Борщёвка. Время уже близко

– И я помогу вам. Меня поставил святой чудотворец, перед тем, как вознестись к небу. А меня оставил охранять дом от скверны.

– Яка! – воскликнул Угрюк, – на дворе дождь начался. И нечисть волнуется. Но не собирается расходиться и разлетаться.

Огонь начал тухнуть. С каждой каплей дождя жар все угасал и угасал. В конце концов мрак окутал их и дом.

– Вам не темно? – спросил Керс.

(Он потом уже представится этим братским именем)

– Нет! – Грубо ответил Яка.

– А мне темно, – сказал крыс.

В потёмках он махнул своей лапой и в избе засветилось так ярко будто сто свечей зажгли по всем уголкам. В действительности загорелось две больших свечи и одна маленькая лампадка, которую Керс держал в руках. Одна свеча воспламенилась возле Угрюка. Это его напугало, что он – отпрыгнул в сторону. Вторая свеча – на печи засеяла.

Теперь все присутствующие в избушке могли отчётливо увидеть силуэты друг друга.

– Скидывайте балахоны! Я хочу видеть ваши лица. Чувствовать вас – чувствую, а вот видеть через вас, ваши отражения не могу, – громко затопал ногами и этим дал понять, что если он этого хочет, то по любому добьётся.

Первым скинул свой плащевидный балахон Яка. Это было не земное, не божье, не человеческое лицо. У него морда со змеиной чешуёй, глаза как у акулы, а губы и язык – человеческий. Невысокого, полного телосложения.

Вторым снял балахон кровный брат – с именем Угрюк. Лицо похожее на человеческое. Только не белое и не смуглое – европеоидное. Особенные только глаза – один в левую сторону, другой смотрящий в правую.

– Да, ну и лица у вас, – заметил Керс и начал громко повально смеяться.

Тут же братья на свои лица набросили балахон.

– Что смеёшься? – злобно произнёс Яка, – ты посмотри на себя, крыс. Ты – обыкновенная крыса.

Перестав смеяться, крыс посмотрел насколько мог на себя в зеркало лежащее на полу и заметил:

– Я то хоть и похож, то только на крыса. Больше я ни на кого не похож! Не то, что ты, Яка! Тебя и классифицировать ни к какой группе живых нельзя! – снова разразился смехом, от которого в избушке начали трещать свечи. И казалось, что это смеётся ни кто другой, как нечистый. Даже нечисть так подумала, которая сидела за избой и мокла под проливным дождём; обсуждая свой новый план действий.

Керс добавил:

– Ну, всё, друзья, мир! Меня зовут Керс, и мы имеем одну общую цель. Мы боремся и помогаем человечеству, спасаем им жизнь. Просвещаем их. У нас с человечеством много общего. Наша жизнь, это как эта свеча! – указал на свечу, стоящую возле Угрюка.

Братья присели на пол.

– Мы рождаемся – человек рождается, и свеча творится. Мы все имеем отцов и матерей, которые дали нам всем троим жизнь. Свеча делается с помощь человека на большом заводе, где их тысячи, миллионы. Так же как и нас. Все они белоснежные, красивые и вот обязательно кто-то запачкает их красоту своими грязными и немытыми руками. И вот уже они грязные, грязь нельзя отмыть, если она въелась глубоко внутрь человека или малого демона. Но все это ничего не значит, свеча то неиспорченна, утратила свою красоту. Ведь она будет гореть, если зажечь её фитиль. И тут ничего существенного – запачкана она или нет. Но когда мы зажигаем свечу, она теряет свою первозданную форму. Белый восковый или парафиновый бриллиант становится некрасивым, если взять и повнимательней посмотреть на неё в увеличительное стекло. И теперь, смотря на неё по-другому – увидим иное: неровная, грязная, с большими дырами, как муравьиные норы – вот такой свеча встанет перед нами, в другом измерении. И тогда мы все вздрогнем и отводим увеличительное стекло… Перед нашим взором, неизменным взглядом встанет снова красивая белоснежная свеча.

Наша жизнь такая же. Издали красивая, всё у нас идёт своей дорогой. Успехи сменяются падениями, а приглядеться повнимательней – всё и серо и однотипно. Свеча от фитиля сгорит, нужно только время…

– Да. Это точно, – уныло заметил Яка.

Но крыс продолжил:

– Жизнь человека очень похожа на нашу жизнь. На жизнь нечистого. Бытие человека можно перервать, потушить ещё при воспламенении. Погода сырая и влажная, жаркая и холодная – тоже влияет на судьбу. Как бы человек не старался улизнуть и сбежать от неизбежного, оно все равно явится к нему, вломится на всей мощи в его двери, а возможно, по глупости человек и сам откроет дверь.

Когда остаётся огарок свечи, нашей и человеческой жизни, мы и они можем бежать от того, что суждено. Но вот уже нечему гореть, фитиль всё клонится и клонится. Ни что стройность его не поддерживает. Никто не удержит его в этом мире. Раз, два – стержень, который всё время нёс в себе жар, огонь, тепло – тухнет в собственной жизни – воске. Сначала воск был для фитиля бытием, а теперь он потухает.

Воск без фитиля – не свеча, и фитиль без воска не свеча, он просто сгорит, не посветив и минуты. Жизнь всегда даётся на это короткое время, для кого-то это день, для кого-то столетие. Главную роль в жизни играет время и случай. Они ни от кого не зависят, непредсказуемы и неуловимы. Смерть забирает у жизни всё, что та накопила за жизнь в себя: умение, радость, успех, талант и тому подобное.

И вот конец фитиль тонет в ручейке тёплого воска, издавая тоненькое шипение, как будто последнее и самое бессмысленное сопротивление; тонкая струя лёгкого дыма уходит в поднебесье.

