Солдат : Солдат. Превратности судьбы. Возвращение

– Ты не понимаешь главного. Завтра здесь пошли бы еще войска и попали бы как куры в ощип. Ведь еще утром разведчики докладывали, что тут нет никаких танков и большого количества солдат противника. Немцы стягивали сейчас все ближайшие войска на железнодорожный вокзал, вот мы и поперлись не глядя. Комполка пообещал пополнение, а главное, сообщил, что к нам выдвинулись два расчета с «сорокапятками», помогут в случае атаки противника танками.

Я, чувствуя вину, попросил у ротного отпустить меня на разведку.

– Куда ты еще собрался? – недовольно спросил Нечаев.

– Хочу посмотреть, откуда можно эти гребаные самоходы сжечь. Из пушек я имею в виду.

– А-а. Возьми только кого-нибудь, одного не пущу.

– Так с Курочкиным и пойдем, хорошо?

– Давай, осторожнее только.

Время было уже к вечеру, темнело. Фрицы стреляли все меньше, спать хотят, наверное. Мы ползли с Петрухой по развалинам и осматривали каждый закоулок. Я хотел отползти чуть в сторону от занимаемого нами дома, чтобы найти место, где установить орудия. «Благодаря» застройке такое место найти было невозможно. Самоходки стоят не посреди улицы, и чтобы выйти к ним на прямой выстрел, нужно подойти метров на триста, что само собой невозможно. Но это палка о двух концах. Если бы можно было выйти на прямой выстрел с большего расстояния, немчура бы уже сбросила в Волгу все наши войска своими танками. Так что застройка играла на руку и нам тоже.

Мы забрались в подвал одного из полуразрушенных домов и чуть не начали стрелять с перепугу.

– Наши! Бабоньки, это же наши! – Мы, блин, с Петей чуть с ума не сошли от объятий и поцелуев.

– Красавицы, вы нас удавите сейчас! – начал было возмущаться я.

– Родненькие, как же вы сюда прошли, немцы же кругом.

– А вы знаете, где точно? – спросил я.

– Тут их нет, но дом весь разбит, мы боимся наверх выходить.

– Так, Петруха, надо женщин с детьми отсюда выводить, как хочешь, – озадачил я друга.

– Скоро совсем стемнеет. По нашим следам можно пройти, не заметят. – Мы и правда почти весь путь прошли ногами, а не ползком.

– Точно. Тут только от этого дома метров сто – сто пятьдесят пробежать, пригнувшись, а дальше спокойней, там уже наши дома.

– Ребятки, мы боимся, – беседу с нами вела одна и та же женщина, если честно, неопределенного возраста. Просто тут все такие чумазые, усталые и голодные, что вообще не отличить мальчика от девочки и женщину от старушки. Все в каком-то рванье, как не замерзли-то до сих пор? Ну фрицы, ну суки! Придем мы в Фатерлянд, запоете вы тогда.

– Бабоньки, с вами боец пойдет, знаете, какой он сильный и отважный, ух! Немцев пачками кладет. – Петя стоял и хлопал глазами, женщины лучинку зажгли, вот я и разглядел.

Вдвоем идти не хотелось, вдруг фрицы в дом вернутся, женщины-то сказали, что те здесь были, а потом куда-то ушли. Вот я и пойду, домик проверю аккуратно, а Петя женщин доведет до расположения ближайших бойцов, пусть те займутся их сопровождением к переправе.

Когда вылезали из подвала, я аж присвистнул. Сорок три человека, это всех вместе и женщин, и детей. Страшно за них было, но, блин, пока они тут, еще страшнее. Петя ушел, а я снова полез в подвал. Выход в подъезд заблокирован не был, вышел и осмотрелся. Тут точно никого не было давненько. Ни следов присутствия, ни каких-либо признаков жизни. Осторожно пробирался, уткнув приклад ППШ в плечо и осматривая каждый закоулок. Тихо, ан нет, на улице-то трескотня продолжается, но уже давно не такая, как днем. Орудия не бахают, только где-то минометы долбят да ружейно-автоматный, ну, иногда пулеметный огонь слышен из соседних домов. Как-то уже воспринимается это все странно. Постоянно кто-то стреляет, а вот раз не в «твоем» доме, так вроде кажется, что где-то далеко. Непередаваемые ощущения. В одиночку идти страшно, но в то же время спокойно как-то. Уж если сам видел пустую комнату, так и уверен на все сто, что здесь точно никого. Во втором подъезде я нашел следы пребывания фрицев. Много окурков на полу, пара бутылок из-под вина, несколько пустых банок из-под консервов. Гильз нигде не видел, следовательно, если немцы сюда и ходят, то только наблюдать, ну, может, еще огонь артиллерии корректируют, гады. За час обойдя весь дом и насмотревшись вдоволь на самоходки, хоть и темно уже, но тут всего метров триста, все разглядел, тем более вокруг них стояла суета. Фрицы впереди, то ли жрали, то ли гуляли, но ходят через одного с фонариками и думают, наверное, что их не видно. Да и осветительные ракеты никто не отменял, гитлеровцы запускают их постоянно, боятся, суки.

