Ацтеки, майя, инки. Великие царства древней Америки

Рис. 32. В игре патолли, похожей на игру парчези, использовали доску в форме креста. И хотя эта игра была азартной, патолли была наполовину священной и находилась под покровительством Макуильшо читля («пять цветков»), бога весенней растительности

У ацтеков были и другие игры, в которые играли главным образом дети (аналоги этих игр есть и в нашей жизни). Это было временем отдыха маленького человека – до того, как обряды и беспросветный пессимизм жизни ацтеков обращали его избыточную природную веселость во что-то мрачное и печальное.

Рациональность правосудия

«Своды законов, – сказал Рабле (когда оставил далеко в прошлом «Пантагрюэля» и подобные сочинения и стал очень серьезным), – опираются на необходимость, а не на справедливость». И ацтеки согласились бы с этим. Они не знали слов «как будто», их правосудие было суровое, быстрое и не подлежало обжалованию. Какие были преступления? Кража, супружеская измена, богохульство, убийство и пьянство (если только это не было связано с обрядами).

Все эти преступления карались смертной казнью. Вряд ли народ, предававшийся массовым ритуальным убийствам, приходил в ужас от такой смерти. Однако здесь была основополагающая разница: война и ритуальное жертвоприношение, убийство и насилие во время сражения не имели никакого отношения к клану или племени. На практике это не отличается от явлений нашей собственной морали: «Нет нравственных явлений, есть только нравственное толкование явлений», мы награждаем убийцу во время войны и считаем убийство вопиющим явлением в мирное время.

Общество ацтеков – это касается любого общества – существовало (теоретически и по большей части на практике) ради блага своих составных частей. Понятия ацтеков о справедливости шли с древних времен. Кража для них была проступком, обычным наказанием за которое было возмещение убытка. За вещи, которые нельзя было возвратить, наказанием была смерть, или изгнание из клана (что было тем же самым), или обращение в рабство. Супружеская измена влекла за собой смерть, хотя тут были возможны варианты в зависимости от материального положения людей, в нее вовлеченных. Наказание соплеменников, которые ненадлежащим образом использовали «царский путь» (дорогу ацтеков), было суровым; ограбление купцов, занимавшихся «священным делом», каралось смертью (забиванием камнями) – торговля и царская дорога были священны и неприкосновенны. Наказанием за убийство была, естественно, смерть.

Самыми ужасными были преступления против религии. Ограбление храма, преступление, которое могло спровоцировать немилость богов, или сомнения в действенности молитв – короче, поношение чего-либо, что могло навлечь несчастье на все племя, каралось немедленной смертью. И в христианском мире не было иначе; вот сообщение из Севильи об аутодафе, опубликованное в 1579 году в Fugger News-Letters: «Третий приговор; Хуан де Колор, раб, 35 лет, оскорбил имя Пречистой Девы и других святых – ставил под сомнение сотворенные Ею чудеса… сожжен у столба».

Колдовство было самым страшным из всех преступлений. Одержимость этим заложена в глубочайших фибрах первобытной души, особенно если колдовство было направлено на кого-то из собственного клана. А навлечение смерти посредством колдовства считалось самым тяжким преступлением, более тяжким, чем убийство, – это был каннибализм, т. е. поедание плоти родича. Смертный приговор приводился в исполнение только после длительных пыток. Однако чтобы оставаться объективными, мы должны вспомнить, насколько были распространены ведьмы в нашем собственном мире. Была такая знаменитая ведьма Вальпурга Хаусманн, которая, как сообщалось в одном из выпусков Fugger News-Letters, в 1587 году призналась, что за тридцать лет убила сорок три ребенка. Епископ Аугсбургский вынес вердикт: «Лишить жизни через сожжение…» А другой ведьме, судимой за колдовские злодеяния, приговор был изменен «в результате ее горячей мольбы на более легкий… сначала она будет задушена и только потом сожжена».

