– Можно я вам скажу один секрет, молодой господин?
– Говори.
– Рабам нельзя показывать свою доброту.
– Почему? Тебе разве не хочется, чтобы хозяин был добрым?
– Всем хочется. Но обычно люди принимают доброту за слабость. Потом слушаться не станут совсем.
– Тех, кто не слушается, надо наказать!
– После доброты рабы воспринимают наказание как несправедливость, они считают, что хозяин всегда должен быть добрым. Я видел многих таких. Потом они убегают или даже убивают хозяина. Если вы добрый, не показывайте это.
– Почему так?
– Так люди устроены.
– А ты почему не убежишь? Я слышал, у моего деда все остальные убежали. Сейчас ловить некому, уйдёшь домой.
– Ай, господин, дома может быть ещё хуже, а может быть дома уже и нет.
– Почему?
– На моей родине, ещё хуже, чем у вас, всё время войны, восстания, императоры меняются, династии меняются, государство и то названия меняет.
– Ну и что, дома всё равно лучше.
– Если мой дом цел, меня заставят платить налоги. Придётся работать может больше, чем теперь. Да и привык я здесь, у меня жена. Работы не очень много, хозяин хороший. Мне нравится, чего не жить?
Гогсига уже поджидал внука.
– Хорошего здоровья, мапа!
– Тебе интересного дня, пиктэрэн! Ты утром поел? Тогда поехали, а то опоздаем. Все уже уехали.
– А кто все, мапа?
– Игроки. И болельщики – почти все жители нашего села. Из крепости тоже, говорят, поехали.
– Мапа, а кто эти, из крепости? Там же все дома сгорели, я сам видел.
– Слушай меня внимательно: никогда никому этого не говори! Понял? Никогда! Никто не должен знать, что ты жил в крепости!
– Я помню. Я же только тебе…
– Я и так знаю. Там теперь другие. Приехал новый гарнизон, будут строить снова.
– Они кидани?
– Нет, хуже. Они бохайцы.
– Почему хуже? Бохайцы же наши.
– Потому что их послали кидани, чтобы они управляли нами, и они согласились и приехали.
– Они – предатели?
– Да. Только не говори этого вслух.
– Ну почему всё нельзя, мапа?!
– Время ещё не пришло, пиктэрэн. Давай лучше о игре поговорим.
– Меня отец обещал на игру взять, ему всегда некогда было, а потом на войну уехал, а потом… Мапа, ты не знаешь, когда они с матерью за мной приедут?
– Откуда же мне знать, Мангули? Наверно, дела у них. Как сделают, сразу вернутся.
– А они с киданями воюют, да? Не сердись, я знаю, что об этом нельзя…
– Ну вот, молодец. Скоро уже приедем. Во-он скачут, видишь, лошадей разогревают.
– Мапа, а из какой страны этот Энлэй?
– Он ханец, из Танской империи. Нет, вернее, из Поздней Лян[55 - Поздняя Лян (907 – 923 гг.) – первое государство из «Пяти Династий» (эпоха политических переворотов) после империи Тан]… тьфу, не успеешь за ними уследить, теперь она называется Поздняя Тан[56 - Поздняя Тан (923 – 936 гг.) – второе государство из «Пяти Династий» после империи Тан], если ещё не сменили.
– Значит верно этот Энлэй сказал, что у него на родине всё время войны и всё время меняются императоры и династии.
– Э, сейчас везде такое безобразие. Людям жить некогда – то голод, то война, то мор, то налоги поднимут так, что жить нельзя, тогда восстание, потом снова голод.
– В нашем Бохае не так.
– В нашем Бохае, друг ты мой, ещё хуже: в нашем Бохае нет теперь Бохая! Но…
– Но об этом нельзя говорить, правда, мапа?
Всадники построились в два ряда напротив друг друга посреди обширного луга. У одних были синие повязки на головах, у других красные.
– Мапа, а наши какие, красные или синие?
– Они все наши. Просто поделились по жребию и будут биться друг с другом.
– А-а, понятно. А почему по семь конников в командах?
– Так люди решили. Раньше помногу было, теперь мало мужчин осталось, а среди них хорошо играющих ещё меньше. Давно ведь не играли.
– Из-за войны?
– Да. Смотри, вот, начинают.