушит. У него были такие страшные глаза. Это были глаза маньяка, патологического убийцы. Я видела, он хотел сделать мне больно и делал это. Я закричала, оттолкнула его и стала защищаться. Он словно пришел в себя. Потом долго просил прощение и говорил, что не знает, как это произошло и что на него нашло. Но те глаза близко от моего лица, полные ненависти и отвращения, я никогда не забуду. Я очень испугалась.

Она плакала. Слезы текли у нее по щекам. И в этот момент он будто заново увидел ее шрамы. И ему от них тоже стало не хорошо. Он отвел от нее глаза, чтобы скрыть свое отвращение.

– Это все из-за меня произошло. Из-за моего лица. Из-за шрамов. Он испугался меня, когда осветил лицо зажигалкой. Я видела на его лице обескураженность и тень гадливости. Именно эти чувства спровоцировали Жору на жестокость ко мне. Поэтому он схватил меня за горло. Жора не мог обладать мною, потому что все в нем, его тело и мозг, отвергали меня.

Игорь поднялся и сделал шаг к ней.

– Не надо плакать. Я прошу тебя… Прошу…

– Не нужно меня успокаивать.

Он взял ее за руку, поднял с кресла и прижал к себе.

– Что было дальше?

– Он уехал в тот вечер. А я напилась успокоительного и заснула.

Она заплакала навзрыд. Он обнял ее и прижал к груди.

– Тихо-тихо, не плач…

Плечи ее вздрагивали и не могли успокоиться. Он обнимал ее и ждал, когда она перестанет плакать.

– Это все из-за меня… Из-за меня… Из-за моего лица. Я никому не нужна… Никому…

Он стоял и не шевелился. Только сейчас он понимал, что ему нет никакого дела до ее лица, потому что в его руках плакала ее душа.

Когда люди находятся на расстоянии метра и полуметра, они не способны чувствовать другого человека. У них не возникает токов притяжения, сближения и взаимопонимания. Может появиться некое чувство отторжения или притяжения. Это при сильном взаимодействии эмоциональных, биологических полей. Человек только вошел в комнату, в вагон, в салон и уже возникает чувство притяжение или неприятия, желание сближения или барьер неприятия. Когда между ними двадцать сантиметров, десять или еще меньше, возникают робкие токи узнавания. И даже если было неприятие, оно видоизменяется, слабеет, преобразуется и может превратиться в симпатии. Начинаются токи понимания, сочувствия, появляются робкие ростки чувств, притяжение. Есть критическое расстояние между людьми, при котором происходит либо обострение негативного, либо взаимное проникновение потоков, прорастания из ниоткуда цветов понимания и рост симпатий. Возникают чувства, которые, как посланцы эмоций, несущие открытия и объяснения. И это все происходит без взглядов, без касаний или с таковыми. Когда же происходят касания, то это проявление доверия, поиски путей лучшего понимания. Часто люди находятся на расстоянии друг от друга, держат дистанцию, не позволяя никому преодолеть порог открытости и сверх доверия. Оболочки закрытости, сохранения внутренней энергии лишь касаются и препятствуют проникновению друг в друга. Но стоит лишь движением, словом, касанием преодолеть критическое расстояние, и все может измениться, и начнется притяжение, пойдут, потекут токи взаимопонимания.

– Ну перестань… Перестань… – просил он. – Не нужно плакать…

– Это все я… Я… Со мною все не так… Все не так…

Она в отчаянии вскрикнула, застонала и начала биться в его руках, метаться, мотать из стороны в сторону головой. И ее роскошные волосы ходили волнами справа налево и слева направо.

– Я никому не нужна…

Он удерживал ее и не давал проявить себя всю в отчаянии, не доводя до крайней степени.