Рис. 33. Правосудие у ацтеков, как оно показано во «Флорентийском кодексе» на рисунке ацтекского художника. Три вождя осуждают преступника за жестокое преступление и смотрят на приведение приговора в исполнение – казнь через удушение гарротой

Отправление правосудия было задумано таким образом, чтобы люди жили в гармонии между собой. (Оно не было предназначено для их соседей, так как все остальные люди были врагами.)

Ацтеки жили по законам гораздо более суровым, чем те, что мы устанавливаем для себя. В вечном театре кровавой резни и смерти, в котором жили ацтеки, надо было уметь приспосабливаться.

Лекарственные растения

Лекарственные растения ацтеков были очень разнообразны и представляли собой интерес. Мало народов в ранней истории человечества оставили такое всестороннее описание растений: хозяйственных, декоративных и целебных. Ацтеки, подобно всем другим «мексиканцам» до них, были более непосредственными метафизиками, чем мы сами. Они носили амулеты для защиты от болезней в виде украшения на руке, в носу; амулетом мог быть приносящий удачу камешек или ракушка, талисман, предотвращающий пагубное влияние. Болезни, которые причислялись к бедствиям, вызывались невидимыми силами; защититься от них можно было, воззвав к тому же самому средству. И хотя ацтекской медицине было кое-что известно о патологии, она была связана с магией и религией. А так как жизнь есть обманчивый сон, а физика часто спасает от метафизики, ацтеки, будучи хорошими травниками, применяли то, что знали, чтобы облегчить болезнь.

Лекарь (тиситль) появлялся в случае серьезной болезни. Он приносил с собой все принадлежности шамана (на театральном языке – реквизит): раковины, крылья орла, пучок волос, табак (чтобы очищать окуриванием). Тиситль начинал как массажист, растирая тело, чтобы найти и извлечь «волшебный дротик» (камушек, маленькую стрелу), который вошел в тело и «вызвал» болезнь. Одно из названий целителя происходит от слов тетла-акуисилике, или «тот, кто возвращает камень». Болезнь не была естественной, она имела мистическую причину. Ее приносили с гор ветры (ведь и мы верили в то, что лихорадка происходит от дурного воздуха; отсюда название – малярия), или бог дождя Тлалок за недостаточное поклонение насылал проказу, язву, даже болезнь ног (несчастье для людей, которые сами себе были тягловыми животными); или если влюбленные мужчина и женщина нарушали запрет на кровосмешение, они могли умереть от тлацоль-микицтли («смерть от любви»). Самым лучшим лечением такого стремления было вызывание духа плотского желания Тлацольтетео и посещение горячей бани (этот способ не сильно отличается от того, который описан в лимерике: «думать об Иисусе/ и венерических заболеваниях/ и риске стать отцом ребенка»).

Рис. 34. Лекарь за работой. Пожилая женщина, как показано во «Флорентийском кодексе», прикладывает листья к спине молодой матери

Если причину болезни, после того как магический предмет был извлечен, нельзя было легко определить, целитель давал больному настой коры олоиуки Так как это растение относится к роду дурман и обладает наркотическими свойствами, пациент начинал бредить и разговаривать и мог раскрыть причину своей болезни. (Этот же самый принцип лежит в основе наркотического лечения в современной медицине.) Когда этот фокус-покус заканчивался, целитель применял лекарства, одни – целесообразные, другие – неэффективные, а третьи (прямо как у нас) – смехотворные и даже вредные. Какими бы они ни были, индеец принимал их без возражений, боясь что-то изменить жалобами, которые могли ослабить их чудодейственные силы.

Какие болезни приходилось лечить ацтекам? Приблизительно те же самые, что поражали большинство американских индейцев до появления на континенте белого человека: простуды, грипп и другие респираторные заболевания; малярию; множество кишечных инфекций и заражений паразитами; проказу; кожные заболевания и, очень возможно, сифилис.

Ацтекские травники разработали классификацию растений, особенно тех, которые обладают терапевтическим эффектом. Большая часть этих сведений, по счастью, была собрана до начала завоевания и его последствий, которые привели к гибели ацтекского общества. Несколько таких описаний растений дошли до наших дней, например, The de la Cruz-Badiano Aztec Herbal, которое было составлено в 1552 году.

