– Извини, командир, не разглядел тебя.
– Ты, чудовище… – договорить я не успел. Снова послышался выстрел чего-то большого, и из окон дома, в котором мы только что были, рвануло пламя и полетел всякий мусор. На карачках мы понеслись за дом, уходя с линии огня. Пулемет с дальнего поста чесал без остановки. Перепрыгнув через невысокий забор, столкнулся нос к носу с тремя противниками. То, что это противники, понял только тогда, когда упал от удара в грудь. Лежа на земле, поднял глаза – здоровенный мужик опускал приклад мосинки. Стоящий за его спиной второй боец навел на меня ствол карабина. Выстрел сзади, приглушенный глушителем. Человек, целившийся в меня, падает назад, не успев нажать спуск. Я, уже очухавшись, кувырком ухожу в сторону и стреляю, почти не глядя. В ответ раздается выстрел мосинской винтовки. Мой бок что-то сильно дергает и обжигает. Вскакиваю на ноги, стараясь не думать о ранении. Вот он – противник уже поднял оружие и дергает затвор. Отмечаю про себя: торопится, падла, значит, опасается. Наган выпал у меня из рук, когда я получил пулю. Взмахиваю ногой справа налево, попадаю в кончик ствола, винтовка противника отклоняется. Блин, как в бочине-то стреляет. Противник принимает мое предложение, бросает винтарь и выхватывает нож. Рэмбо хренов, целая сабля! Тяну с «разгрузки» свой. Нож мне выковали еще осенью в Ленинграде. Делали по моему эскизу. Не, вовсе не самурайский клинок. Двадцать сантиметров лезвие, толщина в районе гарды – шесть миллиметров, рукоять наборная, сделана под ладонь. Длина ножа – почти тридцать сантиметров – вполне достаточна. Заточка – с двух сторон. Гарда небольшая, но прикрывает пальцы в случае скольжения по клинку чужого ножа. И, самое главное, офигенный баланс. Метать можно как угодно – воткнется наверняка.
Клинки встретились, я довольно ловко парировал, одновременно смещаясь влево. Враг принял этот маневр и решил остановить. Его выпад я уже ждал. Пытаясь достать меня колющим ударом, этот Рэмбо вытянулся в струну. Чуть довернув корпус, легко пропускаю укол мимо и наношу режущий, снизу вверх в район предплечья. Рэмбо, выпустив нож и заорав во всю глотку, пытается отступить. Куда там – моя рука, возвращаясь после удара, находит его шею. Нож вошел по самую рукоятку. Тело предателя обмякло и завалилось вбок. Хотя ногами вражина еще подергивал.
Только сейчас я заметил, что третий – тот, что стоял в сторонке – лежит на земле, а на его спине сидит казах.
– Ай, красавец! – хлопнув для шутки в ладоши, проговорил Мурат. – Покажешь потом.
– Ага, давай из этой задницы вылезать, а? – я вытер пот с лица и скривился от боли. Да, до этого видно в шоке был, что ли?
– Мурат, эта сука мне шкурку попортила. Болит чего-то.
– Не было печали, – выматерился Мурат. – Эй, гнида, сколько вас здесь еще?
Я удивленно вытаращил глаза, но Мурат обращался к тому, на ком сидел. Живой, видимо.
– Пятеро у пулемета должны быть, – прохрипел тот.
– А что за пушка там шмаляет? – спросил я и присел на корточки. Пришлось стиснуть зубы – боль нарастала.
– Там немцы два часа назад четыре пушки притащили – с передовой, наверное. Одна почти целая, только щит сорван. Вот из нее и бьют.
– Сколько немцев? – Мурат посмотрел в сторону, откуда раздался новый выстрел из орудия.
– Трое было, а наши еще с той стороны есть.
– Кто командир и где он? – я решил, что нужно быстрее «валить» руководителя, может, остальные струхнут.
– Так вон он! – указал мне за спину пленный. Если бы не болел бок, я, наверное, подпрыгнул бы. Повернув голову, я, кроме трупа, никого не увидел.
– Ты его только что зарезал, – продолжал пленный предатель.