«Эх, вот сюда бы орудие поставить!» – думал я и разговаривал сам с собой. Тут обе самоходки как на ладони, они прятались от атаки с другой стороны, а тут так удачненько борта подставили.

– Стоп, а кто нам помешает сюда пушку закатить? – И правда, кто? «Сорокопятка» весит немного, как тяжелый мотоцикл. С той стороны дома положим на оконный проем бревна, доски или двери какие-нибудь, по ним затащим орудие. Мешает перетащить его на другую сторону дома, по сути, всего-то одна стена. Возьму взрывчатки у саперов, есть она у них, еще и фрицевской добавили из трофеев, рванем аккуратно часть стены, чтобы пушка прошла. Попросим у полка грохнуть из чего-нибудь тяжелого в наш район, чтобы подрыв стены немного замаскировать. А дальше… дальше забота бога войны. Самоход не танк, пока его заведут, пока развернут или попытаются спрятать, времени вагон. Главное, чтобы артиллеристы смогли попасть, ну и сжечь все это гансовское дерьмо за пару-тройку выстрелов. Сам я займу позицию со снайперкой на чердаке, он тут, кстати, почти целый. Отстреляю сколько смогу и ходу отсюда. Пушку придется вытаскивать обратно буквально бегом. Уж слишком мало времени у немцев занимает подлет авиации по запросу. А долбить нас будут со страшной силой.

Черт, сидя на втором этаже, совсем забыл про то, что я один пока, опять становилось жутко. Вдруг за окном, прямо по разбитой улице, промелькнули три тени. Гадом буду, если это не враги…

Шедшие немцы, казалось, не боятся вообще ничего, пробираясь по кучам битого кирпича. Едва наклонив головы и держа оружие наизготовку, троица медленно, но уверенно пылила сюда. Блин, вот только бы Петя прямо сейчас не вернулся, а то вылезет из подвала, тогда точно хана.

Заныкавшись в уборную, я ждал и надеялся, что Петя задержится. Через пару минут послышались шаги, затем скрипнула дверь в квартиру, ага, целая она тут, и в комнату ввалились немцы. Шепчутся, хоть и знают, что здесь никого не было раньше, но в голос не болтают. Прозвучавшие шаги принадлежали двум солдатам, а где же третий, неужели на стреме внизу оставили? Что-то тяжелое и явно металлическое чуть слышно звякнуло, один из фрицев помянул любимое нацистское слово «шайзе» и, пройдя опять мимо прячущегося в туалете меня, немцы вышли.

Черт, здесь в комнате что-то было спрятано, а я и не обыскивал даже, хотя, может, и к лучшему. Тихо выйдя из своего убежища, я прислушался возле входной двери, на лестнице отчетливо слышались поднимающиеся шаги. Вот блин, а как мы теперь пушку затащим? Если угрохать фрицев, нам песец, ведь их явно придут проверять или менять. Черт, как же быть-то? Потянув дверь и молясь, чтобы она не скрипнула, с облегчением выдохнул, когда створка оказалась открытой на достаточное расстояние. Протиснувшись в щель и оглядев лестницу и площадки, осторожно вылез целиком и, блин, чуть не застрелил Петра.

– Ком… – открыл рот напарник. Зашипев на него и приложив кулак вместо пальца к своему лицу, я указал Петру наверх. Надеюсь, никто нас не слышал.

– Внизу как? – шепнул я Петрухе на ухо, когда поравнялся с ним.

– Никого, а чего случилось-то?

– Фрицы тут, наверх пошли, давай за мной и вполглаза вниз посматривай.

