Последний рейс. Столкновение в проливе Актив-Пасс

– Застопорите машину, капитан! – секунд через тридцать после удара сказал лоцман. – Не следует сразу вытаскивать форштевень из их борта!

– Вас понял! – сказал капитан, застопоривая машины, и одновременно приказал: – Общесудовая тревога! Старшему помощнику на бак! Осмотреть повреждения! Замерить в форпике, в носовом диптанке, в танке номер один, в льялах трюма номер один!

Старпом побежал на бак, вахтенный второй помощник объявил тревогу звонками и по трансляции, указав место сбора аварийной партии возле первого трюма, сдал ведение записей суперкарго, который был расписан по тревоге на мостике, и побежал к месту сбора.

– Руль можно прямо! – сказал Краббе. – Капитан, все это чепуха! Не волнуйтесь! Немного поцарапались – вот и все…

– Вы можете связаться по своей рации с паромом? – спросил капитан.

– Нет. У них нет «уоки-токи».

– А по нашему «Кораблю»?

– Нет. У них нет шестого и шестнадцатого канала.

Капитан по спикеру приказал старпому на баке запросить паром: тонут они или нет, нет ли пожара, есть ли убитые и раненые.

Одной из его первых мыслей было вытолкнуть «Королеву Виктории» на берег, если ее положение угрожающее. Но крен у парома не прибывал – как «Королева Виктории» чуть отклонилась от удара в верхнюю часть левого борта, так она и продолжала оставаться. Сцепившиеся суда совершали совместный поворот вправо и, подталкиваемые течением, плыли к Собачьей Ноге. Теперь следовало предпринять какие-то меры против возможной посадки обоих сцепившихся судов на камни, которые оставались в очень опасной близости из-за узости пролива Актив-Пасс в том месте, где произошло столкновение. Еще очень беспокоил груз в первом трюме. Согласно японским документам на этот груз, он представлял из себя химикалии, которые способны были при соединении с морской водой выделять отравляющий газ типа хлорфосгена. Об этом в силу особых обстоятельств знали только он и фирма – отправитель груза.

В 12.12 командир аварийной партии второй помощник Бурнос доложил о сборе по тревоге аварийной партии. И аварийная партия приступила к осмотру повреждений. Одновременно на бак были поднесены штормтрапы, необходимые для возможной пересадки пассажиров с парома. К носу судна раскатили пожарные шланги и были запущены пожарные насосы, так как выяснилась значительная опасность возникновения пожара на борту «Королевы Виктории» – на автомобильной палубе парома были раздавлены автомобили, и бензин тек из них.

В эти секунды капитан успел спуститься в каюту, схватил фотоаппарат и вернулся на мостик.

С мостика он сделал около пятнадцати снимков картины взаимоположения сцепившихся судов, стараясь прихватить берега в качестве фона, но берега не помещались в кадр. Затем он сам пошел на бак, передал аппарат старпому, приказал сфотографировать повреждения и сам спросил человека на мостике парома, сколько пассажиров у них на борту и не нуждаются ли в их помощи.

С мостика парома человек ответил, что на пароме среди пассажиров жертв нет, судно на плаву и в помощи пока не нуждается. Капитан вернулся в рубку и сказал лоцману, что жертв нет.

– О’кей, капитан! – сказал лоцман Краббе. – Советую вам, капитан, все временные моменты указывать с добавлением слова «около, приблизительно». Со временем в таких случаях всегда бывает потом много сложностей. Вы меня поняли?

– Да, спасибо, – сказал капитан.

Прокурор Джилберт Кеннеди и его жена Элизабет внимательно наблюдали столкновение двух судов. Суть произошедшего не совсем была понятна. Но им казалось, они ясно видели, что русское судно стало причиной столкновения.

Столкновение красного флага, то есть серпа и молота, с кленовым листом немедленно включило в старом прокуроре Кеннеди негативную реакцию. Конфликты с большевистскими рыболовными траулерами в прибрежных канадских водах, международная авиационная выставка, прибытие советских хоккеистов во главе с тренером Тарасовым, понижение туристического интереса к западному берегу Канады со стороны французских фирм, блок русских с де Голлем, каверзы Помпиду, слабость Хита, грубая игра Никсона, мальчишество Трюдо, вечная гвоздика в петлице премьера и еще тысяча и одна серьезная мысль тропическим ураганом пронеслась в голове мистера Кеннеди.

– Это наш шанс! – воскликнула Элизабет. Она, как и всегда, первой пришла в себя и начала действовать. Супруги давно уже представляли собой единый организм с двумя головами. Причем, хотя выше и заметнее торчала голова Джилберта, но варила кашу голова Элизабет.

