Русские легенды и предания

Святовид

Гибель святилища

И повелел Вальдемар, король Дании, вытащить древний идол Святовида, который почитался всем народом славянским, и приказал накинуть ему на шею верёвку, и тащить его посреди войска на глазах славян, и, разломав на куски, бросить в огонь.

И разрушил король святилище его со всеми предметами почитания, и разграбил богатую казну.

И повелел король, чтобы славяне отступились от заблуждений своих, в которых рождены были, и приобщились к почитанию Бога истинного.

Святовид – божество, кое в чём тождественное Диву и Сварогу: возможно, это только различные прозвания одного и того же высочайшего существа. Впрочем, другие легенды называют Святовида сыном Сварога и почитают как божество ясного дня, придавая ему полную власть над людьми. Более Святовид почитался западными славянами, чем восточными.

По свидетельству древних, в богатом Арконском храме, разрушенном в XII веке, стоял огромный идол Святовида, выше роста человеческого, с четырьмя бородатыми головами на отдельных шеях, обращёнными в четыре разные стороны; в правой руке держал он турий рог, наполненный вином. Тут же висели принадлежащие богу седло, мундштук и огромный меч.

Четыре головы Святовида, вероятно, обозначали четыре стороны света и поставленные с ними в связи четыре времени года (восток и юг – царство дня, весны, лета; запад и север – царство ночи, осени и зимы); борода – эмблема облаков, застилающих небо; меч – молния; поездки на коне и битвы с вражьими силами – поэтическая картина бурно несущейся грозы; как владыка небесных громов, он выезжает по ночам, то есть во мраке ночеподобных туч, сражаться с демонами тьмы, разит их молниями и проливает на землю дождь.

С этим вместе он признавался и богом плодородия; к нему воссылались мольбы об изобилии плодов земных; по его рогу, наполненному вином (вино – символ дождя), гадали о будущем урожае. Таким образом, у славян, как и у прочих арийских народов, с верховным божеством неба связывались представления ожесточённой борьбы с демонами и благодатного плодородия, разливаемого им по земле; вот почему время зимнего поворота солнца, предвещающее грядущее торжество Святовида над нечистою силою, получило название святок, а весенний праздник пробуждения природы, появления молниеносных облаков и дождевых ливней – название святой, или светлой, недели.

Святовид почитался у славян оракулом, пророком. Со всех сторон стекался к нему славянский народ. Все славяне посылали в Аркону дань свою. Иноземные купцы, приходившие в Аркону, должны были платить идолу часть своих товаров; даже король датский Свен Отто подарил ему золотую чашу высокой работы. На сокровища Святовидова содержаны были триста всадников со стольким же числом лошадей. Когда у рюгенцев была война, то сии всадники отправлялись в поход, и вся добыча, полученная ими в сражении, принадлежала Святовиду.

Из птиц Святовиду посвящался петух.

Священные рощи

«Приблизьте злодеянья к небесам!»

Один древлянин, за силу и свирепость прозванный Вепрем, из мести поджёг ночью двор соседа. Но внезапно подул сильный ветер, и сгорело полсела. На всеобщем сходе юноша Будимир, который гадал той ночью по звёздам и видел поджигателя, обличил Вепря в содеянном. Вне себя от ярости, тот выхватил меч, сразил обличителя насмерть и, спасаясь от погони, укрылся в священной роще – Боголесье.

Ступить под сень Боголесья с оружием в руках – святотатство пострашнее поджога. Но что делать, как покарать злодея? Он воин умелый и злохитрый, легко перебьёт хоть полсотни безоружных…

Окружили древляне рощу и стали думу думать. Наконец изрёк верховный волхв:

– Дети мои! Древляне! Я стану молить святые небесные силы, чтобы они помогли нам расправиться со злодеем. А вы повторяйте за мною:

Вослед за верховным волхвом все древляне начали умолять богов и богинь свершить праведный суд.

Время шло. Солнце поднялось к полудню. Но вдруг грянули средь ясного неба удары грома, и над вершинами дерев Боголесья показался Вепрь, влекомый ввысь незримой властью. Он изрыгал проклятия и грозил то земле, то небу мечом, на котором засохла кровь Будимира.

И тогда взлетели с луков древлянских сотни стрел и пронзили тело злодея.

Когда же древляне, оставив мечи и луки на подступах к Боголесью, отыскали в чащобе труп Вепря, тот на глазах вдруг начал истлевать, пока не осталась лишь горстка праха. Развеяли его по ветру и разошлись.

