«Пушкинский» выпуск Императорского Лицея. «Тесней наш верный круг составим…»

Дельвиг Антон Антонович – с гражданским чином X класса

Костенский Константин Дмитриевич – с гражданским чином X класса

Мартынов Аркадий Иванович – с гражданским чином X класса

В этом же порядке и приведём краткие биографии лицеистов «пушкинского» выпуска.

Владимир Вольховский

1798–1841

Владимир Вольховский был переведён в Лицей из Московского пансиона благодаря отличной успеваемости и примерному поведению, не имея ни протекции, ни рекомендаций. Отличной учёбой и примерным поведением Вольховский выделялся и в Лицее, заслуженно занимая первую парту лучшего ученика.

Спартанскою душой пленяя нас,
Воспитанный суровою Минервой,
Пускай опять Вольховский сядет первый,
Последним я, иль Брольо, иль Данзас…

– писал Пушкин о своём товарище «Суворчике», «Суворочке», как приятельски называли его воспитанники.

Пожалуй, не было для «Суворочки» человека более авторитетного, нежели Александр Суворов. Мечтая о воинской службе, Вольховский, подобно своему кумиру, закаливался, приучался спать на голых досках, добровольно подвергал себя лишениям и испытаниям.

Преподаватели и воспитатели характеризовали Вольховского исключительно позитивно.

Профессор словесности Н. Ф. Кошанский: «Владимир Вольховский один из тех редких питомцев, кои соединяют все потребные способности в лучшей степени: особенно он отличается примерным вниманием и примерным прилежанием».

Адъюнкт-профессор А. П. Куницын: «Вольховский весьма понятен и действует силой рассудка, а поэтому весьма способен к наукам отвлечённым».

Надзиратель по учебной и нравственной части М. С. Пилецкий: «Скромность его столь велика, что достоинства его закрыты ею».

Наставники отмечали благородство и вежливость Вольховского, его благоразумие и кротость, стремление к знаниям и терпеливость: «Разум его не столь остр, сколько проницателен. В нём приметны черты не столько гения, сколько природного дара смысла. Успехи его чрезвычайны».

Была у лицеиста Вольховского и одна черта, отличавшая его от прочих воспитанников. Характеризуя воспитанников, педагоги часто прибегали к одним и тем же формулировкам. Привычна в них была такая фраза: «рачителен к пользе своей». В отчётах о Владимире Вольховском таких слов никогда не было. Их заменяли другие: «Рачителен к своей обязанности». И это было подмечено верно. Рачительность к обязанности своей всегда будет отличать этого блистательного военного, на каких должностях он бы ни состоял и в какой бы ни оказался обстановке.

Иногда Вольховского относят к лицейским друзьям Пушкина. Пушкину, несомненно, был симпатичен умный и рассудительный Вольховский. Но Вольховский стремился к ровному отношению ко всем лицеистам, и к тем, кто активно искал его дружеского участия, и к тем, кто не стремился вовлечь его в свой ближайший круг. Недаром Большую золотую медаль ему присудили с учётом мнения соучеников. В каком-то смысле Вольховский дополнял старания воспитателей и гувернёров, не допуская ссор и разрешая любые споры. При всём этом он сохранял завидную независимость и постоянство, что позволило Энгельгардту так отозваться о своём подопечном: «Из всех учеников этого надо оберегать меньше всего, так как перед его душой стоит прекрасный идеал, к достижению которого он стремится твёрдо и настойчиво».

Владимир Вольховский на черновике поэмы «Братья разбойники».

После выпуска из Лицея Вольховский поступает на службу в Генеральный штаб гвардии. О деятельном его участии в движении декабристов точных сведений не имеется, хотя он посещал собрания «Священной артели», «Союза спасения» и «Союза благоденствия». Ему, безусловно, были близки декларируемые декабристами идеи действовать в пользу справедливости и бескорыстия. Несмотря на отсутствие явной причастности к восстанию, высочайшим повелением было решено отправить Вольховского на Кавказ, в действующую армию, где уже находилось немало бывших декабристов. В сражениях Вольховский демонстрировал исключительную храбрость, за что был награждён множеством орденов и Золотым оружием. Участвовал в персидской, турецкой, польской кампании. На Гроховских полях под Варшавой был контужен.

Николай Первый, посетивший в 1837 году Кавказ, устроил ревизию всем высшим чинам отдельного Кавказского корпуса, среди которых начальник штаба корпуса генерал-майор В. Д. Вольховский был в числе первых. Последовал ряд громких отставок, Вольховский получил назначение в Литву с явным понижением в должности. Что послужило причиной такого события, сказать сложно. Возможно, донос, а, возможно, покровительство Вольховского и командира корпуса генерала-адъютанта Г. В. Розена сосланным декабристам. Но чаще всего указывают на иную причину: коляска Императора опрокинулась на Верийском спуске при выезде из Тифлиса, что привело Николая в неописуемую ярость.

Вольховский писал по этому случаю: «Двадцать лет продолжал я службу, пользуясь милостивым одобрением всех начальников своих и даже имел счастие неоднократно удостоиться Высочайшего внимания и благоволения, но 1837 год был пределом моего благополучия. Между тем строго в совести моей, рассматривая поведение своё, нахожу себя может быть ещё более несчастным, нежели виновным…»

В 1838 году здоровье Вольховского сильно пошатнулось, и он вынужден был отправиться на лечение в Пятигорск. 16 февраля 1839 года В. Д. Вольховский подал в отставку и вместе со своей женой Марией Малиновской, дочерью первого директора Лицея, поселился в имении Малиновских – селе Каменка Харьковской губернии. Соседом Вольховского был его лицейский товарищ Иван Малиновский.