В 12.15 старпом доложил о результатах первого беглого осмотра. Воды в первом трюме не было, видимых повреждений груза тоже. Имелось несколько небольших пробоин в носу выше главной палубы, исчез левый якорь, был погнут шток правого. Еще старпом передал просьбу капитана парома прислать врача – обнаружились двое раненых.

Судовой врач «Сергея Есенина», уравновешенный, спокойный, около пятидесяти лет, прошедший войну, хороший хирург, был в рейсе первый раз. Обычно он работал на берегу. Вероятно, отправился в море с целью проветриться и подзаработать.

Врач перелез на «Королеву Виктории» с бака теплохода. Капитан начал писать первую радиограмму в пароходство: «АВАРИЙНАЯ ВЛДВ ЧМ БЯНКИНУ 2/8…»

– В какое время мы столкнулись? – спросил он ближайшего от себя человека. Это был суперкарго.

– Двенадцать ноль пять! – сказал суперкарго. Капитан засомневался в точности его ответа. Суперкарго в вопросах судовождения не разбирался.

– Посмотрите по журналу, пожалуйста! – сказал капитан второму радисту, который ожидал радиограммы в рубке.

Тот побежал в штурманскую, глянул на карту, где у точки местоположения судна стояла цифра 12.08.

Двенадцать ноль восемь!

Капитан написал: «1202 МЕСТНОГО ПРОЛИВЕ АКТИВ-ПАСС ПЕРЕХОДЕ ВИКТОРИЯ ВАНКУВЕР ЛОЦМАНОМ БОРТУ СТОЛКНУЛИСЬ ПАРОМОМ ЗПТ ПАРОМ НА ПЛАВУ ЗПТ ИМЕЮТСЯ ПОВРЕЖДЕНИЯ ПАРОМЕ ТАКЖЕ НАШЕМ СУДНЕ ПАРОМЕ ИМЕЕТСЯ ДВОЕ РАНЕНЫХ ДАЛЬНЕЙШЕМ БУДУ ИНФОРМИРОВАТЬ».

«Воскресенье, – подумал он. – В пароходстве только дежурный».

Потом, во Владивостоке, ему было безнадежно сложно понять самому и объяснить другим, почему вместо «08» он написал «02»? Вероятно, разница между первым, промелькнувшим в сознании временем столкновения «12.05» и последующим «12.08», разница, которая состояла из трех минут, была им вычтена из первого времени, вместо того чтобы быть прибавленной к нему.

Зачем его мозг занимался арифметическим действием там, где они не требовались, представляет тайну. Последствия описки оказались значительными.

Мостик «Есенина» находился от мостика «Королевы Виктории» на расстоянии ста метров. Сообщение голосом было невозможно. Связь по радиотелефону отсутствовала, но необходимо было строго координировать действия обоих судов, особенно попытки работать машинами. А работать машинами было необходимо, чтобы не давать сцепившимся судам сесть на камни и продрейфовать сквозь узкий пролив Актив-Пасс под действием течения на относительный простор пролива Джорджия.

Капитан дал еще радиограмму агенту: «ПАКИНТЕР ВАНКУВЕР ПОЛДЕНЬ 2/8 МЫ СТОЛКНУЛИСЬ ПАРОМОМ КОРОЛЕВА ВИКТОРИИ ПОЖАЛУЙСТА ОРГАНИЗУЙТЕ ВСЕ НЕОБХОДИМОЕ КАПИТАН». Он имел в виду адвоката и сюрвейера. И дал радиограмму в Монреаль советскому торговому представительству: «2/8 МЫ ИМЕЛИ СТОЛКНОВЕНИЕ ПОЖАЛУЙСТА ПОШЛИТЕ ВАНКУВЕР ПРЕДСТАВИТЕЛЯ КАПИТАН».

От мыса Элен подошли два рыболовных сейнера и держались вблизи «Королевы Виктории», под самый борт парома подошло судно на воздушной подушке под флагом ВМФ Канады, вокруг кружили уже несколько десятков катеров и яхт. Все эти суда сильно мешали целенаправленному движению сцепившихся судов и вынуждали опасаться за них при даче ходов, ибо могли оказаться под кормой в районе винтов.

«Есенин» в течение всего этого времени выступал в роли толкача, держа руль в диаметральной плоскости, чтобы по возможности не шевелить форштевнем в пробоине, не расширять ее – только давить на «Королеву Виктории», а паром работал машиной вперед или назад, выступая в роли направляющего движения всей системы переднего руля.

Такое маневрирование требовало от судоводителей обоих судов большого напряжения, мастерства, хладнокровия и точной координации, которая сильно усложнялась из-за плохой связи. Команды лоцмана Краббе и капитана Хаустова передавались по спикеру на бак, с бака старпом через мегафон кричал их на мостик парома. У парома же оказалось нарушенным управление двигателями с мостика.

