Танец песчинок

– Очень полезная информация, – по тону сложно было определить, издевается Легба, шутит или пытается говорить серьёзно. Последнее было маловероятным, но я решил не сообщать, что шутка вышла так себе. Не мне оценивать чужой юмор, и уж точно не сегодня.

– Вот и я так думаю, – достав из кармана плаща фотографию убийцы, я перекинул её сидящей на диване Легбе. – Никого не напоминает? Может быть, заходил к вам? Типаж подходящий для стрип-бара.

– Может и заходил, – Легба пожала плечами. – Думаешь, я знаю в лицо всех посетителей? Я отдам фото парням, они поспрашивают. Если что-то станет известно, то я тебе сообщу.

– С чего бы такая законопослушность?

– Ты обвиняешь меня в этом, Грабовски? Ха! Никогда бы не подумала, что детектив полиции будет обвинять меня в законопослушности!

Хихиканье Легбы выглядело несколько наигранным, но я не воздержался от комментариев. Прошёл к стоявшему неподалёку столу, подхватил бутылку рома из приткнувшегося там мини-бара и сделал глоток, не тратя время на поиски стакана.

– Док написал тебе письмо, – сказал я, не отпуская бутылку.

– И что же было в том письме?

– Одно слово: получилось. Я надеялся, что ты мне расскажешь, что это значит.

Она одарила меня взглядом, который приблизительно можно было истолковать как: «Ты, конечно, хороший парень, но не настолько, чтобы я делилась с тобой секретами». Затем Легба встала, подошла ближе, отобрала у меня бутылку и сделала несколько глотков.

Когда она оказалась рядом, возбуждение вновь нахлынуло. Я стоял и не мог оторвать взгляда от того, как вздымается грудь при каждом глотке. В голове промелькнули картины недавних событий на леопардовом диване. Захотелось протянуть руку и сжать сосок, а затем повалить Легбу на диван и… Позже я возблагодарил собственное замутнённое состояние – когда мысль окончательно оформилась, Легба уже отошла. Что-то в её вскользь брошенном взгляде намекнуло, что она догадывалась о моих мыслях и даже жалела, что они не стали реальностью.

– Что-то ещё хотел, Грабовски? – Я редко понимал намёки, но этот был откровенней некуда.

– Нет. Если понадобится какая-либо информация, то тебя вызовут для допроса, – мне самому стало тошно от этих слов, но казённые фразы отлично помогают, когда не знаешь, что сказать.

– Зачем же вызывать? Ты заходи ещё, Грабовски, – Легба растянулась на диване. – Заходи, поговорим, выпьем, прекрасно проведём время. Ты же знаешь, здесь тебя не обидят.

– Насчёт этого у меня нет уверенности, – пробормотал я искренне, затем нелепо взмахнул рукой, прощаясь, и вышел.

В спину донёсся смешок, наполненный сожалением.

Вновь окунувшись в прокуренный воздух, я оказался в баре. Танцовщица уже ушла, и те из посетителей, кто мог передвигаться самостоятельно, потихоньку собирались домой. Остальных вполне вежливо будили охранники и выпроваживали на улицу. Возможно, кто-то из них станет жертвой внезапно налетевшей песчаной бури, но работников бара это не волновало. Их территория ответственности заканчивалась за порогом, а там уже каждый должен был сражаться в одиночестве.

Я размышлял над последними словами Легбы, и в очередной раз пытался понять, чего же больше в её предложении – искреннего интереса или желания привязать к себе детектива полиции. Наверное, одно, второе и ещё что-нибудь из третьего и четвёртого.

* * *

Шурх-шурх», – шептал песок, растекаясь волнами по улицам Медины. В наступившей ночной тиши песнь ветра была еле уловима, но едва поймаешь ритм, и уже не оторваться.

Возвращаясь домой, я вспомнил историю, которой было лет десять, если не больше. Один из тех эпизодов, который сначала прячется в глубинах памяти далеко, а после вдруг его выносит на поверхность.

Десять лет назад я только приехал в Медину и ещё не представлял себе, кто такой Док, считая его кем-то вроде городского сумасшедшего. Милый старик, общительный, похож на доброго дедушку из сказки.

В сущности, в каждом городе есть такой. Но даже добрые дедушки оказываются не теми, кем кажутся в месте вроде Медины.

В тот день, когда произошла история, я сидел в своей любимой кофейне, дожидаясь, пока Ахмед – владелец и бариста – достанет турку из песка. Док расположился неподалёку, через столик, и читал газету. В какой-то момент в кафе вошёл новый посетитель, и я повернулся, чтобы его рассмотреть – незнакомцы представляли для меня интерес, поскольку я сам был чужаком в этом городе.

Вошедший ничем не выделялся на первый взгляд – плечистый, но невысокий, с морщинистым лицом, но при этом не выглядящий старым. Карие глаза незнакомца смотрели настороженно и вроде бы даже с улыбкой. Бурый плащ, первоначальный цвет которого невозможно было различить, почему-то оказался весь в мелких прорехах.

