Солдат : Солдат. Превратности судьбы. Возвращение

– Повторяем! – И сам шагаю в квартиру слева. Отмечаю про себя, что ребята сразу распределились так же по двое, не забыв и лестницу. Где-то совсем рядом с домом грохочет пулемет, не из нашего подъезда. Возможно, фрицы рядом стреляют в кого-то на переправе, ее из дома хорошо видно. Пусть постреляют, тогда и мы сможем, а то надоело рисковать, да и не нравится мне ножом людей резать, хоть и враги. Проходим туалет, никого, из комнаты доносится какой-то звук, а затем тишину нарушает выстрел из винтовки. Да, похоже, фрицам не спится, решили наших на переправе пострелять, как в тире, ну, держитесь тогда. Показываю бойцу рукой прямо и направо, чтобы он смотрел в комнате именно туда, а сам, присев, чуть ли не гусиным шагом вхожу и поворачиваю влево. Вот они, голубчики, опять двое. Пока были на формировании, я довольно сносно научился обращаться с ППШ, получается отсекать очень короткие очереди. Две пули одному, две другому, а чего, оба спиной ко мне стояли. Слышу, что в подъезде кто-то еще стреляет. Ну, начали, значит. Выше тоже кто-то палит из окон, видны вспышки в темноте.

– Гранаты пока экономим, немцы сейчас переправой увлечены, надо их пострелять по-быстрому, пока случай представился, – говорю парням, когда собрались на площадке после зачистки второго этажа.

В квартире, что была расположена прямо, ребята также завалили двух гансов, или фрицев, да пофигу. Дальше уже стесняться перестали. Поднявшись на третий, и он же последний этаж, просто постреляли еще четверых. Почему третий этаж последний в четырехэтажном доме? Так нет тут четвертого-то, как и крыши нет. Итого двенадцать фрицев на подъезд, нехило. Нужно идти дальше, у нас и так около часа всего остается, может, чуть-чуть больше, а дальше рассветет, и немчуру придут менять, а нам надо занять позиции так, чтобы перестрелять и смену, что придет. Немчура действует так, ночь на опорном пункте отсидел, иди, поспи, другие посидят, меняются постоянно, это же не в окопе воевать, тут спать некогда. Вон, спали тут некоторые, так и не проснулись вовсе. Оставив людей наверху, спустились с напарником вниз.

– Слышь, командир, там можно по разбитому четвертому этажу перебраться в соседний подъезд.

– Давайте попробуем. Вылезать на улицу, я думаю, опасно, вдруг у них в каждом подъезде пулемет, – поддержал нашу идею взводный.

– Всё возможно, просто думал сначала через подвал, да фиг его знает, больно уж выходить из него стремно.

– Чего делать? – лейтеха посмотрел на меня.

– Опасно, говорю, выходить, вход в подъезд видишь, а что за спиной нет.

– А-а. Давайте, двигайте, времени в обрез. Чего они расшумелись так?

– Переправа, – просто сказал я и пошел наверх. – Ракету дай, пусть люди приходят и занимают позиции, оружие соберут пока, жратву. – А что, лишней будет, что ли? Забравшись с помощью бойцов на развалины четвертого этажа, убедился, что путь к лестничным пролетам вполне проходим, и дал знать бойцам, чтобы поднимались.

В следующем подъезде на третьем этаже было пусто, фрицы нашлись только на втором и первом, у подвала никого не было. Зачистили довольно быстро, минут десять ушло, и еще восемь гансиков отправились на тот свет.

– Сань, там не пройти, – сказал мне напарник, проверив путь через развалины наверху в третий подъезд.

– Давайте тогда все вниз, двинем через подвал.

Спустившись, протопали до соседнего подъезда и обнаружили отсутствие двери, ведущей в подъезд из подвала. Так же, как и в первом, тут сидели два солдата с пулеметом. Отлично, у нас еще один пулемет. С учетом захваченных во втором подъезде сразу двух МГ, у нас сегодня неплохой улов. С этих стволов и долбили по переправе, а теперь мы гансов отстреливать будем, когда они на штурм пойдут.

