Моя война: Выжить вопреки. Испытания. Чужой

– Тебя ж под трибунал отдадут! – воскликнул я.

– Никто меня не отдаст! – зло бросила она. – Я не призывалась, сама прибилась к отряду и попросила, чтобы не гнали! А тебя увидела и…

Что и, я узнал чуть позже. Девушка, а это без сомнения была девушка, ей лет восемнадцать всего, бросилась мне на грудь и зарыдала. Она рассказала, как убили всю ее семью в одном из захваченных немцами селе. Ее отец был председателем, его вместе с женой, матерью Валентины, сожгли заживо в сарае.

– А я сбежала. Немцы за мной гнались, но я убежала. Лес хорошо знала, смогла спрятаться. Потом к нашим попала, там и осталась. Когда ты с бойцами вышел из окружения и попал в отряд, я всего неделю с ними была. Не гони меня, пожалуйста!

– Да и не думал даже! – честно признался я. – Куда я тебя выгоню?

– Вот что, голубки, можете тут и вместе жить, но хорошо бы помогать мне по хозяйству! – вдруг раздался голос хозяйки дома.

– Да-да, конечно, я все умею делать, только скажите, что нужно! – запричитала Валя.

С каждой минутой она все больше мне нравилась. Не своей услужливостью, а… Какая-то настоящая она, вот что. Особенно для меня, привыкшего к женщинам в будущем, которые все пытаются поставить себя выше мужиков, а чуть что, мы слабый пол. Смешно это, пародия какая-то на жизнь. Нет, я вовсе не за то, что место женщины на кухне и ее день Восьмое марта. Но все же женщина должна оставаться женщиной во всем, а не пытаться из кожи вылезти, доказывая, что она лучше мужика. Валя была совсем не такой. Она с нежностью и даже трепетом обрабатывала мои раны, разминала мышцы, чтобы не затекали. Но в то же время была строга к моим попыткам справляться самостоятельно со своими делами. То есть она не любила безумно и слепо, а была такой… черт, я даже не могу это описать.

Первое время я ужасно боялся одного. Прихода фашистов. Ведь им будет просто плевать, кто перед ними, калека или здоровый человек. Не умереть боялся, а того, что сделать ничего не смогу. Да и за Валю теперь страх появился. Но уже со второго дня моей жизни в деревне я немного успокоился. У Вали вдруг оказался в руках пистолет. Точнее, револьвер «наган». Говорит, выдали в отряде, а даже не показали, как стрелять из него. Патронов только вот было мало, всего двадцать штук, но и это было хоть что-то. Я даже не успел спросить, как она просто отдала мне ствол, заявив, что мне он нужнее. Говорю же, умная девушка оказалась. Сообразила, что я себя голым ощущаю. Обрадовавшись, выпросил у нее кусок тряпицы и принялся очищать ствол. Нагара хватало, постреляли из него неслабо. Выходило, правда, с трудом, все же я лежачий пока, но справился. Жизнь-то налаживается, со стволом уже легче. На крайний случай всегда смогу завалить несколько солдат противника и оставить пулю для себя. Оказалось, я это озвучил вслух, и Валя быстро заставила меня дать слово, что ее я живой немцам не отдам. Пришлось обещать, хотя даже не представляю, как поднять руку на эту замечательную девушку. Но она рассказала, ЧТО с такими, как она, делают немцы, и у меня кулаки стиснулись в бессильной злобе.

Валентина с утра до вечера помогала Елизавете Васильевне по хозяйству. Готовила, прибирала, стирала. Скотины нет, а так бы еще и животными занималась. Девушка была на все руки мастерица. Меня осматривала несколько раз в день, когда минутка выпадала свободная, но делала все очень осторожно и тщательно.

Вокруг было тихо. Я спрашивал у девушки постоянно, слышно ли чего. Она каждый раз меня успокаивала, говоря, что нам повезло. Да и старушка хозяйка, Елизавета Васильевна, тоже успокаивала, говоря, что в их деревню и раньше-то почти никто не приезжал, а уж теперь… На двенадцатый день я попробовал встать с того топчана, на котором лежал. Просто сил уже не было валяться. Хоть Валя и старалась, разминая мне тело, постоянно протирая и массируя, но я уже извелся.

– Куда ты, сдурел? – накинулась она на меня, когда застала почти стоящим на полу. Ноги болели, но вся боль была какой-то поверхностной. Кости не болели, а значит, вполне можно пробовать вставать. Вот, кстати, и пример того, как она меня воспитывала.

– Да не могу я больше, Валюшка. Не ругайся, лучше помоги! – попросил я ее. Девушка и так уже поднырнула мне под руку, а теперь еще и поддерживала.

– Раны могут открыться, ну, не маленький ведь уже! – упрекала она меня, морща красивый носик, но по ней было видно, что дается ей это выражение с трудом.