Травник владел полным спектром целебных средств, что было известно Хосе де Акосте, ученому-иезуиту, путешествовавшему по Мексике в 1565 году: «Скажу только, что во времена… мексиканских царей было много больших знатоков лечения болезней лекарственными травами, которые обладали знаниями о многих целебных силах и свойствах трав, кореньев, деревьев и листьев… Есть тысяча таких лекарственных трав, которые обладают очищающими свойствами, таких как корни гуануккоакана, Pignons of Punua, засахаренный гуануккуо, масло фигового дерева…»

Рис. 35. Мексиканские лекарственные растения. Из ацтекского сборника с описанием трав. Слева пейотль, справа эло-шочитль

Подобно всем лекарственным средствам, они состояли из равных частей лекарства, надежды и магии. Чтобы избавиться от нарывов, нужно взять листья тлатль-анкуайе, прикладывать их утром и в полдень и после прикладывания смывать мочой. Выпадение волос можно предотвратить с помощью лосьона, приготовленного из собачьей или оленьей мочи, смешанной с растением под названием шиу-амолли. Если в бою проломили голову, «на рану следует наложить толстый слой растений, растущих в летней росе, с крупинками нефрита, хрусталя и тлака-уацина, а также слой земли с червями, перетертой с венозной кровью и белком одного яйца; вместо крови можно взять сожженных лягушек». Способы лечения наводят на мысль о болезнях, которые поражали ацтека: он ел слишком много кукурузы, слишком мало мяса и недостаточно овощей; тропики собирали свою дань кишечными инфекциями; роды не всегда протекали легко. Раздражение глаз лечили, смешивая корень матлаль-шочитль с материнским молоком (предупреждение: страдающий от этой болезни должен воздерживаться от секса и носить на шее красный кристалл, а на правой руке – глаз лисы). Налитые кровью глаза, катаракту, опухоли в глазах лечили растениями, которые, как было установлено, обладали выраженным медикаментозным действием. Катары и простуды, обычные или осложненные, лечили, давая пациенту вдыхать аромат растения а-точ-йетль, которое представляет собой мяту болотную, используемую в коммерческой медицине.

Зубы у ацтеков обычно были хорошие, но люди часто страдали от распухших десен и боли. Лечили следующим образом: в зубе делали отверстие, в которое клали припарку из кактуса теночтли и муки.

Опухоли вырезали обсидиановыми ножами, а после хирургического вмешательства к ране прикладывали измельченные листья растений. «Болезни рук» лечили погружением рук в теплую воду, в которой были измельченные листья какого-нибудь вяжущего растения, после чего пациент должен был положить руку на муравейник и «позволить со всем терпением муравьям кусать свои больные руки». Боли в сердце, жжение в сердце, боли в боку, которые проистекали от чрезмерного употребления хмельного напитка октли, лечили другими травами.

Желудочные недомогания были частыми у людей, чьи внутренности кишели паразитами. В описании трав часто можно встретить лекарственные растения, которые убивают желудочных червей, лечат опухоли и дизентерию. Микстуру, которую ацтеки называли коаненепилли, использовали, «когда перекрыт выход мочи»; ее смешивали из горьких соков некоторых растений и «применяли как рвотное средство». «Если это средство не принесло пользы, – гласит травник, – то тогда нужно взять смолу очень стройной пальмы, накрыть хлопком, измазанным в меде и истолченным с травой уиуиц-маллотик, и все это осторожно ввести в мужской член».