Настала ночь, а брат убиенного юноши, Громислав, долго ещё вглядывался в узоры звёздного ковра, вытканного в небесах. И чудились Громиславу в этих узорах лики богов, карающих злодеев и святотатцев.

Славяне, живущие в лесах, относились к деревьям с большим почтением, наделяя почти каждое сверхъестественными свойствами. Рощи и леса почитались местами священными. Почему? Да потому что их зелень украшала мир, давала кров и пищу нашим предкам, была как бы знаком особенной милости богов к людям. Поэтому и молились в рощах и лесах. Ну а если там ещё пробегала вода, это место было особенно удачным для вознесения молитв. Оно называлось Боголесьем. Здесь находились святилища богов, здесь венчали молодых «круг ракитова куста» – то есть обводя их вокруг дерева, как бы замыкая круг жизни (позднее символом этого стало хождение вокруг аналоя и надевание обручального кольца).

Семаргл

Басурмане

В год Трубящего Изюбра, в месяц грозник, сиречь июль, вторглась на землю древлянскую орда басурман. Перво-наперво поднялись захватчики на высокий холм, где красовался храм бога плодородия и жертвенного огня Семаргла, небесного покровителя древлян. Храм спалили, жрецов умертвили, жертвенник огнепламенный разрушили. Златого крылатого пса – изображение Семаргла – на куски порубили да растащили, кто сколько мог ухватить, злобно выкрикивая:

– И тебя, златая псина, достанем в небе стрелами!

Спасся только молодой жрец Ярун – затаился в подземелье. На закате, когда басурмане покинули пожарище, смотрел он с холма на орду.

Подобно змее ширококрылой неслась она по дороге к Старой Веже – главному граду древлянскому. Басурмане дошли до бурливой реки, стали на ночлег и развели костры.

Всю ночь пробирался Ярун тайными тропами по дремучему лесу, переплыл в узком месте реку и утром, весь мокрый, исцарапанный колючим кустарником, изодранный ветвями, оповестил седобородого князя древлян Добрыню о беде.

Настала ночь. Смотрел на вражий стан князь Добрыня и клял себя за то, что так и не возвел каменных стен вокруг Старой Вежи. Деревянные завтра сгорят – и всё будет кончено…

В стороне одиноко стоял Ярун. Обратив глаза к звёздам, он шептал:

– К тебе взываю, о Семаргл! Не дай погибнуть Старой Веже – твоему последнему святилищу! Накажи злодеев, что порушили твой храм, а тебя, светоносца и огненосца, на куски порубили! Яви своё небесное могущество!

И долго, долго молился жрец Ярун. А глухой полуночью вдруг спустился с небес крылатый огненный пёс превеликий. Начал он летать низко над полчищем вражьим, и от жара пламенного иные из ворогов сразу погибали, а иные бросались в реку, но там вода кипела ключом, словно в котле, и они сразу шли на дно.

Вскорости всё было кончено. Тишина настала – раздавались лишь стоны умирающих, а огненный крылатый пёс Семаргл сызнова вознёсся к звёздам и растворился средь них. В эту страшную ночь удалось спастись лишь жалкой горстке басурман.

Князь Добрыня воздвиг новый храм Семаргла на высоком холме, и Ярун сделался в нём верховным жрецом. А через несколько лет он уже любовался на белые каменные стены Старой Вежи.

Семаргл – божество древних славян, коему, как и прочим, приносили они жертвы и имели его храмы. Это земное воплощение огня в переносном его значении: та пламенная сила, которая воодушевляет воинов в жестоком бою, зажигает сердца храбрых витязей, делая их неустрашимыми героями.

Кроме того, Семаргл – покровитель приношений в жертву огню, посредник между бессмертными богами и простыми людьми.

На связь меж Небом и Землёй указывают и некоторые изображения Семаргла в виде крылатой собаки. Это был небесный посланец.

Сирин

Исполнение желаний

Один дровосек во время сильной бури спас дитя птицедевы Сирин. В награду Сирин предложила исполнить любое его желание.

– Хочу видеть то, что ярче солнца и чего не видел никто на земле, – пожелал дровосек.

– Остерегайся впредь подобных желаний, – сказала Сирин. – Не всё дозволено увидеть человеку, а на смерть, как на солнце, во все глаза не взглянешь. Но что обещано, будет исполнено.

Не успев моргнуть, дровосек увидел себя в огромной пещере, где горело множество свечей. Время от времени кто-то невидимый гасил ту или другую свечу.

– Что это? – спросил дровосек.