– На ногах не откроются, там зажило все… – попробовал я успокоить девушку.

– Ну, зачем ты врешь, ведь я же знаю, какие они, каждый день повязки меняю, – упрекнула девушка.

– Да нормально все, нормально. Я ведь не бегать собрался, так, встать бы для начала, понять, живой еще или уже калека, – я все же не вытерпел и подпустил в голос немного грубости. Но грубости не к этой милой девушке, а к себе.

– И что, понял? – покачав головой, девушка все еще пыталась меня переубедить.

– Ага, – сказал я и улыбнулся, – думаю, что на днях все же встану.

– Только попробуй без меня тут ползать, я тебе устрою! – Ого, говорил же, что она еще и с норовом.

– Не ругайся. Специально тебя позову. Что на улице? – я уже вернулся в лежачее положение и попытался сменить тему. Валя вытирала мне пот, который от напряжения обильно стекал по лицу.

– Самолет пролетал, но не над нами, в стороне. Стрельбы не слыхать, все тихо. Ты же знаешь, тут же как будто и войны нет.

– А самолет куда летел?

– На восток, – выдохнула девушка.

– Ладно, – я провел рукой по голове девушки, задержав ладонь на щеке. – Устала?

– Нет, нормально. Ой, сегодня же знаешь что случилось? – как ужаленная подскочила девушка с моей постели. Я чуть напрягся.

– Что?

– Из леса корова вышла, представляешь? Ее дед Захар прибрал. Он один живет, говорит, чтобы приходила доить, молоко будем на всех делить.

– Нормально, – кивнул я. Вообще хорошо. В деревне ведь всего десять человек живет, так что будем с молоком теперь. Пока фрицы не вернутся. Детей здесь нет, одни старики, никого младше шестидесяти. Сопротивляться некому, скотину уже забрали. Думаю, если фрицы сюда и заглянут когда-нибудь, так только случайно или по сообщению авиаразведки. Ведь самолеты летают, вполне могут заметить деревеньку и навестить. Хоть и надеюсь, что этого все же не случится.

Еще через неделю я все же встал, а спустя два дня после этого начал ходить в туалет сам. Ждал я этого больше всего на свете. Хоть и привык к Вале, да все одно стесняюсь. Валюша постоянно намекает, чтобы я не возвращался в строй. Прямо не говорит, все вокруг да около, но смысл понятен. Конечно, ей как женщине хочется уюта и покоя, а какой уж тут покой, когда враг буквально за порогом твоего дома стоит. Это даже не на соседней улице, это…

Дни тянулись медленно, но все же вот уж и август заканчивается. Я почти здоров, в груди не болит, только кашель остался, да и тот редкий. Ноги совсем в порядке стали, их и посекло-то несильно. Наступил день, когда я решил уходить из деревни. Куда, пока не знаю, но нужно к нашим пробиваться. Понимаю, что до фронта хрен знает сколько верст, но как-то все же нужно добраться. Вообще, по обрывкам фраз немногих местных я понимал, что я где-то в Белоруссии, но вот где точно, не знаю. Деревню дед Захар назвал как-то чудно, один раз:

– Что? Как нашу деревеньку кличут? – на мой вопрос дед Захар даже удивился. – Так вроде при царе была безымянной, а при Советах, когда перепись проводили, вроде как Лесной прозвали. У меня вроде в документах так написано… – вот и весь сказ. Их при царе как бы вообще не существовало. А секрет того, что за два месяца фрицы сюда лишь раз заглянули, был в болотах и лесах. Очень просто. Когда я начал, наконец, ходить и мог уже делать небольшие пешие прогулки, я разведал местность вокруг. Заодно грибов притащил на всю деревню. Наша деревня находилась в окружении болот, на окраине очень старого леса. Сюда идти только если специально. Просто для того чтобы проехать мимо, фрицам нужно делать приличный крюк от дороги. А на фига им это? Есть пути и прямее, и проще в прохождении. За два месяца мы ни разу не слыхали шума моторов, только от пролетающих далеко в стороне самолетов. Вот и вышло так, что я имел возможность спокойно отлежаться. А до дороги, причем обычной проселочной, отсюда аж двадцать верст. О как.

С Валентиной мы жили последний месяц как муж и жена. Ага, это все же случилось. Даже Елизавета Васильевна не возмущалась, узнав о наших отношениях. Случилось все как-то спонтанно, я вначале даже обалдел. От самого себя обалдел. Когда мне стало лучше настолько, что я свободно ходил, я попросил деда Захара истопить баню. Она тут только у него и была, в хорошем состоянии. Сосед исполнил мою просьбу, а заодно так меня отхреначил веником, что дурно стало. Открыв дверь в предбанник, сосед вышел, оставив меня в чувство приходить, ну, а я наслаждался сладкой истомой, что разлилась по телу. Было очень хорошо, я лежал на лавке с закрытыми глазами и не заметил, как кто-то пришел. Когда меня облили из ковша, я открыл глаза и увидел Валю. Та стояла с куском мыла и смотрела на меня. Я хлопал глазами от удивления и увиденного. А посмотреть было на что.