Часто встречались такие заболевания, как подагра, инфекции прямой кишки и ревматизм («боль в коленях»). Еще чаще – «трещины в подошвах ног» у тех, кто много ходил и переносил тяжести. Существовали лекарства от лихорадки «с черной кровью» (которая хорошо диагностируется в травниках: «харкает кровью, тело дергается и поворачивается, пациент плохо видит»). Бывали случаи геморроя, который не являлся результатом, как часто предполагают, современных профессиональных стрессов. Но если кому-то нужно было пройти ацтекский курс лечения, то, наверное, лучше было бы остаться с геморроем («перед началом лечения пусть он убьет ласку и съест ее один вместе с кровью дракона (красная смола драконова и некоторых других деревьев. – Ред.)»). Стригущий лишай был свойственен этой местности; чесотка, расстройство пищеварения и бородавки – все это было составной частью житейских бед. Для всех недугов предлагались особые методы лечения. Тем, кто был «обременен страхом», нужно было только выпить порцию снадобья, приготовленного из травы под названием тонатиу-ишиу, смешанной с другими растениями, и сделать из него припарку, смешав с кровью волка, кровью и экскрементами акуэкуэ-ишойалотля, растертыми с морской пеной.

Вши на голове, душевное расстройство и козлиный запах подмышек излечивались, очевидно, без труда. Много хлопот было связано с родами, и существовало много средств для увеличения количества молока и для лечения уплотнений в груди. Знаток трав облегчал родовые боли, но его методы больше понравились бы Жан-Жаку Руссо, который популяризировал «благородного дикаря», нежели гинеколога: «Матку рожающей женщины следует промыть соком растений. В матку следует также ввести растертую траву айо нельуатль и экскременты орла…»

Рис. 36. Агава американская (метль), способ сбора сладкого сока этого растения и хранения его до превращения в забродивший напиток октли

До настоящего времени не было проведено всестороннего изучения болезней ацтеков. Ничто не свидетельствует о хирургических вмешательствах или трепанациях черепа, как в Перу. Однако отсутствие данных не окончательно, так как у нас имеется всего несколько останков скелетов этих людей. Но нет сомнений в том, что травная медицина ацтеков была хорошо развита. Безусловно, народ, который мог предложить лекарство для снятия «усталости у тех, кто осуществляет управление и выполняет общественные обязанности»[12 - Кора дерева кецаль-илин, цветы эло-шочитля и ицки-шочитля, плоды миндаля (тлапаль-какауатль), цветы какало-шочитля, уакал-шочитля, мека-шочитля, уэй-накацтли и все ароматные летние цветы, листья деревьев: а-илин, ойаметль, окотль, а-шокотль, эка-патли, тлако-ицки-шочитль, куаух-ииаухтли, томац– китль, ахуатль, тепейлин, айяух-куахуитль и те-папакуилти куауитль, цветущие растения с молодой порослью, которые собирают до начала ветров, – из всех этих растений, из одного за другим, отжимают сок и смешивают с чистой ключевой водой в новых сосудах. Все это настаивается один день и одну ночь, а затем туда добавляют для цвета красный сок дерева уитц-куауитль.], вероятно, обладал обширной фармакопеей или хорошим чувством юмора.

Также требуется кровь животных, а именно: рыжего оцелота, куэтлачтли, мицтли, окоточтли, белого оцелота, тлако-оцелотля. Их кровью, а также вышеперечисленными соками хорошо умащивают тело человека.

Эти лекарственные средства придают телу гладиаторскую крепость, уносят усталость и укрепляют сердце человека, изгоняя из него робость.

И все же приходило время – и это касается всех, – когда лекарства уже не могли помочь. С самого зачатия ребенка все члены клана и племени делали все возможное, чтобы помочь ему в жизни: его мать лишали девственности другие мужчины, а не его отец, чтобы зло, царившее повсюду, не причинило бы ему вреда; при его рождении звали жреца, чтобы свериться со знамениями и дать ребенку имя в счастливый день; от колыбели до смертельной болезни боязнь «сущностей», которые перемещаются в мире, недоступном органам чувств, никогда не покидала атцека. То, что человек делал или не делал, было всего лишь попыткой успешно пробраться между Сциллой и Харибдой по изменчивому морю жизни. Когда приближался конец, умирающий, вероятно, чувствовал, что было сделано недостаточно, чтобы умилостивить невидимые силы, что, наверное, где-то в пути что-то было забыто, где-то был допущен промах.