Немного надо времени на замену строй свечи на новую, следующую. За старую забывали сразу же, делая из новой новый идеал… Штамповщик работает, порождают люди новые и новые свечи. Много неправильных и изогнутых, с неровными окончаниями и не с размещённым в центре фитиле. Но они уже есть, никто не будет их переделывать, хоть это и возможно. Производитель боится потратить на них своё время, которое так и цокает в поднебесье.

– А моя и ваша задача, Угрюк и Яка, проповедовать добро! И это не только наша задача, а задача всего добра. Все те, кто за окном хотят как можно скорей увести человека вниз к греху и смерти. Как покаяние за грех, они думают, а я Керс это знаю, что потушив как можно больше свечей и жизней, они не найдут своё благополучие. Это беспрецедентная ложь! А также, чем быстрей они заберут чужую душу, тем сильнее они будут становиться. Тем более опасности будут представлять для повелителя темных сил и тем быстрей он захочет их убить и отправить в царство мёртвых, а сам заберёт их силы и будет радоваться.

Все сидящие за окном не понимают того закона, что я вам только что открыл. Они играют на их покровителя, но в первую очередь на себя и этим предрекают свою смерть.

В эти страшные дни сего года – 1777, когда три семёрки сошлись вместе, мы и всё добро должно быть бдительней. Лиходеи готовят нам большие и очень плачевные сюрпризы. Нам бы продержаться хотя бы ближайшие двести лет. Во время самого буйного царствования зла. Ни я и ни он (указал вверх, имея в виду высшее добро) не в силах остановить штамповщик по выпуску и порождению зла. Производство зла может остановить лишь его хозяин предпринимательный дьявол. Для всех нечистых он творец и создатель, а также судья, которого не может скинуть ни один нечистый. Но они не бросают попыток. Дьявола может скинуть лишь абсолютно добро и боль, – больше никто.

– А мы, лютодеи, можем с тобой, крыс, скинуть абсолютное зло? А? – спросил Яка.

– О-о-ох, – тяжело сказал Керс. – Уничтожить все зло нам не по силам. Но внести бардак в их уверенность, в то, что они непобедимы – мы можем. Только возможно мы поляжем здесь за наше убеждение и веру…

У этой троицы, судьба, которых собрала под одной крышей выбор был не велик. Каждый из них понимал всю серьёзность, которую представляет им эта ситуация. Большой ливневый дождь, что бил у окна, перерос в могущий в какой-то миг у затяжной снег, который шёл в порыве страшного штормящего ветра. Изба дрожала и давала понять Керсу, Яку и Угрюку, что пора действовать. И каждая потерянная минута может стать роковой для кого-то из них.

Глава 2

Часть I

– Пора идти, – сказал Яка. – Лешие уже нервничают. Возможно, они ждут подкрепления?

– Все возможно!

– Нет, оно так и есть, – заметил Керс. Он почесал свой мокрый холодный нос. – Чует моё старое сердце, будет беда.

– Оно так и есть, – закричал Яка, когда выглянул в окно и увидел…

…Нелюди уверенно шли к дому. Погодные катаклизмы почему-то стихли и давали понять, что они встали на сторону зла. Зло удвоилось, к ним пришло подкрепление – маленькие, но с ехидными лицами, – это были домовые. Их добавилось больше всех, а также страшные и холодные, как январские морозы, Вёглы.

Вёглы – большие, прозрачные существа, напоминающие приведений. Они «входят» в мертвые тела людей, перед тем убивая хозяев тел. На этот раз Вёглы вошли в тела охотников, которых загрыз медведь. Трое людей, которые рискнули поохотиться на медведя,… но получилось наоборот. Одного он съел сам, а остальных двоих жертв оставил на потом. Но увы, ему не судилось ими насытиться. Ихние полусохранившиеся тела, не считая третьего, у него полностью была откушена голова и конечности всего тела были поглощены медведе; тела нашли Вёглы – они искали формы. Найдя тело, они находили в нём остатки бывших жизней и входят внутрь. Начинали приживаться в тело и управлять всячески им.

Сейчас они стояли и жестами объяснялись о планах своих. Лешие с трудом понимали своих собратьев. Потому что главарь, с которым разговаривал леший – не имел головы. Голова вёглы прозрачная, а настоящей не было. Бестелесное не может объяснить телесному. В остальных двух, хоть и были головы, но все голосовые связки разложились. И они только могли шипеть, открывая рот. У одного во рту лазили и ели плоть черви. А у второго нижняя челюсть была отбита, то ли оторвана, то ли болтаясь, свисала вниз. Нос – откушен, одной руки не было, а левый глаз – наполовину вырван и болтался на щеке, а вёгл все время вставлял глаз, а целой рукой придерживал его от выпадения и в то же время жестикулировал оторванной рукой. Было видно, что он был злой и он никак не мог понять, почему захват «предателей», которые скрывались в избе, так надолго затянулся.

– Яка, бежим! – заорал нечеловеческим голосом, а голосом присущей подобию, к которому принадлежат Угрюк.

– Да, уже пора! Но через двери мы не выйдем. Там уже стоит вёгл. Надо делать двери с задней стороны избы. Вот на этой стенке, возле меня! – и крыс указал на стену за собой. – Но ваши силы здесь не во власти, вы ими не пробьёте стену и не сделаете дыру. Что будем делать?

– Можно проделать дыру ударами рук.

– Давайте! – согласился Керс.

Удары наносились так сильно, что здание дрожало. Крыс собирал свои небольшие вещи и тушил свечи в доме в то время, как лютодеи ломали стену. Он понимал, что прощается с этим домом навсегда. Столетие сторожил этот дом. Именно с того момента, как святой приказал делать ему это. Но пришло время идти.

Часть II