– Не очень, дорогой. На работе у нас работает сотрудник…»
– Дальше идет много личного. Я не могу вмешиваться в личное пространство, – сказал Валдис и выключил устройство. – Давайте лучше переключимся на других. Покажите, на кого.
Вдруг Валдис странно захихикал. Потом помотал головой и сказал, обращаясь непонятно к кому.
– Да понял я, – сказал он. Затем, поворачиваясь к собеседникам, продолжил: – Наш компьютер сказал, что ему лень бегать, как девочка, с микрофоном и подслушивать, – потом, через паузу, сказал: – Она сказала, что вы и так впечатлились. Особенно впечатлился обаятельный молодой человек, – и, немного помедлив, Валдис кинул взгляд на Джона сверху вниз и продолжил: – Чего в нем обаятельного? Совершенно обычный американец. Ну, качок. И что? Ладно. Вам, компьютерам, виднее. Да понял я, – продолжил Валдис. – Она сказала, что для полной убедительности в наших возможностях просит вас загадать число от одного до десяти. Прошу вас, господа.
Американцы снова переглянулись.
– Все? Готовы? – Валдис с вопросом на лице смотрел на собеседников. – Вижу, загадали. А теперь скажу. Вы, Джон, загадали семь, а вы, Андрей, пять.
– Как вы узнали? – почти одновременно спросили друзья-американцы.
– Я сам не знаю, – ответил Валдис. – Это все компьютерные заморочки. Она просит загадать еще раз числа. Да поняли они уже, – сказал Валдис, смотря куда-то в сторону. – Ты что-нибудь более интересное предложи, – и, немного помолчав, продолжил: – Она сказала, что пришлет лучше фото на память.
У Валдиса раздался сигнал на телефоне, и он включил изображение. Повернул экран, чтобы было видно собеседникам. И все увидели изображение, где они втроем сидят на скамейке и Валдис держит телефон впереди себя. А над Джоном было дорисовано сердечко. И это сердечко очень интересно просвечивалось голубоватым светом.
– Могла бы и посимпатичней выбрать. А сердце зачем нарисовала? Ага. Ты ему еще нимб пририсуй. Вместе посмеемся, – сказал Валдис куда-то в сторону и затем, обращаясь к собеседникам, продолжил: – Хотите и вам сброшу. Нет? Как хотите.
– Простите, а компьютер точно она? – спросил Андрей.
– Мы его ласково называем «Зайка». Поэтому у нас компьютер женского рода.
– Зачем компьютер называть женским именем? Он же все равно компьютер. Железяка и есть железяка, – завелся Андрей.
– Алло! Осторожней, – сказал Валдис. – Ты за базаром следи, Андрей. Она может и обидеться. Она хоть и пятого класса, но не посмотрит на международный статус, выключит тебя. Будешь знать.
– Убьет, что-ли? – спросил Джон.
– Нет, конечно. Хуже. Просто выключит, – и через паузу Валдис продолжил: – Что-то мы отвлеклись. Мы же продолжаем светскую беседу? У вас есть еще вопросы?
– Как это было снято? Я никого перед нами не видел, кто мог бы это сделать, – спросил Джон.
– Извини, Джон. Сказать не могу. Помимо секретности у тебя нет достаточного образования.
– В смысле? – возмутился Джон.
– Не обижайся, – ответил Валдис. – Объяснение касается областей физики элементарных частиц, а также новейших исследований в строении человеческих органов. Глаз и мозга. В нашей организации мы достигли новых высот в этом деле. Это наш хлеб, так сказать. Ну, о роде деятельности нашей организации вы знаете. Давайте лучше вернемся к конструктивной беседе. Тем более моя очередь спрашивать. Андрей, вы ведь хорошо рисуете. Планируете выставляться?
– Я не думал еще об этом. Да и картин у меня немного, – сказал Андрей.
– Не скромничайте, – сказал Валдис. – Джон, я вам советую посмотреть на эти вещи. Это довольно-таки интересно. Такой необычный стиль, Андрей. Зря вы над выставкой не подумали. Очень советую. Да и знаете, сейчас и с гораздо меньшим количеством картин выставляются. И поверьте мне, выставляются с такой дрянью, что у меня глаза слезятся, смотря на это.