– Давай я тебя помою, – сказала она и начала намыливать меня. В бане все еще было жарко, а одета она была в простую белую рубаху, длинную, ниже колен. От жары Валюшка вся покрылась испариной, а рубаха прилипла к телу. Вот тут я и почувствовал, что почти полностью здоров. Грудь у девушки была настолько аппетитной, я и раньше догадывался, что под одежкой она хороша, но тут я разглядел ее всю наконец. Ведь девчата сейчас других нравов, одеваются просто и закрывают тело, даже волосы постоянно убраны и прикрыты платком. А тут… Волосы рассыпаны по плечам, грудь торчком, темные круги проглядывают сквозь намокшую рубаху и… манят, черт возьми! Даже не разглядывая что-либо еще, я просто вытянул руки и, проведя ими по щекам девушки, притянул к себе. Удивлению не было предела, когда я не почувствовал толчка или удара. Девушка была согласна. Нежно, стараясь быть настолько аккуратным, насколько это возможно, я целовал Валентину в губы. Получал неловкие и неумелые ответы, не обращая на это внимания. Мне просто захотелось вдруг сделать так, чтобы это девчонка почувствовала себя на вершине блаженства. Ждать каких-то действий от нее самой было бы глупо, я все взял в свои руки. Правда, почувствовав в одном месте осторожную хватку, удивился. Девушка явно не хотела бездействовать. Причем, черт, это было очень приятно. Чуть отстранясь, я потянул вверх ее рубаху, и Валя не сопротивлялась. Когда открылась удивительно большая, но крепкая молодая грудь, у меня сперло дыхание. Я вдруг вспомнил, когда у меня последний раз была женщина. Давно это было. Нежно, едва касаясь, я покрывал ее тело поцелуями. Я наслаждался сам и старался растянуть удовольствие для нее. Язык осторожно блуждал везде и всюду, заставляя девушку трястись то ли от страха первого раза, то ли от удовольствия. Думаю, тут все вместе было. То, что она невинна, я и так понимал, молодая же еще, да и в какое время живет. Валя тем временем тоже не сидела сложа руки, распаляя мое и без того сильное желание. Когда же мы, наконец, слились в одно целое, простонав, Валюшка выдохнула мне в ухо:

– Я твоя жена! – и расслабилась, потому как ей стало очень хорошо. Как и мне, конечно.

А еще, вечером, когда легли спать, уже вместе, конечно, она рассказала на ухо:

– Мне всегда думалось, что когда ЭТО случится, мне будет больно, боялась, как дурочка. А это так хорошо, что, кажется, даже и умереть теперь можно спокойно.

Тогда я ей сказал просто, но всерьез:

– Я очень счастлив, что ты стала моей женой.

А девушка, прижавшись ко мне, ответила:

– Я тебе сыночка рожу, обещаю! – На это я не знал, что ответить, поэтому просто поцеловал ее крепко, и мы уснули.

С тех пор мы зачастили в баню. Дед Захар лишь один раз сказал:

– Эх, где мои молодые годы! – Больше разговоров и не было. Валентина была просто ураганом в постели, а мне было чертовски приятно, что девушка получает удовольствие. Нет, я и сам был в полном восторге, только для меня очень важно, что чувствует женщина. Я был очень удивлен, обнаружив в молодой девчонке сороковых годов такой ураган чувств и эмоций. Она готова была любить меня каждую секунду, а я старался соответствовать ее ожиданиям и отвечал ей взаимной любовью.

– Может, все же пойдем вместе? – Эта попытка девушки пойти со мной, была, наверное, уже сотой. Я не хотел брать ее с собой. Деревня, в которой я так чудно подлечился, реально была в захолустье. Туда за все время, что мы там жили, так никто и не заглянул. Вот пусть так и будет. Тем более, Валюшка рассказала, хоть и сомневаясь пока, что вроде как ждет ребенка. Срок пока никакой, может, это и вовсе «ложная тревога», но мне было страшно за нее. Поэтому и оставил ее здесь. Даже представить себе не мог, как вообще это будет выглядеть. Боец выходит из окружения с беременной девахой. Не то чтобы это как-то неэтично. Просто тяжело это, путь-то предстоит весьма и весьма неблизкий и тяжелый. Кто знает, может, меня и вовсе убьют где-нибудь совсем неподалеку, а что будет с ней? Даже представлять не хочу.