– Это жизни. Горит свеча – жив человек. Ну а погаснет…

– Хочу видеть гасящего! – потребовал дровосек.

– Подумай, человече, прежде чем просить неведомо что, – сказала Сирин. – Я могу тебя озолотить, могу показать красоты всего света. В моей власти сделать тебя владыкою над людьми. Трижды подумай!

Но дровосек был упрям и потому повторил своё желание:

– Хочу видеть гасящего!

Через миг он очутился в непроглядной темноте и наконец понял, что ослеп. Так сбылось страшное пророчество птицы Сирин: «На смерть, как на солнце, во все глаза не взглянешь!»

Долго горевал дровосек, став слепым. Но нет худа без добра: довольно скоро он обрёл себе и пропитание, и уважение односельчан тем, что начал врачевать наложением рук, а также предсказывать будущее. Случалось, он отвращал людей от дурных деяний, которые те замышляли, или говорил охотнику и рыболову:

– Оставайся завтра дома. Всё равно добыча от тебя уйдёт, а вот на чужой самострел нарвёшься, либо лодка твоя на крутой волне перевернётся.

Сначала люди ему не верили, но потом убедились в правоте его пророчеств. Однако более всего трепетали те, кого он призывал к себе негаданно-нежданно и предупреждал:

– Приуготовьтесь к похоронам. Послезавтра ваш Агафон отойдёт к праотцам.

Предупреждения эти сбывались неукоснительно. А если кто-то отваживался спросить слепого дровосека, от кого он узнаёт о скором бедствии, тот ответствовал загадочно:

– Я вижу гасящего.

Сирин – это одна из райских птиц, даже самое её название созвучно с названием рая: Ирий. Однако это отнюдь не светлые Алконост и Гамаюн. Сирин – тёмная птица, тёмная сила, посланница властелина подземного мира. От головы до пояса Сирин – женщина несравненной красоты, от пояса же – птица. Кто послушает её голос, забывает обо всём на свете, но скоро обрекается на беды и несчастья, а то и умирает, причём нет сил, чтобы заставить его не слушать голос Сирин. А голос сей – истинное блаженство!

Смерть

Второй муж в роде человеческом

– Ты вопрошаешь меня, странничек Авраамий, не устрашает ли людишек фамилия моя – Смертин. Да у нас на Весьегонье и Чёртовы встречаются, и Упырёвы, и Моровы, а сосед наш, плотник, Останей Чудищевым зовётся. Огораживались пращуры прозвищами и фамилиями от пагубы разной: ясно, что Чёртова никакой не тронет чёрт. Насчёт же фамилии моей в нашем роду такое предание.

Ещё во времена Ивана Васильевича Грозного предок мой Дружина, стрелецкий десятник, уязвлён был в битве стрелою. Лежит на траве при последнем издыхании, уже и скелет госпожи Смерти с косою острою чудится ему в облаках. И вдруг склоняется над ним крылатая дева в чёрном одеянии. Обняла и шепчет: «Я – самая Смерть. За то, что твои предки не побоялись увековечить меня в фамилии, я готова исполнить последнее твоё желание. Хочешь, быстролётно покажу диковинные страны. Или чертоги райские. Или лица родственников и свойственников…» А Дружина возьми и прошепчи: «Хочу зреть твоё истинное обличье». Смерть после некоторого раздумья отвечала: «Ты второй муж в роде человеческом, пожелавший увидеть меня во всей красе. Знай же, за это я дарую тебе долгую жизнь». Тут она встала и вмиг преобразилась в чудище со многими головами из змей, из огней, из ножей… Таково наше родовое предание, странничек. С той поры в нашем роду мужики – сплошь долгожители. Да и мне за сто годков недавно перевалило. Одно невдомёк: кто был тот первый муж в роде человеческом, помянутый Смертью?

– Ты узнаешь сие, старец Лобыня Смертин, грядущей ночью, – ответствовал странничек Авраамий. – Когда к тебе явится сама госпожа моя, Смерть.

Вместе с болезнями, особенно повальными, быстро приближающими человека к его кончине, Смерть признавалась у наших предков нечистою, злою силою. Она сближалась с понятиями мрака (ночи) и холода (зимы). В солнечном свете и разливаемой им теплоте предки наши видели источник всякой земной жизни; удаление этого света и теплоты и приближение нечистой силы мрака и холода убивает и жизнь, и красоту природы.

Встречая весну торжественным праздником, славяне совершали в то же время обряд изгнания Смерти или Зимы и повергали в воду чучело Мораны.

