Боги войны

– А у командира разве карты нет?

– Товарищ лейтенант, у вас есть карта? – тут же переадресовал вопрос командиру политрук.

– Наверное, – осекся тут же лейтеха. Начал хлопать рукой по планшетке и вскоре извлек на свет карту.

– Так посмотрите, у вас же должна быть обозначена хотя бы та часть, в которую нас везли. Это должно быть где-то рядом, ведь лошадей у нас нет, как бы мы орудия доставили на место?

Лейтеха стал долго что-то искать на карте, но толку не было. Политрук подошел к нему и склонился над картой. Видимо, быстро сообразил, потому как что-то шепнул на ухо командиру.

– Нужно идти в полк, – вообще без уверенности в голосе произнёс лейтенант.

– А как же раненые? – спросил опять студент, чего-то он разговорился. – Да и убитых бы надо похоронить…

Следующие три часа мы усердно копали землю и хоронили наших однополчан. Я все это время только и думал о том, сколько вот так людей закопают на этой войне. Это же потенциальные пропавшие без вести. Если документы, которые, опять же только с подачи политрука, начал оформлять командир, потеряются, кто узнает об этих бойцах и командирах? Господи, сколько же людей… Никогда, наверное, не смогу привыкнуть. Все время себя сам же одергиваю, знаю же, что погибнет в войну очень много, а осознать все никак не могу. Для меня прямо сейчас и один убитый – это много, а уж больше…

После похорон убитых политрук собрал команду из четверых бойцов и направил собирать все ценное, что осталось целым после бомбежки. Собрали несколько винтовок, патронов в подсумках, снятых с убитых. Еды не было, воды тоже, да ничего не было, если так разобраться. Теперь встала новая проблема. Как мы должны были тащить пушки, я так и не понял. Идти нам километров десять, если верить лейтенанту, а как нести раненых? Поискав в округе, нашли остатки брезента, которым были укрыты орудия. Сами-то пушки перекорежены, просто куски металла, а вот брезент слетел, видимо, теперь пригодится. Спустились с насыпи к роще, что стояла неподалеку, и нарубили толстых сучьев для носилок. Хреново было тем, что раненых около тридцати человек, а нас-то двадцать семь. Как утащить такую прорву народа, я не представлял. Выручил всех политрук.

– Товарищ командир, думаю, нужно отойти в рощу и встать там. А в полк послать кого-то из бойцов, чтобы вернулись с подводами. Смотрите, на карте, рядом совсем, деревня есть, может, раненых вообще туда удастся пристроить?

– А кто пойдет?

– Давайте я схожу в деревню, может, там что-то найду для раненых? По крайней мере узнаю, где наши еще есть, – политрук вызвался сам, это он схитрил, конечно, – а в полк послать двух бойцов пошустрее, не так и далеко тут.

– Да, хорошо, – согласился лейтеха. Вроде начал приходить в себя, больше не дергается.

– Некрасов? – окликнул меня политрук.

– Да, товарищ политрук, – подошел я.

– Пойдешь со мной в деревню, может, что-то найдем для транспортировки раненых. Или туда их свезем.

– Есть, – отчеканил я.

В полк отправили двух ребят, один был Пашкой, мы накоротке перебросились парой слов, обрадовались оба, что живы. Шустрый малый этот Павел, быстро ребята доберутся до наших. Если они, конечно, там еще есть. Мы же с политруком направились по узкой проселочной дороге к деревне. Она была вроде как за небольшим леском, думаю, быстро обернемся. По дороге политрук молчал, ну и я не собирался с ним беседы вести. Нет настроения совсем. Приехал на фронт, вашу маман, топаю теперь незнамо куда. А сколько так протопали наши деды? От Москвы и Ленинграда, от Сталинграда и Курска? До самого, мать его в одно место, Берлина поганого. Сколько пар обуви стоптали, сколько мозолей кровавых натерли? В будущем даже те, кто неравнодушен к прошлому и войне, не представляли себе такой картины. Просто это не представить, сидя в тепле и уюте. Много там развелось всяких либерастов, пишущих, орущих на каждом углу о зверствах Сталина, тупости генералов и кровожадности энкавэдэшников. А что они знали-то? Ведь понять, как было, и то, что по-другому, наверное, не так просто. Достаточно поставить себя на место обычного деревенского паренька восемнадцати лет от роду, призванного защитить Родину. А что он может-то, этот паренек? Он жизни-то не видел, только-только бриться начал, а его в это дерьмо! Да и командирам не легче, опыта-то нет, связи нет, никто не подскажет, что и как, как тут воевать? Никогда еще в истории не было такой бойни, что назовут Великой Отечественной войной, и опыта, естественно, ни у кого быть не может. Наверное, столько и воевали, потому как нужно было научиться, запустить заново все производства, потерянные в захваченных врагом областях, выстроить всю систему. Как же жалко-то всех этих людей, ведь кому, как не мне, их жалеть молчаливо, с такими-то знаниями…

Деревня была цела. Даже удивительно, как немцы ее не разбомбили? Рядом летали, а сюда ни одной бомбочки не скинули. Здесь даже не суетился никто особо, живет деревня обычной жизнью, как будто и войны нет, даже странно как-то.