Третий подъезд зачищали дольше, все двадцать минут. Тут немчики какие-то непоседливые были, все бегали из квартиры в квартиру, видимо, позиции меняли, чтобы не пристрелялись по ним. Убрав еще десять солдат противника, тут уже и до гранат дошло, мы добрались до последнего, четвертого подъезда. К этому времени у нас были на руках еще два пулемета, куча винтовок и несколько автоматов противника, большое количество гранат. Также были захвачены еще одна радиостанция и жратва! Вот чему рады больше всего пока, хоть поесть по-человечески, а то сухари с сухарями, максимум консервов подбросят, а так мы на пару дней точно затарены. В четвертом нас ждал сюрприз в виде фрицевского офицера, его я сам лично только ранил, правда, боясь промахнуться в руку, стрелял по ногам, теперь придется тащить, но это уже была фигня. В последнем подъезде нам досталось еще несколько винтовок и автоматов, все те же два пулемета и гранаты. Да, нехилый опорник здесь немчура устроила. Днем мы бы просто легли тут под стенами, хрен бы чего вышло, а так лейтехе еще и медаль дадут. Еще бы, захват укрепленного пункта противника, да еще и без потерь, и с трофеями, если не зажмут, то и орден командиру перепадет. Слышал, правда, в это время не очень-то баловали наградами, могут и прокатить.

Мы установили растяжки на входе в каждый подъезд, ладно, чего уж тут, я установил, для местных это было чем-то сверхъестественным. Вон лейтеха до сих пор на меня смотрит странно, с таким удивлением он смотрел, как я с гранатами обращаюсь, не порекомендовал бы он особистам со мной поговорить, а то тут все такие бдительные… После рапорта по проводной связи нам приказали держать дом любой ценой, в кои-то веки почти прекратился обстрел переправы и войска идут даже утром. Здание Госбанка наши соседи подорвали и выбили из него фашистов.

К нам прислали роту, аж восемьдесят пять бойцов, в придачу к тем почти двум взводам, что у нас были. Теперь мы уже если и не сила, то силушка точно. Распределили всех людей по двум захваченным домам и стали ждать контратаки противника. Они еще не совались, но по отсутствию связи, наверное, и так все поняли. Фрицевский офицер в звании обер-лейтенанта, как у них принято, начал кочевряжиться. Решил в молчанку играть, а то и вовсе сдаваться предлагал. К нам с утра прибыл политрук нашей роты, невысокий, с незапоминающимся лицом парень, лет двадцати трех, довольно бегло говорил на немецком языке, он и допрашивал. Фашист молчал, а меня из комнаты не выгоняли, поэтому я, услышав в очередной раз, как политрук перевел лейтенанту, что говорить фриц не будет, открыл свой рот.

– Товарищ политрук, переведете ему слово в слово?

– Ну, говори, попробую, – кивнул партийный работник. Надо отдать должное, вроде вменяемый нам попался.

– Сейчас командиры выйдут, а я тебе покажу, как работают у вас в гестапо, хочешь? – произнес я и достал свой длинный нож. Интересно, припомнит ли мне политрук мои знания о гестапо?

Надо ли объяснять, что фриц был далеко не железный, я даже со своего места не встал, как тот заговорил, впечатлительный, правда, ему пообещали, что отправят в госпиталь, если будет говорить.

Дальше я ушел проверять посты. Что уж там напел пленный, я не знаю, но лейтеха с политруком, оставив меня за старшего, кинулись на берег, искать штаб дивизии, вроде как его уже переправили.

Вместе с пополнением прибыли и командиры. Ротой командовал высокий кудрявый старший лейтенант с тонкими противными с виду усиками. Его восточная внешность подкреплялась таким же горячим характером. Я-то со своим командиром уже расслабился, а этот едва появился, начал строить.

– Почему кто-то на посту, а кто-то спит? – повышал голос с каждым словом старлей.

– Так разве на посты ставят весь численный состав? – спокойно ответил я. Политрук с лейтехой еще не вернулись из штаба, поэтому заступиться за нас было некому.

– Привести себя в порядок, занять позиции, забыли, какой город мы обороняем? – продолжал вещать ротный.

– Товарищ лейтенант, два взвода всю ночь не спали. Сначала переправа, затем атака и захват укреппунктов противника, люди не железные… – начал я, но был грубо оборван на полуслове.

– Как фамилия, боец? Как вы разговариваете со старшим по званию… – и дальше в таком же духе, я застегнул пуговицу на гимнастерке и рявкнул:

– Виноват! Гвардии красноармеец Иванов. Разрешите идти, товарищ старший лейтенант? – вытянувшись в струну, я ожидал приказ.

– Я с вами не закончил. Что-то вы тут распустились у Нечаева. Отдыхают, форму вон всю испортили. – Так и знал, что прицепится. А пока на формировании были, я себе из винтовочных ремней сбрую сшил да подсумки на нее подвесил, ну неудобно мне на ремне все таскать.