– Во как! Ну и ладушки, – удивленно воскликнул я, но тут же скривился. Потрогав бок, увяз в чем-то липком.
– Мурат, я отбегался. Иди к парням, постарайтесь продержаться минут десять.
– А ты чего, умирать собрался?
– Не дождетесь! Этот чудило говорит – пушка без щита. Я вернусь к Деду, возьму свое «весло» и, прямо оттуда, попытаюсь их убрать. Все понял?
– С этим чего делать, – показал на пленного казах.
– Как обычно. На вот, – я вытянул из «разгрузки» и протянул Мурату запасные магазины к МР-40, – тебе нужнее будут.
Пленный попытался завопить, но казах обрушил ему на голову рукоять нагана.
– Никого не оставляем, – мрачно заметил я. Мурат направил ствол нагана в голову лежащего пленного. Я отвернулся. Раздался хлопок и последний выдох убитого.
– Командир, осторожней давай, – произнес Мурат и побежал на другую сторону улицы.
До Деда я добрался минут через пятнадцать – пришлось сделать крюк. Найдя его под кустами, забрал чехол с «Винчестером» и бросился назад. Боль в боку все нарастала, но была какой-то тупой, что ли. Рука не отнималась, просто жгло и болело в одном месте.
Не дойдя до деревни шагов сто, я выбрал небольшой пригорок, удачно расположенный прямо на дороге. Вынув из чехла свою фузею, быстренько ее осмотрел. Откинув сошки, улегся и посмотрел поверх ствола в направлении деревенской улицы, то и дело освещаемой частыми всполохами выстрелов. Вот бумкнула пушка – я даже увидел сноп огня, вырвавшийся из ствола. Крыша одного дома, по правой стороне улицы, разлетелась в стороны. Осколочно-фугасными лупят, твари.
– Надеюсь, ребята, вас там не было, – пробормотал я вслух.
Приникнув к прицелу, я пытался найти место, где заныкались пушкари. Увидев частые вспышки и решив, что пулеметчик мне и подсветит цель, стал вглядываться. Искать орудие долго не пришлось. Пулеметные очереди отлично его освещали.
– Вот и я, девочки!
Бух! – проговорила семидесятка.
– Минус один, – ответил я, дергая затвор.
Бух! Бух! – почти без паузы повторила винтовка, толкая в плечо, от чего я опять весь сжался.
– Вот и нет больше расчета у пушки! А где там пулемет? Задержался он уже на этом свете, – загнал новые три патрона и закрыл затвор.
Бух! – Черт, на хрена ты голову спрятал…
Бух! – Вот так вот! – в темноте я не увидел, попал ли в пулеметчика, но его «ствол» затих. И почти в это же мгновение на голову обрушилось небо…
Темнота, тишина. Нет, не совсем тишина, бормочет кто-то. О, блин. Я чего, вырубился, что ли? Хотя нет, вроде по голове ударил кто-то, наверное, подобрались, пока я стрелял.
– Очухался вроде, – до меня донесся знакомый голос, – воды дайте.
В глотку потекла жидкость. Глотал я жадно, но напиться не дали.
– Много нельзя, командир, – узнал я голос Мурата. Открыл глаза – ой, как же голова-то болит. Ай, еще и в боку жжет. А меня же из винтаря зацепило.
– Серег, живой?
– Сказал же – не дождетесь, – пролепетал я, – чего было-то?
– Деду спасибо скажи, он из леса увидел, как к тебе двое подкрались. Ну, он их и приложил. Одной очередью. Правда и немца, офицера, тоже в расход списал…
– Да и хрен с ним. Как же Дед попал-то, там ведь метров сто пятьдесят?
– Так я, как увидел, что эти возле тебя стоят, немца топориком тюкнул, чтобы не сбег, и к вам. Эти стоят над тобой, ругаются, ну я и врезал.
– Молодец! Ну, мужики, сколько я вам уже жизней должен?
– Так это мы с тобой расплачиваемся. Память у нас хорошая.
– Ладно, едем дальше, – меняя тему, сказал я. – Помогите сесть хоть, что ли.
Меня осторожно приложили спиной к дереву.