Мы пробирались на верхний этаж минут пять, буквально по сантиметру переставляя ноги. У Пети пару раз что-то брякнуло, я аж зеленел от злости, позже оказалось, что он задевал моей винтовкой о стены. Петя нес мою винтовку за спиной, потому как в руках у меня самого был сейчас ППШ. Квартиру с фрицами искать не пришлось, голоса слышны хорошо. Показал Пете знак готовности и надавил носком правой ноги на дверь, аккуратно придерживая за ручку рукой. Дверь мягко подалась, и за ней был фашист. Он смотрел прямо на меня и не сделал ни одного движения. Мы замерли, пялясь друг на друга, но уже через секунду мой автомат уставился ему в лицо. Фриц поступил неправильно, но из его пасти успел вылететь только один слог. Выстрел из ППШ, короткая очередь, буквально на три патрона разнесла врагу лицо, а через секунду я сам был уже на полу, приготовившись отбиваться. Петя стоял оперевшись на колено сзади и левее. Немцы не выходили, ситуация была патовой, но у врага есть возможность привлечь своих, просто выстрелив из окна, кто-нибудь да придет. А вот к нам точно никто не придет на помощь, поэтому времени нет, но и дуриком в комнату мы не полезем. Выхватываю из кармашка «феньку» и, проверив, хорошо ли зафиксирована чека, бросил гранату в комнату. Послышалась возня и топот двух пар обуви. Ждать мы не собирались ни секунды. Заглядываю в проем, никого не видно, перекатываюсь так, чтобы все время видеть помещение. Сзади прыгает и, распластавшись на полу рядом со мной, замирает Петро. Один из фрицев, укрывавшийся за опрокинутым столом, уже вставал, когда в него прилетела очередь из ППШ Пети. Второй лежал на полу, чуть приподняв голову. Мой автомат смотрел немцу точно в лицо, и я просто отрицательно покачал головой, в надежде, что фриц окажется жизнелюбивым.

Вышло у нас всё офигеть как идеально. Связав немца, мы осмотрели комнату и, обнаружив рацию и бинокль рядом с ней, а также блокнот с записями, я приободрился.

– Петя, срочно нужен кто-то, говорящий по-немецки, пулей его сюда, просто бегом! – протараторил я и с удовольствием наблюдал, как напарник помчался вниз.

– Ты меня понимаешь? – решил я спросить немца.

– Найн, найн, – тихо отвечал фриц, уткнувшись взглядом в пол.

– А говоришь, не понимаешь! – ухмыльнулся я. Взяв трофейную сигарету и такую же зажигалку, закурил. О, ничего так табачок-то у вражины. – «Аттика», – прочитал я вслух надпись на пачке и еще раз ухмыльнулся. Просто обыскивая немцев, нашел аж три пачки таких сигарет. Хоть и привык уже к табаку в газете, но давно хотелось именно сигарет. Тем более сейчас в них пока еще не суют всякое дерьмо. Не пропитывают бумагу, чтобы быстрее горела, и сам табак вполне приличный. Немец попросил закурить. Как понял? Ну, знаете ли, это ж международный жест курильщика. Фриц так многозначительно мычал, что я как-то быстро сообразил, что ему нужно. Вытащив кляп, я не рисковал, трофейный пистолет был под подбородком фашиста, я сунул ему в рот сигарету и чиркнул зажигалкой.

Пока фриц наслаждался курением, я, показав ему на рацию, вопросительно кивнул. Фриц сначала ответил отрицательно, но когда я начал подниматься, а точнее вытаскивать нож, вражеский солдат активно начал трясти головой.

Петя вернулся минут через пятнадцать, наверное, бегом бежал. Окрикнув меня еще из-за двери, он появился с автоматом в руках. В метре позади напарника виднелась фигура нашего политрука.

– Здравия желаю, товарищ политрук, – бодро отрапортовал я.

– Иванов, ну, кто тут у вас?

А пленный оказался рядовым связистом. Остальные, уже остывающие, были как раз корректировщиками, а этот парень должен был только держать связь.

– Когда нужно выходить на связь? – начал допрос с важного для всех нас политрук.

– Мы пропустили сеанс, скоро должна прибыть группа, – ответил ганс.

– Сколько человек обычно входит в группу? – продолжал политрук.

– Отделение. – Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. А нас тут всего трое, с политруком.

– Товарищ политрук, пусть выйдет на связь и сообщит, что все нормально, – предложил я.

– Думаешь, не ляпнет лишнего? – с сомнением заметил политрук.

– Ну, если только он мазохист, – ответил я, вынимая нож.

Приставленный к гениталиям острый клинок способствует нормальному диалогу. Правда, фриц все время умолял политрука убрать меня подальше, но тот только хмыкал. Фриц вышел на связь и с круглыми от ужаса глазами, почти не запинаясь, оттараторил то, что нужно. Ему приказали начинать записывать координаты и через двадцать минут быть готовым их передавать.