Миллион алых роз

– Спасибо. Сейчас прямо туда.

– Не спеши. Мои ребята подъедут, отдадут её телефон. Заодно и отдашь владелице.

– Ещё раз спасибо.

х х х

Светлана вскоре выписалась из больницы, но работать секретарём больше не могла: ей всё ещё было нежелательно наступать на больную ногу. Леонид Петрович устроил её экономистом в сборочный цех. Там как раз освободилось местечко.

Да и не хотелось больше в секретарши. Эконмистом гораздо спокойнее. Сергея Николаевича она постаралась выбросить из головы. Не сразу это получилось, но получилось.

А вскоре он вместе с «пожарной командой» уехал «тушить» очередной объект.

Оно и к лучшему.

Глаза

У неё прозрачные глаза. Чуть голубоватые, если смотреть издалека, как два кусочка льда. И такие же холодные.

Если долго глядеть в её глаза, начинаешь замерзать. Особенно сильно холодеют руки. Словно я взял ледяную глыбу и начал голыми руками лепить из неё женщину, оттаивая лёд теплом своих ладоней.

У неё солнечные волосы. Такая замысловатая солнечная корона. Как бы я хотел видеть, когда она дома, поздним вечером, перед зеркалом, разбирает свою корону. Какой солнечный водопад должен струиться по её прекрасным обнажённым плечам.

Она не улыбается. Совсем. Нельзя же назвать улыбкой едва заметное подёргивание уголками губ.

Губы.

Как жаль, что у меня нет какого-нибудь, пусть самого захудалого царства. Я бы отдал его всё, а не половину, за то, чтобы лишь на миг прильнуть к её губам

Нельзя мечтать о несбыточном.

Женщина не одна. За одним столиком с ней сидит сам… Да, он: раскрученный актёр, кумир и бог всех российских девушек. Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять нехитрую истину: он добился от неё всего, чего хотел. Теперь ему скучно с ней. Он кокетливо поглядывает по сторонам, в поисках новых поклонниц.

Как небрежно и лениво цедит он сквозь безупречно-белоснежные зубы обязательный набор банальностей и пошлостей, даже не утруждая себя подбором чего-то нового и оригинального. Даже у меня вянут уши от его словесных помоев. А она ничего: слушает. Словно так и надо. Правда, не улыбается. А он явно рассчитывает на её улыбку, где-то даже на смех.

Хоть в этом тебе облом, самодовольная морда.

Я сижу за соседним столиком, как раз напротив неё. Ресторан маленький, народу немного, всё отлично слышно. Каждое слово артиста, произносимое с презрительным, барственным апломбом.

Нет, я не пьян. Во всяком случае, от вина. Я, конечно, пью, но не водку, не коньяк, не виски, не шампанское. Обычный чёрный чай, правда, с лимоном. Чтобы как-то уравновесить своё отношение с официантом, я заказал несколько дорогущих блюд, которые так и стоят нетронутыми на моём столе. Официант, при желании, может всучить их другому клиенту. Или унести домой.

Но это так, к слову.

Я пью чай (с лимоном) и любуюсь ею. Она меня не замечает. Как говорится, в упор не видит. Ничего удивительного.

Кто я?

Не вор в законе, не киноартист, не рок-музыкант, не футболист, не хоккеист, не модный портной, не акционер «Газпрома», не высокопоставленный чиновник.

Я – офисный «планктон», то есть человечек с маленькой буковки, человечишка без имени и даже без судьбы. Обычная среднестатистическая единица со среднестатистической зарплатой. Как я попал в этот ресторан для избранных мира сего? Случайно. Шёл мимо, заглянул в окно, увидел её, и зазвучали, зазвенели какие-то струны в моей груди.

Теперь вот сижу за соседним столом, пью чай с лимоном и пытаюсь осмыслить происходящее в этом зале.

Я набрался наглости, встал и прошёл в сторону туалета, причём прошмыгнул совсем рядом с её столиком, едва не задев женщину. Какой весенней свежестью, каким волшебным благоуханием повеяло на меня. Я едва не потерял сознание от аромата её духов.

Сейчас середина ноября, за окном снег с дождём и ледяной пронизывающий ветер.

Возвращаясь обратно, я споткнулся перед ней – совершенно случайно – и едва не упал на неё. Она повернула голову в мою сторону, и наши взгляды встретились. На миллиардную долю секунды.

И что-то мне показалось, что-то почудилось в её взгляде. Не знаю что, но что-то такое, отчего за моей спиной моментально выросли крепкие, упругие белоснежные крылья.

Жаль, она не увидела моих крыльев, а то бы непременно бросила своего зазнавшегося кавалера и, смущённо улыбаясь, подошла бы ко мне и спросила тихим, ласковым голосом:

– А они настоящие?

– Конечно, – так же тихо ответил бы я. Хочешь потрогать?

Я повернулся бы к ней спиной, и она бережно погладила бы моё белоснежное великолепие.

– Хочешь полетать? – спросил бы я.

– А разве можно? – ответила бы она, радостно глядя на меня вмиг растаявшими льдинками.

– Конечно можно. Забирайся на кушёлки.

Она села бы мне на спину, я бы расправил крылья, окно бы распахнулось, и мы бы вылетели через него на улицу, направлясь прямо к вспыхнувшему в небе сиятельному солнцу.

Если бы, да кабы…

Как жутко жить на белом свете. Как страшно. Почему люди так одиноки? Почему они тысячи лет бредут и бредут по разбитой миллиардами путников дороге и никак не могут обрести свою второю половинку?

А если находят, почему это приносит лишь дополнительные страдания?

И что скрывается на самом донышке её таких прозрачных глаз?

Нет ответа.

Юбилей

Господа!

Сегодня, без преувеличения, исторический день! У нас – юбилей. Что там юбилей. Юбилеище! Грандиозный, феерический, лучезарный. Исполнилось ровно пять дней со дня выхода первого – и пока единственного – номера нашего еженедельника: «Сплетни и домыслы».

С нескрываемой гордостью докладываю, что за это время тираж нашего еженедельника вырос на четыреста процентов и на сегодняшний день составляет четыре экземпляра. Но наши головы не закружились от ошеломляющих успехов, и мы крепко держим руку на пульсе читательского интереса. Достаточно сказать, что всех своих подписчиков мы знаем поимённо. Не буду отнимать ваше драгоценное время и перечислять имена этих идио…тов-варищей.

Только подумайте, господа: каких-то пять дней назад никто даже не подозревал о нашем существовании. А сейчас только и слышишь со всех сторон: «Сплетни и домыслы, сплетни и домыслы…»

Приятно, не буду скрывать, очень даже приятно. Но рано, рано, господа, успокаиваться и почивать на лаврах. Есть, есть над чем поработать. У нас должны быть самые свежие, самые волшебные сплетни, самые виртуозные, самые фантастические домыслы. Но разве можно ограничиваться столь малой толикой материала? Надо смотреть шире, копать глубже.