Проходя мимо меня (я сидел ближе всех к входу), незнакомец чуть кивнул в приветствии и вроде бы даже слегка подмигнул. Удивившись внезапному дружелюбию, я запоздал с ответным кивком, и тот пропал втуне – вошедший к тому времени повернулся спиной.

На секунду пришлось отвлечься – Ахмед принёс кофе, и пока он ставил крохотную чашечку на столик, перекрыл мне обзор. Когда же хозяин заведения отошёл в сторону, я увидел, что незнакомец сидит напротив Дока. Мне по-прежнему была видна только спина странного посетителя, но вот лицо Дока я мог наблюдать совершенно отчётливо.

Старик улыбался.

Морщины на лице разгладились, в глазах плясали искорки не то гнева, не то веселья; указательным и большим пальцем Док словно растирал что-то микроскопическое. Мелкую песчинку или хлебную крошку.

В кофейне стояла тишина, нарушаемая лишь шумом песка, бросаемого в окно ветром. Тем удивительней оказалось понимание, что двое сидящих друг напротив друга ничего не говорят. Постепенно не только я, но и все остальные посетители сосредоточили внимание на этой странной паре.

Ничего не происходило, но в воздухе нарастало напряжение. Оно сгущалось подобно туману и вдруг стало трудно дышать. Когда я потянулся к чашке, то прошло, как мне показалось, не меньше минуты, прежде чем пальцы обхватили фарфор. Мне подумалось, что если я попробую приподнять чашку, то это усилие убьёт меня.

А затем Док вдруг засмеялся – хрипло и прерывисто, почти переходя на кашель, стуча по столу и периодически взвизгивая. Казалось невероятным, что все эти звуки издаёт один и тот же человек.

Отсмеявшись, Док встал, расплатился и, медленно ступая, прошёл к двери. Когда она скрипнула, напряжение, витавшее в воздухе, схлынуло разом. Я помню многоголосый встревоженный хор на разных наречиях, и я помню свой голос в этом хоре. Мы все какое-то время только и могли, что радоваться наступившему спокойствию.

Однако, когда через пару минут встревоженный Ахмед подошёл к незнакомцу, так и сидевшему за столиком, и тронул его за плечо, тот сполз со стула и упал на спину. Странный посетитель смотрел мёртвыми карими глазами в потолок, не дышал и продолжал улыбаться…

Позднее, через пару лет, когда я уже работал в полиции, то спросил Шустера о том случае. Меня интересовало, почему Док ушёл от наказания. Он ведь был причастен к этой смерти, не было никаких сомнений.

– Он спасал себе жизнь, – ответил Крополь и зевнул. – Тот парень был убийцей. Не понимаю, кто его подослал, но целью явно был Док.

– Убийцей – удивился я. – Каким ещё убийцей? Этот парень даже оружия при себе не имел.

– Убийца-гипнотизёр, – совершенно серьёзно ответил Шустер. – Большой профессионал. Силой взгляда заставлял людей поверить в то, что у них разрывается сердце. Мы ничего не могли ему предъявить – сам понимаешь, никаких доказательств просто не оставалось. Хорошо, что Док его прикончил.

В тот раз я не поверил Шустеру. Слишком дико и анекдотично выглядела эта история. И слишком странно, даже для Медины. Куда больше походило на попытку подшутить над новичком.

Сейчас, после убийства Дока, я всё больше и больше склонялся к тому, что случай в кафе Ахмеда был не так уж прост. Неизвестно, кому нужно было покушаться на жизнь Дока и как именно старик проделал тот трюк, но он был не так прост, как порой казался.

Интересно, сколько ещё покушений было за те десять лет? Может быть, и раньше Дока пытались убить, а мы просто не замечали. Может быть, это всё звенья одной цепи…

Как бы там ни было, но я чувствовал, что сегодняшний день – лишь начало. Если не знаком с правилами чужой игры, то самое разумное – заставить остальных играть по твоим и в твою. Вот только для этого надо обладать желанием и силой, а ни того, ни другого у меня в данный момент не было.

«Шурх-шурх», – продолжал шептать песок, и я искренне желал, чтобы он, наконец, заткнулся.

Интерлюдия: Рабби

Природный песок – это мелкие частицы, образованные вследствие разрушения осадочных пород.

Здесь есть один факт, который многие склонны упускать из виду – речь о разрушении. Оно является прямой причиной возникновения песка, и оно же, если так можно выразиться, у него в крови.

В Медине никогда не стоит забывать об этом.

    Рабби Шимон

Рабби стоит у окна и наблюдает за исчезающей вдалеке фигурой Любомира Грабовски. Детектив идёт нервно, изредка останавливается и в задумчивости смотрит на песок, словно желая его пнуть.

Рабби Шимон сочувствует детективу. Тот, должно быть, впервые столкнулся с тем, с чем сам Рабби имеет дело уже не первый десяток лет – со странностью всей жизни в Медине. Большинство не задаёт никаких вопросов и не обращает внимания на несуразности, вылезающие на каждом шагу. Но большинство вообще никогда не отличается наблюдательностью.