– А откуда вы знаете про мои картины? – с удивлением спросил Андрей. – Я никому их не показывал.
– Просто прочитал ваше досье. И там все про вас. И про картины в том числе. Сколько их там, не считал, – сказал Валдис и через паузу продолжил: – Как только мне тут подсказали, их сорок две. Так что послушайтесь моего совета. Картины классные. И если что, могу помочь с выставкой. Могу посоветовать спеца в этом деле. Он все и организует.
– Я подумаю. Спасибо, – сказал Андрей.
– Джон, по глазам вижу, вы горите задать вопрос, – усмехнулся Валдис.
– Я, конечно, не силен в медицине и мне уже не интересно подслушивать, – сказал Джон. – Мне интересно другое. Вы о всех участниках группы знаете?
– Конечно. Я знаю о всех участниках все. Я знаю, чем они завтракают. Что они пишут в соцсетях. Кто с кем спит и почему. Например, у вашего компьютерщика Рашида в игре-стрелялке на планшете герой двадцать седьмого уровня. У аналитика Роберта и его жены любимый цвет коричневый. У вашего босса мать болеет раком груди, – ответил Валдис и, немного помолчав, продолжил: – Тут мне пришла другая мысль, что зря я вам это все рассказываю.
– Почему это? – спросил Джон.
– У вас могут быть неприятности. Причем очень большие. Сегодня вечером у вас совещание. И вы должны будете рассказать о нашей встрече. Скорее всего реакция будет неадекватной. Все решат, что вы, как ненормальные, должны были или убежать, или меня схватить. А вы им расскажете, что на это не было никаких оснований и также нужно было узнать о нас в личной беседе. Но после всего того, о чем мы тут говорили, вас сочтут ненормальными фантазерами. Так что подумайте, о чем говорить.
Пауза длилась несколько минут.
– Давайте лучше вернемся к началу нашей беседы, – сказал Валдис. – О загадочности русской души. Джон, а вы знаете о таком интересном факте: когда Россия в очередной раз спасла Европу и разгромила очередного мирового захватчика, вошла войсками в Париж, когда российский самодержец имел полное право потребовать с проигравшего контрибуцию в любом виде и в любом размере, Россия могла увеличиться за счет новых территорий или разжиться деньгами, она этого не сделала. Она не потребовала ничего. Это шло вразрез европейского понимания о победителе и проигравшем. Вы такое можете понять и объяснить? Андрей, вы как спец можете объяснить?
– Я знал об этом факте, – сказал Андрей, – но у меня нет разумного объяснения.
Длительная пауза повисла в воздухе. Все трое смотрели перед собой в даль парка.
– А не кажется ли вам, что есть ценности, отличные от территорий и богатства? – воскликнул Валдис. – Мне жаль, господа, – немного помолчав, продолжил: – На этом, пожалуй, нам пора заканчивать нашу светскую беседу. Меня зовут дела. Да и ваши ребята на подходе. Этот ваш Дуглас – головастый мужик. Быстрее всех сообразил. Да Бог с ним. Вы должны понять, что я хотел с вами побеседовать и никак вас не компрометировать. Так что, до свидания, господа. Увидимся, если что, – и опять смотря куда-то в сторону, сказал: – Хорошо-хорошо. И вам, – обращаясь к Джону, – особое «до свиданья».
Валдис уверенно встал и пошел к западному выходу из парка. Минут через пять в парк зашли ребята из команды во главе с Дугласом.
– Что это все было? – спросил Джон.
– Догадайся, – ответил Андрей.
***
Макс и Вит сидели на террасе с прекрасным видом на острова. В этот раз они сидели в Русской зале. Здесь Макс был чаще всего. Он специально заказывал мебель и всю атрибутику для интерьера. Ему почему-то захотелось диван, чтобы был похож на его любимый диван. Как сказала одна подруга про этот диван, «мужика и диван разлучает только работа, и то не надолго». Максу захотелось, чтобы посередине комнаты стояла большая матрешка. И вообще Макс хотел чувствовать себя в России.