– Почему испортил, просто сделал, как удобнее…

– Вы что, боец, устав забыли? – взревел старлей. – Сейчас же переделать, как положено.

– Товарищ старший лейтенант, в бою так удобнее, можете меня наказать, но переделывать не буду, – меня что-то разозлил этот самодур ротный. Мы тут еле живые сидим, устали как собаки, а он тут меня строить будет, да пошел он… Хлясь.

– Это что такое было-то? – потер я щеку, в которую только что прилетел кулак ротного. Да, я слышал, конечно, что в армии имеет место быть рукоприкладство со стороны старшего к младшему, но не ожидал на себе почувствовать. – Ты чего, ротный, сдурел, что ли?

– Что ты сказал, повтори? – Горцы это диагноз. Голос у командира стал таким писклявым и противным, как его усики.

– Повторю, только ты ведь все равно не поймешь, – спокойно ответил я, – нельзя бить людей просто потому, что старше званием, тем более на войне.

– Ты мне угрожаешь? – Ну вот, я же говорил, не поймет.

– Да нужен ты мне, угрожать еще. Просто ты, видимо, еще не понял, куда попал, старлей, тут вообще-то война… – Второй удар пришелся по той же щеке. А удар-то, как у бабы, ей-богу.

– Старлей, я под трибунал за какую-то гниду не пойду, можешь хоть в бетон меня втоптать, драться я не буду, тебя жизнь научит.

Больше ударов не было. Ротный просто достал из кобуры ТТ и направил мне в живот.

– Я тебя просто хлопну прямо здесь, за неподчинение, трибуналом не отделаешься. – Ну всё, пора и мне вступить.

– В эту игру можно играть и вдвоем, – произнес я и резким ударом обеими своими кистями просто вышиб пистолет из рук ротного. Тот завис, наверное, секунд на двадцать. Я тем временем достал из кармана галифе трофейный «парабеллум» и поднял руку так, чтобы старлей заглянул в дырочку ствола. Когда с такого расстояния в тебя смотрит ствол, страшно становится, ощущение, что это не пистолет, а по меньшей мере пушка. Ротный сник, он больше не орал и не ругался. Покрывшись потом, он только злобно смотрел на меня исподлобья и сопел.

– Командир, успокойся уже, говорю же вроде по-русски, устали люди после боя, ну чего ты прицепился? Нечаев вот был с нами на штурме дома, так первым делом попросил меня ему такую же сбрую сшить, а ты где бывал?

– Я тебе это так не оставлю, – прошипел ротный и, развернувшись, направился к двери. Я быстро поднял пистолет командира и окрикнул его:

– Товарищ старший лейтенант, оружие обронили. – Хорош гусь, так разъярился, что табельное прокакал. Ротный словно ужаленный подпрыгнул, развернулся и протянул руку за пистолетом, а я, блин, ну вот не сдержался.

– Аккуратнее нужно быть, товарищ командир, – выщелкнув магазин и передернув затвор, отдал ротному. Тот аж покраснел от злости, а я еще и патрон поднял и также протянул командиру.

Ой не простит мне этого горец, ой не простит. Ну что у меня за натура? То грублю, то оружием угрожаю. Кстати, этого как раз никто не видел. Петя Курочкин, что был у меня напарником на зачистке дома, вышел из комнаты тогда, когда я второй раз получил по роже. Так что он видел, как меня бил старлей, а вот пистолета и угроз с моей стороны он не застал. Надеюсь, меня не просто кончат, а еще и разбор устроят. Там, глядишь, штрафной ротой отделаюсь.

Все вышло для меня намного лучше, чем я ожидал. Буквально через час начался ад. Немцы ударили по нашему дому, наверное, из всех стволов разом. Убитых перестали перетаскивать и считать уже через пять минут. Головы было не поднять, а снаряды то и дело лопались и дом содрогался. Несколько «подарков» залетели прямо в пустые оконные проемы и лопнули внутри комнат. Если в помещении были люди, то их придется соскребать со стен. Меня тоже пометило, выбило кусок кирпича и им садануло по многострадальной щеке. Выматерившись, я как рак задом выполз на лестничную площадку. Тут уже было довольно тесно, бойцы прятались, куда могли.

– Мужики, в прямые квартиры ныряйте, там не достанет. – Бойцы бросились в дверные проемы, толкаясь и отпихивая друг друга. Я, чуть передохнув, крикнул Петра.

– Петруха, брат, ты где? – Я оглядывался, одновременно пытаясь протереть глаза от поднявшейся пыли.