Возвращение Жигана

Когда гроб задвигали в серый автобус, исполнявший в нашем городе обязанности катафалка, ко мне подошел старикан в очках и, похлопав меня по руке, сказал:

– И это надо пережить, Жорочка.

Я хотел было сказать ему, чтобы обошелся без фамильярностей, но осекся, узнав в нем нашего с Олегом старого учителя литературы Павла Ивановича по кличке «Компот». Кличка эта явилась производной от «комбата», а наш кроткий учитель на фронте и в самом деле командовал истребительным артиллерийским батальоном и, говорят, давал фрицам прикурить.

– Сам-то при деле или как? – продолжал интересоваться Компот.

– Да, у меня все в порядке, работаю на фирме, – отвечал я.

– Вот и хорошо. Надолго к нам? Нет? А жаль. Увидел бы, как много изменилось в городе за эти годы.

– Я уже замечаю.

_ Да, все меняется, хотя и не так быстро, как хотелось бы. Но все-таки когда-нибудь все наладится. И тогда, слава Богу, люди будут нормально воспитывать своих детей – так чтобы они любили свой дом, любили жить в доме, а не скитались по улицам.

– Да, хотелось бы знать, кто придет на смену нынешнему поколению, – в тон ему ответил я.—Но не думаю, чтобы они были лучше нас.

_ Перемены должны быть. И они обязательно будут.

Я посмотрел на собеседника. У него были песочного цвета волосы, очки и желтая кожа на лице. А возраст не поддавался определению.

У гроба, кроме нас с Диной, стояли еще две соседки.

Мужчин было катастрофически мало, учитывая, что мне как прямому родственнику те же обычаи не разрешали носить гроб. Однако его уже надо было поднимать и тащить, а тащить было некому. Положение спасли двое мужчин, которые пришли к самому выносу тела: один лет пятидесяти, второй – двадцати трех – двадцати пяти. Сразу можно было сказать, что они бармены. Отличительная черта профессии – шея в белоснежном воротничке и при бабочке. Но все их изящество пропадало при взгляде на пыльные ботинки. Они подошли и встали чуть поодаль от нас, склонив головы и опустив руки. Затем, когда пришло время, они бодро подхватили гроб спереди, а мы с Компотом взялись сзади. Никогда не представлял, что это окажется такой тяжестью. Сбоку забежал еще и шофер автобуса, спасибо ему. Музыка грянула дурным медным ревом.

Неожиданно нести мне стало легче, я оглянулся и чуть не обомлел, увидев мента в форме, который подменил меня у гроба и тихо сказал:

– Давай, давай, отойди, не положено тебе.

– Дабыч! – тихо простонал я, узнавая закадычного друга своего раннего детства Сережку Дабытова, белобрысого мордастого паренька. Таким же белобрысым и мордастым остался он спустя двадцать лет, только взгляд стал посерьезнее.

– Потом поговорим, – бросил он сквозь зубы.

Поговорили мы в катафалке.

– Надолго сюда? – спросил Дабыч.

Я отрицательно помотал головой и спросил в свою очередь:

– Ты знаешь, как он умер?

– Разбился на…

– Я имею в виду, как он на самом деле умер.

– Официальная версия… – начал было он.

– Но ты же знал Олега!

– Меня не допустили к материалам следствия, – пробормотал он. – Но формально все было чисто. Мост, разбитый автомобиль, содержание алкоголя в крови…

– В крови моего брата не мог содержаться алкоголь, и ты это знаешь, – упрямо повторил я. – Значит, ты ничем не лучше его убийц. А может быть, и заодно с ними.

Он встал с сиденья, подошел к шоферу, что-то сказал.

Тот остановил машину и открыл дверь. Дабыч вышел, не попрощавшись и не посмотрев на меня.

К кладбищу мы спускались вниз с холма. Было светло, дул ветер, и без того тусклое солнце застилали низкие серые рваные облака.

На кладбище бармены стояли чуть поодаль, склонив головы и опустив руки.

Пока Компот толкал речугу, я держал Дину за руку. Небритый могильщик в старом выцветшем военном мундире пялился на девушку. Старый, грязный козел! Встретившись со мной взглядом, он едва не свалился в могилу.

– Да будет земля ему пухом! – провозгласил в заключение Компот.

Я нагнулся и взял в обе руки по горсти земли – себе и Дине. Бармены подошли ближе и тоже взяли по горсти.

Мы присыпали землей опускавшийся гроб. Бармены отступили за наши спины. Старший поднес руку ко рту и прокашлялся. Второй беспрестанно чистил манжеты.

Поначалу Дина беззвучно плакала, но вскоре сникла.

Могильщики принялись орудовать лопатами. Было холодно. Неподалеку две молодые женщины в серых косынках пробирались между оградками и остановились, чтобы посмотреть. А потом смотреть стало уже не на что. Все кончилось.

Я увел Дину от могилы. По пути к автобусу она задержалась и оглянулась назад, наверное, для того, чтобы до конца осознать случившееся. Бармены шли за нами.

Мы уже разместились в автобусе, когда я оглянулся и посмотрел на ворота кладбища. У ограды стояла эффектная блондинка в ярко-красном пальто, перетянутом в талии поясом.

– Это Рита? – спросил я у Дины.

Она кивнула. Женщина стояла неподвижно. Дина по-прежнему плакала.

– Подождите минуту, – попросил я шофера, а затем обратился к барменам, направляющимся к своей машине: – Я очень прошу вас помянуть с нами Олега.

Они переглянулись, затем старший взглянул на часы и кивнул. Я пошел к Рите, которая и не думала двинуться мне навстречу. Она была недурна собой – одна из тех кисок, что проводят большую часть жизни в кабаках и чужих постелях.

– Я был уверен, что вы не придете. Вы же сами сказали… – начал я.

– Я передумала.

В ее интонации проскользнул московский говорок.

– Я рад. Мне нужно поговорить с вами.

–О чем?

– О Дине, – солгал я.

Женщина посмотрела на ожидающие машины.