Я действительно надеялся на удаленность деревни от внешнего мира, точнее, только на это и была надежда. Как я буду жить, зная, что на оккупированной территории живет МОЯ женщина, я не знаю, надеюсь, все будет хорошо. Если честно, то вот именно сейчас, как бы некрасиво это ни звучало, но я должен о ней даже забыть. Забыть не потому, что она для меня была увлечением, даже и в мыслях не было ничего такого. Просто я иду воевать, а если буду все время думать о ней, то просто погибну в первом же бою.

Идти было легко, я был полон сил, энергии, относительно здоров и счастлив. Какое же это хорошее время, не война, а вообще эти годы. Да, нет благ цивилизации, но если подумать, хорошенько подумать, то что нужно человеку для счастья? В моем времени, там, в будущем, все живут только ради денег. Потому как без них нельзя. Люди работают как волы, с утра до ночи, иногда без выходных, лишь бы заработать лишнюю копейку. Меня никогда такое не прельщало. Искал, да и находил такую работу, чтобы было много свободного времени, иначе зачем жить, находясь постоянно на работе? Жизнь-то одна! Работать нужно для того, чтобы жить, а не жить для работы. Аксиома.

К вечеру, а вышел я рано утром, оказался в какой-то странной местности. Вроде деревья есть, а леса нет. Просто редкие деревца, вперемешку с кустарником. Когда одна нога вдруг ушла в воду, провалившись на, казалось бы, ровном месте, я наконец-то догадался. Болото. Да уж, пока воевал, как-то все удавалось обходить гиблые места Белоруссии, а вот теперь попался. На самом деле, болот здесь много, просто этим летом часть пересохла, вот и не попадал еще в них. А тут на тебе. Решив, что лучше не соваться дальше, так как уже вечер, а темнеет в августе рано и ночи очень темные, остановился на ночлег. Ночами бывало довольно прохладно, но у меня была шинель, я вообще был при полном обмундировании, только без оружия. Наган я оставил Вале, на крайний случай. Она сказала, правда, что лучше застрелится, чем в лапы к врагу попадет, я молчаливо согласился с этим. Разведя костер, я достал припасы, что собрала мне в дорогу… жена. Ничего особенного, ведь ни кур, ни скотины в деревне не было, поэтому ни сала, ни яиц не было. Зато был свежий лучок, чеснок, огурцы соленые и хлеб. Много. Валя сама пекла. Собрала мне и простой каравай, и разного рода лепешек, поэтому на пару дней мне вполне хватит.

Поужинал, завернулся в шинель и уснул. Спал недолго, почувствовал, что стало холоднее, и вынужден был встать, чтобы подкинуть в костер дровишек. Быть замеченным я не боялся. Ночь, болото, да и костерок я разводил маленький, больше надеясь на тепло от углей, чем от пламени, подкладывал понемногу. Спать уже не хотелось, но и идти пока не было возможности. Слишком темно еще, часы показывали три ночи. Странно, что пока я валялся в забытьи в обозе отступающего отряда, с меня никто часы не снял. У костра я просидел до пяти. Как только на востоке появилась полоска рассвета, стало уже значительно светлее, и я выдвинулся в путь. Обходил болото по самому краю, так как местности просто не знал, да и карты у меня не было. Топал чисто на интуиции. Понимал, где восток, туда и шел. Когда болото было позади, а впереди распростерся огромный луг, я остановился. Заставило меня это сделать увиденное. Справа, на самом пределе видимости что-то привлекло мое внимание. Движение, вот что это было. Поле было уже пустым, причем явно убранным, спрятаться некуда, от слова совсем. Идти вот прямо так было боязно. Не для того меня Валентина отхаживала, чтобы я врагу в плен попался сразу, как только на ноги встал. Обходить было нереально, слишком далеко и все по открытой местности, поэтому решил вновь ждать. Темноты, конечно. Кстати, осталось не так уж и долго. Мое путешествие вокруг болота заняло полдня. Сейчас уже четырнадцать часов, так что осталось немного.

Движение, что я заметил днем, более не повторялось. Я даже решил было, что мне просто показалось, но двигаясь в темноте в нужную сторону, я все-таки понял, что я видел. Поле, что было передо мной, примерно через три километра уходило вниз. Я был на возвышенности, это и сыграло мне на руку. Внизу, под холмом, на котором я находился, был населенный пункт. Не то большая деревня, не то маленькое село. Церкви вроде не видно, но ее могли и снести. Так вот, на вершине холма был пост. А движение, что я видел днем, было телегой, на которой привозили еду солдатам, что были на посту. Вру, не солдаты это, полицаи, мать их! Это я разглядел, к сожалению, слишком поздно, меня банально заметили.

– Стой, стрелять буду! Кто такой?