Теперь, когда силы были на исходе, умирающий знал, что одного понимания недостаточно, чтобы постичь мир; где-то должны быть доводы сердца. Сборник, описывающий травы ацтеков, дает последний совет; тиситль, «лекарь сверится со знамениями относительно того, умрет ли пациент или исцеление придет через глаза и уши… Отметина смерти – затемненность глаз… глаза становятся темными и невидящими… нос утончается… А также зубовный скрежет и… наконец, бормотание бессмысленных слов… на манер попугаев… Можно растереть грудь истолченной в воде древесиной сосны… или проткнуть кожу волчьей костью, или костью орла, или пумы… или можно повесить близко к его ноздрям сердце пустельги, обернутое в шкуру оленя… Если ничего не помогает, то смертельный исход неотвратим… и смерть пришла».

Восставшие из мертвых

В «Волшебной горе» Томаса Манна говорится: «Это факт, что смерть человека больше касается тех, кто остался в живых, а не его самого». Безусловно, это было справедливо в отношении ацтеков. Смерть усложняла все. Живым приходилось нести епитимью в разных видах за антиобщественный акт, состоявший в смерти их сородича. Означает ли для нас смерть конец раз и навсегда? Ацтек не знал, как ответить на это. Он не обладал тонкостью французского поэта, который ответил на вопрос о смерти, сказав: «Я есть – ее нет; она есть – меня больше нет». «Для ацтека, – пишет Жак Сустель, – жизнь и смерть были аспектами одной и той же реальности». Он не мог (так же как и вы, и я) представить себе, что его нет на свете.

Затем появилась «исповедь» – древняя, как человеческое общество; умирающий должен был исповедаться. Это очень важная часть христианского обряда и моделей политического поведения у коммунистов; эта традиция уходит в далекое прошлое. Исповеди обладали хорошим свойством, они были необходимы, чтобы нейтрализовать дурные воздействия со стороны умирающего. Например, ацтек верил, что акт умирания нарушал чистоту, так как смерть была формой осквернения общества. На самом деле существовала связь между умирающим человеком и смертью, некое партнерство, вроде того, что объединяет живущего человека и его имущество. Человек несет ответственность; он является молчаливым соучастником постоянно растущего зла. Он должен исповедаться.

Для этого призывали колдуна. Он приходил, сверялся со священным свитком и окуривал умирающего табачным дымом; к богам возносились молитвы, чтобы он умер, как подобает ацтеку. Затем начинались приготовления тела к погребению. Сначала в рот покойника клали кусочек нефрита, который должен был занять место его сердца. Это не было похоже на обол (серебряная, позже медная монета, У

драхмы. – Пер.), которую древние греки клали в рот умершему, чтобы тот мог заплатить Харону за перевоз через подземную реку Ахерон. Скорее это был символ сердца – «сердце из нефрита» – в его путешествии в потусторонний мир. Приготавливалась еда, в сосуды наливались напитки, завершалось изготовление мумии. Следующим шагом было погребение. Для умерших ацтеков были открыты два пути, но выбор на самом деле зависел от положения в обществе. Если умерший был обычным индейцем, то тело пеленали в ткань, обвязывали веревкой и украшали бумажными флажками; погребальные песнопения (миккакуикатль) вкладывались в уста мертвых через голоса живых:

Куда мне идти?
Куда мне идти?
Дорогой бога двойной сущности.
Твой дом, случайно, не там, где обитают бессмертные?
Он, случайно, не на небесах?
Или он здесь, на земле,
Только там, где обитают бессмертные?

Смерть волнует и первобытных людей, и цивилизованных, так как умереть, по крайней мере, для ацтека означало совершить действие непредсказуемо далеких потенциальных возможностей. Умершие в действительности продолжали жить: они просто перешли с одной ступени развития на другую; они были невидимы, неосязаемы, неуязвимы. Мертвые (или лучше, по их ощущениям, восставшие из мертвых) становились невидимыми членами клана. Тело обычного человека, спеленутое тканью и связанное в смертельный тюк, имело одни вещи для жизни, а другие – для его путешествия из смерти в жизнь. Затем умершего кремировали, а пепел помещали в горшок, на который клали кусочек нефрита; горшок хранили в доме.