В 12.30 с парома вернулся доктор и сообщил, что ему пришлось констатировать смерть ребенка, возраст ребенка около года, мать находится в безнадежно тяжелом состоянии и отправлена на катере береговой охраны в госпиталь.

– Мистер Краббе, – сказал капитан, – мой доктор установил смерть годовалого ребенка на борту парома.

Краббе побледнел, сел в лоцманское кресло и на некоторое время вырубился.

Капрал Хамманд, его жена Анна, 31 года, с семимесячным сыном Питером возвращались домой в Викторию. Анне нездоровилось, и вся семья решила не покидать автомобиля, который был установлен на автомобильной палубе ближе к левому борту и почти в центре судна. Через 15–20 минут после отхода из Тсавассена, Хамманд решил подбодрить свою жену кофе и направился за ним в кормовой кафетерий.

На палубах ходили, сидели люди, много людей, слышалась французская и английская речь с американским акцентом – на судне ехало много туристов. Судно проходило живописной частью пролива, очень многие фотографировали окружающие рыболовные сейнера и прогулочные яхты. Ярко светило солнце, море было ярко-синее и чернело у берегов нагромождением камней с нависшими над ними скалами, и только наверху все было покрыто зеленой кроной деревьев.

Еще больше народу было в кафетерии. Взяв у бармена два бумажных стаканчика с кофе и пакет с бутербродами, Хамманд поспешил назад к своей автомашине, на автомобильную палубу. Спустившись по трапу на палубу, в ее кормовой части он вдруг увидел яркий сноп искр в том месте, где стояла его автомашина и где находилась жена вместе с сыном. Ему показалось, что ударила молния, и сразу стало темно. Через мгновение до его слуха донесся скрежет рвущегося металла, звон стекла, остро запахло гарью и бензином. В полутьме, натыкаясь на автомашины и почему-то держа в руках стаканчики с кофе, он бросился к середине судна. Все в этом месте изменилось. Вместо стройных рядов автомобилей он увидел свалку для металлолома, все, что стояло у борта, было разбито и искорежено, откуда-то сверху и сбоку в помещение проникали узкие полосы яркого света. На крыше его автомобиля частично лежали два других, вся палуба усыпана осколками и залита потоками бензина и воды. Правый борт его автомобиля был свободен. Из автомобиля был слышен хрип, перемежающийся редкими стонами.

Дверцы машины перекосило, и они не открывались. Бросив кофе и бутерброды, Хамманд нечеловеческими усилиями пытался открыть дверцу, но это было бесполезно. Оглянувшись вокруг, он увидел на правом борту багор и лом, вероятно предназначенные для противопожарных целей. В это время к нему подбежали трое или четверо мужчин. Один из них, не говоря ни слова, схватил лом и вставил его в щель между корпусом и дверцей автомобиля. «Осторожно, там моя жена и ребенок!» – закричал Хамманд. Раздался треск сломанного замка, дверца открылись, и к ногам мужчины из автомобиля вывалился ребенок, тело его было неподвижным. «Врача, немедленно сюда врача!» – закричал мужчина и взял ребенка на руки. Хамманд пробрался в автомобиль. Анна была прижата деформированной крышей к рулевому колесу автомобиля, все ее тело было залито кровью, она дышала редко с бульканьем и хрипом. С помощью другого мужчины он вытащил Анну из машины, из ее груди с каждым вздохом на него выливалась струя крови, Анна была без сознания. Она умирала.

8

Теперь визит на «Королеву Виктории» для Хаустова стал абсолютно неизбежен. И он решился покинуть мостик своего судна, оставив за себя старпома.

На полубак поднялся по левому трапу. До крыла мостика «Королевы Виктории» отсюда было метров пять. На крыле мостика «Виктории» стоял сутулый старик в морской форменной одежде с нашивками старшего штурмана, который производил впечатление человека, тяжко придавленного горем.

Ниже крыла мостика видна была часть носовой палубы парома. Там бродили пассажиры в оранжевых спасательных нагрудниках. Некоторые смотрели в щель между бортом парома и «Сергеем Есениным». Было отстраненно-тихо. Только поскрипывал трущийся металл и всплескивала вода в остроугольном треугольнике, образованном носом теплохода и бортом парома.

– Я капитан! – четко сказал капитан старику. – Мне доложили, что погиб ребенок. Возможно ли еще обнаружение погибших, и чем мы можем помочь вам?

– Бога ради, пожалуйста, тише! – сказал старик и приложил палец к губам. – Говорите только по-русски. Мы опасаемся паники среди пассажиров. Кроме ребенка, есть двое тяжелораненых, мы отправили их на катере береговой охраны. Видели катер на воздушной подушке?

– Да, – сказал капитан. Его, конечно, удивила русская речь, раздавшаяся с мостика канадского парома.