Если понятие смерти сближалось в доисторическую эпоху с понятием о ночном мраке, то так же естественно было сблизить её и с понятием о сне. Сон неразделим со временем ночи, а заснувший напоминает умершего. Подобно мертвецу, он смежает свои очи и делается недоступным внешним впечатлениям…

Иногда Смерть воображали в виде крылатого существа, которое вынимает у праведников душу сквозь сахарные уста, а у грешников – сквозь левое ребро. Некоторые уверяют, что Смерть необыкновенно прекрасна, подобно желанной невесте. То есть ко всем она является в разном обличье.

Стратим-птица

Крылат-камень

В давние времена шла морем ладья на Соловки из Архангельска. И вдруг средь ясного дня налетела буря великая. Потемнело всё кругом, ветер ревёт, волны ладью заливают. И тут явилась над волнами Стратим-птица и воскричала:

– Выбирайте мне по жребию одного корабельщика в жертву!

А в ладье той несколько воинов плыли в Кемский острог. Один отчаянный был храбрец, настоящий сорвиголова. Крикнул он в ответ Стратим-птице:

– Пусть все погибнем, но тебе не поддадимся. Сгинь, нечисть поганая! – и уж лук боевой натянул, чтобы птицу лютую стрелить.

Но тут поднялась из моря смертная волна выше лесу стоячего, какой даже кормщик бывалый в жизни своей не видывал, а только слыхал про неё от стариков. Сразу смекнул: спасенья от смертной волны никому не будет.

И в этот миг сын кормщика, отрок Ждан, немой от рождения, вдруг прыгнул за борт в ледяную воду, а она в Белом море всегда ледяная…

Тотчас утихла буря, улеглись волны. Но сколько ни вглядывались люди, ни Ждана в воде, ни Стратим-птицы в небесах так и не заметили.

Прошли годы. И вот нежданно-негаданно объявился в родной Кеми безвестно сгинувший Ждан, но уже не отрок немотствующий, а парень на загляденье: статный, кудрявый, звонкоголосый. Мать его сразу признала по родинке на щеке и по шраму на левой руке.

Стали спрашивать родственники и знакомые, из каких краёв явился, где запропастился на столько лет. На все вопросы только улыбался Ждан загадочно да в небеса перстом указывал. Порешили люди, что он малость умом тронулся.

Стал Ждан в праздники да свадьбы по деревням хаживать, на гуслях звонкоголосых наигрывать, сказки да былины сказывать. И про Алатырь-камень, и про Ирий-сад, и про водяных-домовых, и про птицедев прекрасных, кои зовутся Алконост, Гамаюн да Сирин. Только про Стратим-птицу ничего не сказал и не спел, сколько его ни упрашивали!

С тех пор и повелись на Беломорье сказители, былинщики и песнопевцы под гусельные звоны. Но всякий такой краснослов ходил на выучку к Ждану, потому что был он лучшим из лучших.

И вот что ещё чудно было: так и не подыскал себе Ждан невесту. Многие девицы по нему вздыхали, кое-кто из вдовушек нарожали от него детишек, таких же кудрявых да синеглазых, но до скончания дней так и остался он холостяком.

А за два года до упокоения своего нанял Ждан целую артель каменотёсов, и принялись они на Трёхгорбом острове камень преогромный обтёсывать, пока не явилась взору птица диковинная с головой девичьей. Там, у подножия каменной птицы, и схоронили Ждана по его последней воле, но слишком много лет прошло с тех пор, от могилы небось и следа не осталось. Унёс Ждан с собой загадку Стратим-птицы, пощадившей его юность и красоту. А птица та каменная, сотворённая по воле сказителя Ждана, в народе зовётся Крылат-камень.

Стародавние сказания утверждают, что Стратим-птица – прародительница всех птиц – живёт на море-океане, подобно Алконосту.

Когда кричит Стратим-птица, подымается страшная буря. И даже если всего лишь поведёт она крылом, море волнуется, колышется.

Сокол

Финист Ясный Сокол

Было у купца три дочери. Поехал он раз на ярмарку, спрашивает, кому чего привезти в подарок. Две старшие попросили платков да платьев, а младшая, Марьюшка, говорит:

– Привези мне, батюшка, пёрышко Финиста Ясна Сокола.

Вот приехал он домой, младшая дочь от радости сама не своя. Чуть начали старшие сёстры обновки примерять, она побежала к себе в горницу, бросила пёрышко об пол – и тотчас влетел в окно сизокрылый сокол, явился к ней красавец молодой, ненаглядный возлюбленный Финист Ясный Сокол. И прилетал он к ней всякую ночь, а утром улетал во чисто поле.