Встретили нас хорошо, в деревне оказался председатель колхоза, который расположен чуть дальше на север, в одном из сел. Быстро организовав деревенских жителей, в основном стариков, нам передали четыре подводы. Местные вызвались помочь, поехали с нами. Они же и перевезут наших раненых к себе, окажут помощь, а позже отправят дальше в тыл. В общем, обернулись мы с политруком быстро, уже через три часа оказавшись возле разбитого эшелона. А тут… В общем, я наглядно узрел, что такое в эти годы особый отдел. Вовсю шла проверка, или допросы, уж и не знаю, как это назвать. Досталось и мне, но это был просто допрос. А вот лейтехе и политруку не повезло. Обоих строгий лейтенант из особого отдела увез куда-то почти сразу. Тот прибыл на «эмке», в ней же увезли и наших командиров.

Распекали нас недолго, все же мы простые бойцы. А дальше произошло вновь нечто, от чего не я один опять удивился. Нас просто оставили тут. Уехали все, кто нас только что допрашивал, не сказав ни слова.

– Эй, Большой, – окликнул меня вновь шустрый парнишка Павел.

– Чего тебе, Шустрый? – я так и назвал его, поддев в ответ.

– Чего делать-то будем? – он, кажется, не заметил мою подначку, настолько растерянным выглядел.

– Ты ж ходил в полк, там что-нибудь сказали?

– Да на нас сразу эти налетели. Кто, откуда, веди к командиру! Я, блин, даже и не видел толком никого. Одно скажу точно: часть не воюет, они, кстати, тут рядом, едва ли километра четыре будет.

– Ребят, – подумав, сказал я, вокруг меня уже собрались несколько человек, – видно, часть отступает, раз так близко. Я сам карту видел, дальше они должны быть.

– Я так и подумал, – в ответ кивнул Шустрый, – уже здесь подумал. Я орудий у них не видел, вот что меня смутило. Там ведь должен быть почти полк, без нашего дивизиона.

– Хреново дело, – заключил я. – Может, нам и не сказали ничего, рассчитывая, что полк скоро сам тут будет?

– Не знаю. Может, опять сходить? – Шустрый встал с земли.

– Пойдем вместе, – кивнул я.

Оставшиеся бойцы были какими-то растерянными и не проявляли участия в разговоре, хотя сидели все рядом. Люди были в полнейшем раздрае. Никто ничего не понимал, вроде на фронт ехали, а сидим возле разбитого эшелона, и никому до нас дела нет. Ситуация реально была непонятной и оттого еще больше злила людей.

Все же уйти мы не успели. Внезапно появился какой-то хрен на лошади, боец в смысле, и, не спешиваясь, прокричал:

– Это вы тут пушкари? – Бойцы кивали, с интересом поглядывая снизу-вверх. – Идите туда! – конный боец указал в сторону, с которой мы и приехали. Туда, куда вели рельсы.

– Боец, куда это – туда? – бросил я.

– Пару верст пройдете по шпалам, там встретитесь с полком, точнее с остатками.

– Так чего, драпаем, что ли? – неуверенно спросил Паша.

– Немцы нас обошли, быстрее давайте, они скоро уже здесь будут! – и посыльный, а это был он, ускакал.

– Во млять! – выругался Шустрый и сплюнул в сердцах.

– Парни, пошли, – просто сказал я громко, чтобы все слышали, а сам был в таких же чувствах, как и Шустрый.

– О, командир нашелся! – буркнул кто-то недовольно.

– Я и не терялся! – отрезал я. – К фрицам хотите? Оставайтесь!

Никто, конечно, не остался, дураков нет. Поплелись, а затем и прибавили шагу. Жаль деревенских, особенно если там наших раненых найдут. Раненых тоже жалко, да только их, может, просто добьют, а вот гражданских… Спалят деревню к чертям собачьим, как пить дать сожгут.

Наше русское раздолбайство в полку меня не удивило вообще. Догнали мы часть, как и сказал тогда посыльный, через несколько километров. Ни орудий у них, ни техники, да и людей-то – одно название, что полк, даже на роту не потянем. На наше появление реакции ноль. Просто присоединились к толпе, по-другому и не назвать, да и пошли себе дальше. Почти сразу, как догнали, поступила команда свернуть с железки в лес, так как неподалеку в небе самолеты появились, так и пошли лесом. На первый взгляд, бойцов тут сотня, может чуть меньше. Жрать нечего, а мы ели последний раз еще перед отправкой, сутки назад.

К вечеру все бойцы, да и немногие командиры устали так, что просто падали с ног. Кстати, особистов тут не было, не знаю, куда увезли наших лейтенанта и политрука.

– Слышь, Большой? – на привале ко мне подошел Шустрый. Он и так не отходил, но тут где-то бегал.

– Чего? – бросил я. Устал даже я, несмотря на свои ежедневные занятия бегом и физическую форму вообще.

– Командир тут не лучше нашего лейтехи, которого особисты забрали. Даром что капитан, толку ноль.

– Хорош, привлекут за болтовню. Выводы не нам делать. По делу есть чего?

– Я там возле них покрутился, говорят, сами не знают, что делать, – развел руками Шустрый.