Один из кавказских сослуживцев впоследствии писал о своём начальнике: «Даровитый к гражданскому долгу В. Д. Вольховский, мой горячий защитник, в немилости доживал последние часы своей жизни…»

«Он скучал и… хочет пуститься служить… и вступить опять в государственную службу… – написал Фёдору Матюшкину Е. А. Энгельгардт. – Жаль Суворчика, он был полезный человек государству…»

(Герб Лицея)

Семён Есаков

1797–1831

Из семейного архива В. Малиновского:

«Семён Есаков. 14-ти лет.

С хорошими дарованиями и крайне прилежен. Добродушен, снисходителен, жив с осторожностью и без резвости, благонравен не требуя надзора, чувствителен, склонен к состраданию и благотворению, весьма благоразумен во всех своих поступках, в обращении дружелюбен и искренен, всегда постоянная верность, и точность в исполнении своих обязанностей, благонравие во всей силе сего слова, нежная привязанность к родителям и родным, любовь к Отечеству, приятная вежливость в обращении, порядок, опрятность, трудолюбие и умеренность, суть отличными его свойствами…»

Педагоги высоко ценили прилежание и способности Семёна Есакова. С первых лет обучения в Лицее он попадает в число лучших учеников, а в 1813 году аттестуется первым по благонравию. Он был очень впечатлительным и отзывчивым юношей. Бескорыстно помогал отстающим, причём делал это с большим чувством такта, дабы не задеть самоуважения отстающего. Почин Есакова позже подхватили и другие преуспевающие ученики.

Царскосельский лицей. Литография А. Тона. 1822 год.

Он был высокого роста и довольно хорошо сложен, прекрасно фехтовал, но при этом отличался странной боязливостью и старался избегать всех видимых опасностей.

Не чужд Есаков был и литературного творчества. В Лицее был своего рода культ литературных занятий, который поощрялся всем стилем лицейского преподавания. Семён Есаков принимал активное участие в рукописном журнале «Юные пловцы» и помещал туда свои прозаические произведения, которые затерялись и до настоящего времени не сохранились.

Со второй серебряной медалью Есаков был выпущен в гвардию. Карьера его складывалась успешно, но несчастный случай в польскую кампанию 1831 года стал, скорее всего, результатом его трагической гибели. Товарищ Есакова по выпуску, барон М. А. Корф, писал в своём дневнике: «С светским умом, с большою ловкостью, с благородным и твёрдым характером, с прекрасною наружностью и со многими любезными качествами, Есаков ещё в Лицее подавал надежду на блистательную карьеру, но, по неразгаданным доныне вполне причинам, сам добровольно расстался с жизнью, которая, по-видимому, столь многое ему сулила. Служив с самого начала в конной артиллерии, быв уже гвардии полковником, увешанный орденами, командир артиллерийской роты, он в польскую кампанию, после дела, в котором имел несчастье потерять несколько пушек – застрелился, не оставив даже никакой записки в пояснение своего поступка…»

Иван Пущин

1798–1859

Вот что читаем в отчёте надзирателя по учебной и нравственной части Мартына Пилецкого о Пущине: «С весьма хорошими дарованиями; всегда прилежен и ведёт себя благоразумно. Благородство, воспитанность, добродушие, скромность, чувствительность, с мужеством и тонким честолюбием, особенно же рассудительность – суть отличные его свойства. В обращении приятен, вежлив и искренен, но с приличною разборчивостью и осторожностью».

Рассудительность и открытый характер Пущина делали его всеобщим любимцем среди лицеистов. Соседство с Пушкиным, которому в Лицее была отведена 14-я комната, – Пущин занимал 13-ю, близко свело этих, в общем-то, мало в чём схожих воспитанников. Великий поэт до конца своих дней пронёс тёплые чувства к своему лицейскому другу.

«Мой первый друг, мой друг бесценный!» – в стихах обращался к нему Пушкин.

«Пушкин, с самого начала, был раздражительнее многих и потому не возбуждал общей симпатии, это удел эксцентрического существа среди людей, – вспоминал о нём Пущин. – Я, как сосед (с другой стороны его нумера была глухая стена), часто, когда все уже засыпали, толковал с ним вполголоса через перегородку о каком-нибудь вздорном случае того дня, тут я видел ясно, что он по щекотливости всякому вздору приписывал какую-то важность и это его волновало. Вместе мы, как умели сглаживали некоторые шероховатости, хотя не всегда это удавалось».

«Находясь в постоянной дружбе с Пушкиным, – пишет Пущин в своих воспоминаниях, – мы разно смотрели на людей и на вещи и постоянно высказывали свои разногласия».

Но Пущин «со светлым умом, с чистою душой» умел найти верный подход к юному гению, помочь ему разобраться в себе и выходить из разных ситуаций, в которые Пушкин попадал благодаря своей горячности и своим неуместным шуткам. И, разумеется, в том, что Пушкиным впоследствии с такой теплотой и трогательностью был воспет Лицей, тоже есть немалая заслуга Ивана Пущина.

Пущина называли Жан, Жанно или Большой Жанно, за утончённость и романтичность его натуры – за те качества, которые ученики по традиции приписывали французам. Водилось за ним и другое прозвище по причине большого роста – Иван Великий. Лицеисты сравнивали его тем самым с колокольней, расположенной на Соборной площади Московского Кремля.

Когда пошёл последний год пребывания в Лицее, Государь предложил воспитанникам записаться в военную службу. Таковых оказалось десять человек, Пущин был в их числе. «Сердце дробилось, – замечал Пущин, – школьная семья должна была разлучиться; стали писать стихи в альбомы».

Ты вспомни быстрые минуты первых дней,
Неволю мирную, шесть лет соединенья,
Печали, радости, мечты души твоей,
Размолвки дружества и радость примиренья…
Что было и не будет вновь…