– Пора, – согласился Павел Григорьевич. – Я заранее распорядился.
Поднялись и пошли в баню. Скоро из парной уже слышались крики, кряхтение, пофыркивание и рычание.
Стол для пирушки Михеич, как всегда, накрыл в предбаннике. Тарелки рябили аппетитной снедью. Над ними возвышались бутылки с дорогим коньяком, водкой, минеральной водой и соками. Первым из парной в клубах пара вышел закутанный в белые простыни Илья Ильич. Илья Ильич Краткий до недавнего времени работал в администрации президента на хороших должностях и до сих пор имел выходы на нужных людей. Внушительными шагами, словно длинноногая цапля он подошел к столу и сел на стул, чувствуя себя римским патрицием на отдыхе термальных банях. Вдруг, спонтанно он встал и, весь мелко дрожа, подошел к вешалке, где висела одежда. Быстрыми ловкими движениями рук он обшарил все пиджаки и достал из черного большого пиджака Павла Григорьевича пухлый конверт. Он отогнул край и увидел зеленые. Нервно осмотревшись, словно искал, куда спрятать конверт, Илья Ильич, сунул конверт в свой синий пиджак тоже во внутренний нагрудный карман. И вот тут помутнение прошло. Его начала предательски мучить совесть. Илья Ильич страдал клептоманией. Он воровал не желая, и не сознавая того. Довольно часто у него случались воровские припадки с помутнением ума. Он ничего не мог с собой поделать и крал. В кампании друзей он старался этого не делать. Но в этот раз сдержаться не смог. И всегда в оправдание вспоминал все остроумное, что говорили в его кругах. «Главное, иметь не совесть, а хороший аппетит». И еще. «Если что-нибудь хочешь то, соблюдай не закон, а диету». Как только из парной вышли Сергей Львович и Гарик, он снова принял позу римского патриция, отдыхающего у терм. Последним в клубах пара вышел Павел Григорьевич. Когда налили спиртное, Павел Григорьевич сказал:
– Предлагаю выпить за мою команду.
Они подняли хрустальные стаканы и чокнулись.
Второй тост сказал банкир:
– За будущего президента страны.
Павел Григорьевич так расплылся в улыбке и так откинулся на спинку, что мог потерять над происходящим контроль, то есть равновесие и упасть со стула, который жалобно скрипнул.
Потом пили за дружбу, за успехи в бизнесе и за каждого персонально. Коньяк перетекал из бутылок в стопочки и из них в желудки присутствующих, давая энергию для общения. Глаза у игроков потеплели, движения становились плавными и не такими уверенными. Поискав на столе коньяк, Павел Григорьевич позвал:
– Милочка! Еще коньяку принеси.
Девушка не заставила себя ждать, появляясь с подносом и бутылкой коньяка, которая замерла на подносе, как ракета на стартовой площадке.
– Нимфа! – простонал Павел Григорьевич, глядя на нее.
Милочка поставила бутылку на стол. Глядя на нее Павел Григорьевич понял, что пора быть демократичнее и разрешить народу пообщаться с будущим президентом запросто.
– Садись, – показал он Милочке на оттопыренную коленку.
Милочка села. Народ всегда слушался своих руководителей.
Выпьешь с нами? – спросил по-свойски Павел Григорьевич.
Милочка кивнула головой, усаживаясь удобнее на оттопыренную коленку. Ей налили коньяка. Она взяла хрустальную стопочку в руки.
– За дам! – патетически сказал Сергей Львович, желая угодить Павлу Григорьевичу, и поднял наполненный коньяком хрустальный стакан.
– За дам, – сказал Павел Григорьевич, смеясь.
– За дам, если дам это глагол, – остроумно заметил Илья Ильич и поднял налитую стопку.
– Ладно, задом – так задом! – сказал Гарик с ухмылкой.
Милочка залилась смехом.
– Не задом, а за дам! – поправила она Гарика. – И за глагол тоже, – сказала она и лукаво посмотрела в глаза Павлу Григорьевичу.
Выпили. Павел Григорьевич, пьянея, начал гладить девушку, подбираясь к ее заповедным местам.
– Нимфа!.. Рыбка!.. – шептал он ей.
– Рыбка хочет плавать, – томно сказала Милочка и поднялась с коленки.
– Да, плавать, – встрепенулся Павел Григорьевич и, поднявшись, направился за девушкой в бассейн. – Киса!.. – шептал он. – Рыбка!
– Ему сейчас повезет в любви, – с сарказмом сказал Гарик. – Не хотите тоже развлечься? – спросил Гарик. – Может, и вам пригласить девушек?
– Нет, – сказал Илья Ильич сухо.
– Не сегодня, – ответил расслабленный и довольный собой Сергей Львович.
Павел Григорьевич торопился за девушкой. Милочка на ходу сбросила сарафанчик, расстегнула лифчик и подразнила им Семизадова.
– О-о! – покачала она ажурным бельем перед Павлом Григорьевичем, кинула лифчик в воду и прыгнула следом.
– Киса!.. Нимфа!.. Рыбка!.. – простонал Павел Григорьевич, спускаясь за ней по ступенькам в воду.
Милочка дала себя догнать и стала смеяться таким смехом, который все больше возбуждал Павла Григорьевича. Он обнял ее и прижал к себе, после чего они стали тонуть. Милочка, выныривая и хватая ртом воздух, простонала: «Утонем же…» Тогда Семизадов показал ей повелительно на дверь с надписью: «Массажная» и сказал:
– Туда!..
После массажа сразу всего тела Павел Григорьевич вернулся к друзьям в предбанник, и они еще выпили. Затем помылись в душе и надели футбольные майки и трусы. Сзади у каждого на спине было написано «Россия». У Павла Григорьевича на спине была цифра один, у Новосумова-Захребетского красовалась на спине семерка, у Ильи Ильича виднелась пятерка. И Гарик сидел за столом с шестым номером на спине. На груди у каждого можно было прочитать его имя.
Все пошли в игровую, где еще выпили, но уже за Павла Григорьевича, как за действующего президента. После столько выпитого спиртного сомнений в ином исходе приближающихся выборов не оставалось. За игровым столом Павел Григорьевич предложил продолжить игру.
– Я больше не… Не играю… – покачал головой Сергей Львович. – Не могу… Спать… Только спать…
Он поднялся и шатко пошел в соседний кабинет, где стоял диван и два кресла.
– Я тоже, – сказал Илья Ильич и, встрепенувшись, словно отмахиваясь от кого-то длинными руками последовал за банкиром.
За игральным столом оставались двое. Оба члены сборной «России». У одного на груди было написано «Паша», у другого на груди красовалось «Гарик».
– Я буду отыгрываться, – сказал Павел Григорьевич.
Горбоносый Гарик прищурился и молчал.
– Дашь отыграться? – спросил Павел Григорьевич.
– Дам, – сказал Гарик.
Ночь незримо обнимала двоих игроков и заглядывала непроглядной чернотой в окно.
За столом сидели Семизадов и Гарик. Очередная партия закончилась проигрышем Павла Григорьевича.
– Я буду отыгрываться, – упорно твердил Семизадов.
– Хорошо… Давай выпьем, – предложил Гарик.
– За меня, – тут же согласился Семизадов и поднял хрустальную стопку с коньяком, который им принесла Милочка.