– О чем думаешь, Вит? – спросил Макс. – Прекрасная обстановка тебя к чему подвигает? Если к женитьбе, то посмотри в другую сторону.
– А ты без шуточек, конечно, не можешь, – ответил Вит. – Тебе самому не надоело?
– Я тут стараюсь и практически из кожи вон лезу, чтобы тебя развеселить. Разогнать тоску некоторым личностям. А они меня, веселого и доброго, пытаются обидеть.
– Надо тебя на курсы английского юмора послать. Культурно и тонко шутить – это великая вещь.
Тут раздался легкий шум лифта, который и прервал беседу. Дверь открылась, и вышел Умник.
– О чем спорим? И, кстати, доброе утро, Макс и Магистр, – наклоняя голову в сторону Вита, сказал Умник.
– И тебе не болеть. И что это за Магистр? – спросил Макс. – Я сначала думал, это, типа, звание такое, а сейчас, когда он так наклонился, я понял, что это круче звания. Вит, колись. И что за секретность между своими? И почему до сих пор играем в шпионов?
– Ладно. Поскольку Умник только свои секреты может хранить, а вот с чужими у него проблемы, расскажу по порядку. Я тебе рассказывал про эксперименты с генной инженерией на разных цивилизациях. И мой прапрапрадед стоял у истоков этого дела. Когда еще эта информация не считалась секретной и никому не была интересна, проводились исследования и объявлялись результаты работы. Все шло спокойно и тихо. Но в какой-то момент одни очень хитромудрые из окружения императора вдруг поняли: «А что, если создать подобную программу той, что выбирает императора. Что, если вырастить с помощью новых данных по генной инженерии претендента в императоры, который в будущем станет ручным императором. На новой программе проверить, как повлияют эти эксперименты на рейтинги претендентов и их генный прогресс». Вот в связи с этим программу моего родича засекретили. Поставили наблюдателей над работой этой программы. Поставили статус первой категории и тех, кто распространяет данные этой работы, объявили заговорщиками и предателями Империи. Но данные этой программы всегда использовали все жители Империи. Если в нашей нации находили болезни, всегда появляющиеся на этапе эволюции, то эта лаборатория находила какое-нибудь изменение в днк или еще где и эти исправления вносились всем жителям. А тут со статусом секретности стало труднее определять, что влияет на состояние здоровья человека и что влияет на его статусное развитие. Начало расти количество заболеваний. Народ стал возмущаться. Претензии к правительству увеличивались. Правительство догадалось и объявило разработки допингом.
– Это вроде как запрещено. Типа, нельзя использовать неестественное увеличение способностей человека, – возразил Макс.
– Это все философия. Если человек увеличил мышечную массу и выиграл чемпионат, то это плохо, потому что он сделал это один. Он использовал новые и никому неизвестные данные во благо себе. В этом нечестность. А если этот допинг обозвать лекарством, которое изменит твои физические данные, и это усилит, например, кости в теле человека, и они станут меньше ломаться. И это могут использовать все жители. Как тогда назвать это использование? Честным или нет? Вот и родилось движение за общее использование данных генной работы для всех жителей Империи. А назвалась она «Лучший выбор». А группа влиятельных людей Империи, назовем понятным тебе словом «мафия», начала дозировать данные. Те, что влияли точно на здоровье, выходили в свет. А те, что влияли на умственные способности и черты характера, оставались секретными. А когда эта мафия узнала про «выборцев», то началась травля с обвинением в госизмене. Тогда и был создан генопаспорт. И, конечно, создалось подполье, которое воровало исследования, изучало данные в своих лабораториях и стало выпускать исследования в общий доступ. Когда мой родственник ввел изменения в меня, то сначала этого никто не заметил. Это как в борьбе с допингом. Одни химичат, чтобы их не нашли, а другие химичат, чтобы найти. Вот и настал момент, что меня скоро могут найти. Вот я и запросил о переводе сюда.