– Сказать не могу.
– Не пойдёт.
– Не могу, – дёрнула она головой так, что всколыхнулись волосы, – не могу и всё, ты солдат, должен понимать.
– Хорошо, тогда твоё мнение? Интересно узнать, что обо мне думаешь ты.
– С тобой история непонятная, приказ относительно тебя спущен как минимум не с уровня начальника группы.
– Поясни, – требует Тим.
– Я пояснила, – вскидывается женщина, – приказ пришёл с более высокого уровня. Чтоб ты понимал, начальник группы департамента имеет очень высокие полномочия.
– А откуда ты знаешь, что приказ пришёл не с его уровня, а выше?
– Давай не будем лезть в дебри, есть масса признаков, озвучивать которые я не буду, не хочу тратить время.
– Торопишься?
– Не буду, – повторяет она.
– Два примера, – упёрся Тим, – я должен понимать, о чём мы говорим.
– Какой ты тяжёлый.
– Стремлюсь соответствовать.
– То, что за тобой отправили меня, пример первый. То, что я ничего о тебе не знаю, – второй. Со мной это впервые, – добавляет она, – теперь доволен?
– Пока да.
– Моя очередь. Кто ты, Хал тебя родил, такой?
– Тим Вирон, рядовой, третий гурт, первый взв…
– Я о другом, – перебивает она.
Тим ещё раз пригубил напиток, и под сводом трапезной послышался его тихий голос. Рассказ занял несколько минут, в которые Тим правдиво уложил историю своей жизни, оставив за скобками лишь несколько отдельных моментов.
– Вот так, – закончил он монолог, – больше мне сказать нечего. Почему кто-то проявил ко мне интерес, я хоть убей не знаю.
Какое-то время Аня молчит.
– Значит, Вирон, – привычно сдув с лица непослушную прядь, заявляет она, – у вас нет фамилий, поэтому ты Вирон?
– Так.
– Соль твоей жизни – Вирон, остальное – шлак, – озвучивает она мысли. – Если не врёшь, то интересен ты, на мой взгляд, как житель давно потерянной колонии. Что там настолько необычного, что за тобой отправили меня?
– Всё необычное, – слышит она его смех, – от отсутствия элементарных условий до стремящейся сожрать тебя фауны.
– И всё же?
– За прожитые на Вироне годы я, может, пару сотен раз вышел за частокол. Из них раз двадцать мы отдалялись от поселения на несколько дневных переходов и только раз уходили километров на сто пятьдесят. Будь на этом клочке что-то необычное, я бы помнил.
Аня замолкает.
– Я тебе свою историю выложил, – напоминает Тим о себе, – может, в ответ что расскажешь?
– Ты понял, откуда вопрос о ДИ-107? – словно не слыша, спрашивает она.
Тим кивает.
– Мои рекомендации бокса восстановления присутствуют, – продолжает Аня, – я две недели на раздаче получала три вида восстанавливающих смесей, и это норма, – говорит она, – а вот ДИ-107 не норма. Я о подобном не слышала, хотя в инженерии и создании управляющих систем хорошо разбираюсь. У меня профильное образование.
– Поэтому штрафников возишь, – улыбается Тим.
– Увы, крайне редко. Конвой для меня отдых, своего рода привилегия, которой я охотно пользуюсь. Разгрузка для головы, конвой – то место, где не надо думать
– Не надо думать, – вспоминая парализующие удары током, повторяет за ней Тим.
– Так вот, – продолжает она, – о ДИ-107 я ничего не знаю.
– Я тоже, – признаётся Тим.
– Твой бокс не дал данных по динамике хода восстановления. Мой дал. И карту, и графики с отдельной раскладкой периодов. Твой закрыл всё, но отчитался, что ДИ-107 в режиме восстановления. Так? – спрашивает она, глядя ему в глаза.
– Так.
– Приходим к тому, что ДИ—107 есть прибор, переведённый боксом восстановления в определённый режим. Ты машина? – всё так же пристально глядя ему в глаза, спрашивает она.
Она не шутит, и Тим это видит. К подобному заключению рыжая пришла явно не только что, и к её словам он отнёсся серьёзно. Тим пытался поставить себя на её место и даже местами предугадал направление её мыслей, но вот версия с машиной ему не пришла.
– Я не машина, – внятно, чтобы Аня хорошо слышала, говорит он, – и даже не вздумай пробовать это проверить. Поняла меня?
– Как себя по физике чувствуешь? – игнорируя вопрос, гнёт она свою линию.
– Ты поняла? – хмурит Тим брови.
– Поняла. Так как чувствуешь?
– Хорошо.
– При этом никаких упражнений и восстанавливающих смесей?
– Никаких.
– Здесь не поняла, – заключает она.