Нет ответа, – движению нету конца:
я об этом впервые, шутя, рассказал,
и с боязнью, не стать бы мне модным,
лучше сразу обратно замолкну.
«Царский потерян след…»
Царский потерян след –
мы придумаем свой:
бегаем по росе,
скоро станем росой.
Где-то в траве лежит
мантия короля:
мёртв он? – скорее, жив!
ангел? – скорее, блядь!
Строить по новой нам
надобно гарнизон, –
угрожает страна
братская – слышишь зов?
Это славянский хор,
бычий, коварный залп:
думая о плохом,
их победить нельзя.
Я молоток беру,
ты за похлёбку скорей:
смерть красна на миру –
так побежим за ней!
Пусть и потерян след
царский… – нам нужен свой! –
бегаем по росе,
скоро станем росой.
«Это бывает единственный раз…»
Это бывает единственный раз:
вижу дворы в погрустневшей рассаде, –
облако спереди, облако сзади,
и на крыльцо в тот же вечер присядет
ангелов беленькая детвора…
Это бывает единственный раз.
«Пробежимся туда-сюда…»
Пробежимся туда-сюда –
не останется и следа.
Разве нужен особый след
тем, кто глух навсегда и слеп?
Всё же смелой стопой черкну,
оставляя свою черту.
Кто не глух до конца, кто зряч –
всё поймёт… И поймёт не зря.
«Преждевременно взял…»
Преждевременно взял
и утоп на костре, опалившем
всякий мой недоскок
и наивный в сердцах перегиб,
и судьба мне опять
самому же почудилась лишней,
и такое твердил
я себе, без конца: береги! –
изо всех своих сил
береги то, что вмиг утонуло,
то, что драмой в костёр
всеми косточками полегло, –
мне нельзя больше петь
без веселья, без чуда, понуро,
и на дно мне нельзя,
расшибая о сажу свой лоб.
Расправа
Замок на вспыхнувшую дверцу
назад уже не припаять:
хоть верьте, люди, хоть не верьте,
но эта дверь была моя, –
в неё прохожие стучали
и бормотали что-то в щель,
за ней послышалось – мой чайник
который час уже пищит!
Но спали пьяные соседи
и городили ерунду,
про то, как мальчик – я – засветит
на небе странную звезду,
мол, полетит на сей горящей
и черной от золы двери,
наверх, наверх, как дикий ящер,
над Переславлем, над Пари…