Кремации подвергали всех, за исключением тех случаев, когда речь шла о высокопоставленных лицах; вождей помещали в усыпальницы. «Анонимный завоеватель» после разграбления Мехико-Теночтитлана нашел одну из таких гробниц. Там он обнаружил сидящую мумию с личной эмблемой и мечом и драгоценные камни стоимостью до «трех тысяч кастельяно».

Усопшие отправлялись к тем духам-покровителям, которые защищали их в жизни; рыцари Орла, воины, отважные женщины (считались наравне с воинами) отправлялись в страну бога дождя Тлалока. Он также сердечно принимал души тех, кто ушел из жизни утонув, ведь он был богом воды. Какие поступки человек совершал или не совершал в жизни, не имело отношения к степени его бессмертия; поведение при жизни не определяло место души в мире теней. «Мир, – пишет доктор Вайян, – по вертикали был поделен на небеса и преисподние (у них было тринадцать небес и девять уровней преисподней), которые не имели значения с точки зрения морали». Только профессия при жизни и то, как именно умер человек, определяли, куда отправится душа умершего. Воины отправлялись после смерти в восточный рай, благоухающий цветами; женщины, умершие при родах, – в западный рай и возвращались на землю, чтобы являться детям и постоянно раздраженным женщинам. Те восставшие из мертвых, которые не были отнесены к какой-то определенной категории, отправлялись в Миктлан. Это был поистине via dolorosa[13 - Мучительный путь (исп.).]: нужно было переправляться через реки, взбираться на горы, пересекать пустыни, терпеть ледяные ветры и дожди; умершим были очень нужны все те амулеты, которые оставшиеся в живых положили в их погребальный костер в качестве талисманов им на дорожку. Когда душа прибывала в царство владыки мертвых, ее отправляли в одну из девяти преисподних; кусочек нефрита, вложенный в рот трупа до обертывания его тканью, оставлялся в качестве залога в седьмой преисподней.

Рис. 37. Похороны ацтека

Несчастные человеческие существа, мы нуждаемся в иллюзиях, даже умерев. Так как человеку, первобытному или цивилизованному, непереносима мысль о механистическом толковании вселенной, он не может постичь тот факт, что, когда человека нет, он перестает существовать. Неведение является не единственным необходимым условием счастья, это условие самой жизни; чувства, которые делают жизнь сносной для всех, вытекают из обмана и питаются иллюзиями.

«Мы не верим, – говорили ацтеки, – мы боимся».

А тем временем живые должны были находиться в трауре в течение восьмидесяти дней. Существовали разнообразные ограничения и запреты на пищу, одежду и занятия сексом; нужно было регулярно класть пищу у урны с прахом, возносить молитвы, делать жертвоприношения кровью, протыкая себе уши и язык. Все это необходимо было делать, чтобы заручиться добрым отношением к себе усопшего; его недовольство могло иметь ужасные последствия и подвергнуть живых двойному возмездию: со стороны справедливо обидевшегося мертвеца и со стороны сородичей клана, которым пришлось бы коллективно переносить последствия гнева умершего. Через восемьдесят дней запреты снимались. Они периодически повторялись на протяжении четырех лет: «Ведь… дело в том, что смерть человека больше касается живых, чем его самого».

Такой, от материнского лона до могилы, была повседневная жизнь простого ацтека, стоящего в основании пирамиды ацтекского общества.

Рис. 38. Монтесума Шокойоцин – Монтесума II, младший (р. 1466, правил с 1502 или 1503 по 1520). Будучи Говорящим Вождем, он правил в Мехико, когда страна достигла своего расцвета. И хотя материалы, из которых была сделана его одежда, были более высокого качества, в основном они были того же покроя, что и у его подданных: плащ, набедренная повязка и сандалии. Его головным убором была корона