– Я прошу тебя, не нужно… Не нужно этого…

Он не знал, как следует успокаивать девушек. Поэтому он прижал ее к себе, начал гладить, и она перестала биться в его руках. Чтобы у нее не повторился приступ крайнего отчаяния, он, заметив, что она успокаивается, тут же поцеловал, как когда-то в детстве его после наказания и просьб о прощении целовала мать. Это подействовало. И он стал целовать ее в волосы, в висок, в щеку. Она совсем затихла. И он замер. Одной рукой он теперь держал ее за талию, другой придерживал локоть руки, которую она ладонью положила ему на грудь. Ему казалось, что его рубашка на груди становится влажной. Ее горячее дыхание обжигала ему верхнюю часть груди и горло. Если сначала он испытывал к ней жалость, то теперь его тянуло к этой девушке. Ему и дальше хотелось обнимать ее. И вдруг он почувствовал, что его мужское желание начинает расти. Оно становится больше, крепче, сильнее. В нем боролось два чувства. Одно требовало, чтобы он положил ее на кровать, успокаивая, гладил и просил заснуть. Другое чувство просило и требовало его, чтобы он познал ее, познал до конца во всем ее естестве. И она что-то почувствовала и отвернула от него лицо, как будто ей было стыдно себя, своих слез и его жалости. Она чувствовала его жалость к себе, и за это ей было стыдно. Ей казалось, что возникло что-то неуловимое между ними. Но она боялась ошибиться в этом чувстве. Ей снова захотелось закрыться и не пускать его в свои мысли и свои чувства. Но он уже владел ими.

Он посмотрел на ее роскошные волосы. Она спрятала от него свое лицо. Ее волосы выглядели великолепными. Тогда из-за шрама показалось, что у нее ущербные волосы и зубы. Но это теперь он видел, что это не так. Он наклонился и прижался щекой к ее волосам. И она словно наполнилась чем-то большим и теплым. И это большое и теплое двинулось к нему. Он поцеловал ее в волосы и оставил свои губы в ее волосах. Она не двигалась. Он снова поцеловал ее в волосы, опустил голову ниже, отодвинулся слегка от нее грудью и поцеловал в ушко и в щеку. Она стала мягкой податливой и словно ждала от него чего-то еще. Он поцеловал ее в шею и дотронулся рукой, которой держал талию, до шеи. Белая, гладкая и зовущая, она ждала его поцелуев. И он снова поцеловал ее в шею. Он хотел поцеловать ее в губы. Но она отвернула лицо. Тогда он руками взялся за воротник халата и потянул ее вверх так, что ей пришлось встать на цыпочки. Она не могла ему сопротивляться и отводить губы в сторону. Он придвинул ее к своим губам, чуть наклонился сам, чтобы не сделать ей больно и поцеловал. Ее горячие сухие губы не ждали его и не раскрывались цветком. Он обнимал ее губы своими губами, и нежно в закрытом поцелуе провел язычком по ее сухим сомкнутым губам. Он целовал ее и водил по ее губам языком, пока они не раскрылись и не пустили его к себе. Он целовал ее, словно пил. Она не противилась и, словно боялась что-то сделать не так. В поцелуе, он распустил пояс ее халата и раздвинул шторки сложенного вовнутрь воротника. Посмотрел на ее грудь и увидел, что она такая, какой он хотел ее видеть. Он снова словно окунулся в свой поцелуй. Это был его поцелуй. Она не отвечала ему и как будто что-то ждала. Он раскрыл занавес ее халата, раздвинул рукой борта, и провел рукой по груди. Ощущая необыкновенную нежность, он дотронулся нежно до ее белоснежной груди. И она, уходя из поцелуя с гибким извивом, двинулась и чуть отодвинулась от него, не давая ему насладиться касанием ее груди. Он понял, что задел невольно сосок и причинил ей неудобство. Дальше он делал все так, чтобы не причинять ей неудобств. Он снова вошел с ней в поцелуй, положил руку ей на грудину между сосков и потом, не переставая целовать, взялся рукой за ее нежную грудь. Это добавило ему сил. Он снимал с нее халат. И как только чувствовал, что ей неудобно, менял движение, добиваясь того, чтобы халат сползал с нее. Она перехватила халат на поясе и попросила:

– Выключи свет…

Он боялся от нее отойти, не хотел потерять соединяющие нити сближения.

– Зачем?

– Выключи… Ночью шрамы не видны, – тихо и как будто много обещающе сказала она.

Он подошел к выключателю и выключил свет. Она тут же отпустила халат, и тот упал ей в ноги. Он вернулся к ней, взял за руку и подвел к постели. Опустился коленом на одеяло и потянул ее за собой. Она словно в чем-то сомневалась. Он потянул ее за руку вниз. Она оставалась на месте. Тогда он потянул руку дальше за себя так, что ее лицо приблизилось к его лицу. И он снова стал ее целовать. И в поцелуе она двинулась за ним. Когда она коснулась коленями постели он потянул ее дальше и перевернул лицом к себе. В темноте он видел только ее глаза. Когда он снова хотел ее поцеловать, продолжая действо постижения ее сути, она вдруг отвернулась и сказала:

– Я не уверена, что нам нужно это делать.

– Почему?

– Нельзя.

– Почему нельзя?