Как-то раз услышали сёстры в светёлке Марьюшки разговоры поздние, подглядели в щёлочку – и едва не обмерли от зависти. Заманили они Марьюшку в погреб да и заперли, а окошко её заколотили: и ещё ножей острых навтыкали. Прилетел сокол, бился, бился, всю грудь изранил, а потом вскричал:

– Прощай, красна девица! Коли захочешь меня снова увидать, иди в тридевятое царство, не прежде найдёшь, пока три года не минуют, пока не истопчешь трёх пар железных башмаков, трёх платьев железных не износишь да трёх посохов не притупишь железных.

И улетел. В ту же ночь, никому не сказавшись, ушла Марьюшка из дому. Сковал ей кузнец платье железное, да башмаки, да посох, и отправилась она в странствие.

Вот минуло три года её странствий, справа железная вся сносилась. Приходит Марьюшка в какой-то город, а там королева к свадьбе готовится, а жених её – Финист Ясный Сокол. Нанялась Марьюшка посудомойкою во дворец и, выждав время, вошла в покои Финиста. А тот спит непробудным сном. Заплакала она в голос:

– Милый ты мой, я к тебе шла три года, а ты спишь и не знаешь ничего!

Сколько ни причитывала, спит он, не слышит, но вот упала горючая слеза ему на плечо – пробудился Финист Ясный Сокол, открыл глаза да так и ахнул:

– Ты пришла, моя ненаглядная! А я уж думал, ввек не увидимся. Околдовала меня ведьма-королевна, я про тебя и забыл, зато теперь ввек не забуду.

Подхватил Марьюшку на руки и вылетел вместе с ней в окошко – только их и видели. Прилетели на святую Русь, явились к Марьюшкиному отцу, в ноги кинулись – тот благословил молодых, ну а потом свадьбу сыграли. Жили Марьюшка и Финист Ясный Сокол долго и счастливо, да говорят, что и теперь живут.

Сокол пользовался в русских песнях и сказках большим почётом. Его называли в древние времена не иначе как «млад ясен сокол», величая этим же именем и красавцев добрых молодцев.

Сокол считался воплощением небесных стихий. Он боевит, победоносен, неотразим в сражениях. Эта птица быстра, как свет или молния. Чародей-богатырь Волхв Всеславич, охотясь, обращался в сокола.

Солнце

Легкокрылая ладья

Когда в начале мира Верховный бог Сварог наделял птиц обличием, к нему обратился жаворонок:

– О Свароже, – прощебетал он. – Посмотри: какая красивая ласточка, как расцвечен перьями тетерев. А я – маленький серенький птах. Обидно.

– Соловей тоже неказист, а его заслушиваются и люди, и звери, и птицы, и боги, – ответствовал Сварог.

– Но соловушко любит петь вечерами и ночами, и его мало кто видит. А я восхваляю Солнце от восхода до заката и заметен в поднебесье каждому. Я бы и ночью восхвалял светозарное наше светило, кабы знал, где оно ночует.

– А ты полети вослед за Солнцем на закате – и узнаешь.

Жаворонок полетел на закат и вот увидал: Солнце нырнуло в пещеру, ярко осветив её стены. Он впорхнул внутрь. К его удивлению, Солнце превратилось в блистающего одеяниями владыку с золотым скипетром в руке. Владыка стоял в ладье, влекомой по водам лебедями, соколами, чайками и другими птицами.

Долго ли, коротко ли, но вот блеснул просвет, в нём показался вдали прекрасный дворец. Жаворонок выпорхнул из пещеры и вознёсся ввысь. И тут услыхал глас Сварога:

– Ты неказист, но будешь первым вещать земным тварям о времени утреннего прихода Солнца. И называться будешь звучней прочих птиц: вещевременник.

…Вещевременник – так называли в старину наши прародители жаворонка.

Солнце, месяц и звёзды были первыми божествами древних славян.

Обожествление солнца засвидетельствовано многими преданиями. Исчезающее вечером, как бы одолеваемое рукою смерти, оно постоянно каждое утро снова является во всём блеске и торжественном величии, что и возбудило мысль о солнце как о существе неувядаемом, бессмертном, божественном. Как светило вечно чистое, ослепительное в своём сиянии, пробуждающее земную жизнь, солнце почиталось божеством благим, милосердным; имя его сделалось синонимом счастья.