Провинциалы. Книга 4. Неестественный отбор

– Ты тоже к нему?.. Ну так пойдем, примешь участие.

– Я не депутат. Погуляю пока по Москве.

– Пошли, – властно произнесла Затонская, явно добавившая к редакторским интонациям еще и депутатские. – Оценишь как практик.

Я тебя с Михаилом Александровичем познакомлю.

– Мы уже знакомы.

– Тогда тем более. Идем.

И первой вошла в здание.

На появление Жовнера никто особого внимания не обратил. Они с Затонской устроились на свободных стульях, она – с депутатами, он – рядом с уже знакомым гладко выбритым мужчиной, который, как он скоро догадался, был знатоком юридических нюансов и часто вмешивался в разговор, чтобы остудить пыл не в меру разгорячившихся депутатов, напоминая, что закон этот должен увязываться с другими нормативными документами, касающимися многообразия этой деятельности, которых пока нет. Кто-то из депутатов предложил в таком случае принять прежде остальные необходимые документы, чем составлять комментарии, но это предложение утонуло в бурном протесте – большинство считало, что прессу необходимо немедленно ставить в правовое поле. Некоторые, в том числе Затонская, настаивали на независимости, не подконтрольности прессы, недопущении никакой цензуры. Заместитель министра терпеливо напоминал, что закон не должен плодить анархию, он предполагает определенное вмешательство и контроль государства. Потом началось обсуждение отдельных статей. Теперь спорили об оттенках фраз и слов, и это напомнило Жовнеру их с Сенцовым вечерние бдения в областной газете в самом начале перестройки. Тогда они тоже перечитывали вслух и препарировали каждое слово, каждое предложение острых материалов, чтобы их нельзя было трактовать двусмысленно.

Это было знакомо, но неинтересно. Он перестал следить за дискуссией, пытаясь соотнести обсуждаемые положения статей закона с реальной жизнью: чем они помогут в каждодневных заботах – и не нашел в них ответа на самые насущные вопросы. Его и так сегодня почти никто не контролировал. Но надо было искать хороших авторов (к примеру, интервью с Затонской, очень выигрышный материал, гвоздь номера – кто сделает?), доставать бумагу, картон, материал для обложек, горючее для машин, даже краску для типографии. Надо было самим газету и книги делать, а потом самим же продавать… Это был круг его реальных сегодняшних забот. Да, конечно, закон оградит издателя, редакцию от тех, кто захочет вдруг вновь вмешиваться. Но это сейчас не было главным. До необходимости пользоваться статьями закона нужно было еще дожить…

Об этом он и сказал Затонской, когда они пошли пообедать в ресторан. (С Михаилом Александровичем договорились встретиться после обеда.) Забрели в первый попавшийся – в этот полуденный час почти пустой, сели за дальний столик.

– Может, тебя пока и не трогают, а здесь свободную прессу стараются задавить, – не согласилась Затонская. – Что же касается бумаги, то сам хорошо понимаешь: у нас сейчас всего не хватает. Страна на грани развала.

Самое главное – не допустить катастрофы. А как это сделать без законов? Армией?.. Тогда не избежать гражданской войны… Вот у вас там в Чечне генерал Дудаев объявился… Ваши черкесы тоже самостоятельности хотят… – И вдруг сменила тему: – В Красноярск не хочешь вернуться?

Жовнер даже растерялся. Помедлил, пытаясь найти точный ответ.

– Столько лет прошло… Я уже привык…

– Да, у вас море, фрукты… – вспомнила она что-то свое.

– Ну, до моря от нас далеко, – уточнил Сашка. – А фруктов действительно хватает. – Спросил: – К Москве привыкла?

– А я ее почти не вижу. С утра до вечера на работе. – И загорелась:

– У нас столько умных людей… Я уверена: год-два, и мы страну выведем, только для этого работать надо круглые сутки.

– Мы смотрим заседания, – осторожно заметил Жовнер, удивленный услышанным. На его взгляд, работали и могли вывести страну все-таки не народные депутаты, а те, кто сегодня что-то делал реальное. – Есть что послушать… Такие люди: Сахаров, Собчак, Попов, Афанасьев… Интересно говорят…

– Вот именно, я рядом с ними себя студенткой чувствую, – призналась Затонская. – Приходится снова учиться. Ты понимаешь, нам выпало построить новое государство, в котором действительно будет свобода, демократия, возможность каждому реализовать инициативу… Не будет дефицита, КГБ, партийного аппарата…

– И меню в ресторане будет разнообразнее, – заметил Жовнер, принимаясь за антрекот.

Но она словно не услышала, еще какое-то время, горя глазами, расписывала замечательное будущее.

В ожидании кофе закурили, думая каждый о своем и понимая, что тем для продолжения разговора больше нет – у каждого давно уже своя жизненная орбита.

– Муж, сын здесь? – прервал паузу Жовнер.

– Сын со мной, студент, в МГУ на журфаке учится. А муж остался…

Он хотел уточнить, не разошлись ли, но не стал. Захочет, сама скажет.

– Как там Мащенко поживает?

– Олег теперь заместитель редактора партийной газеты. Он был моим доверенным лицом. Только вот никак от коммунистической идеи не откажется. Мы с ним последнее время, как встретимся, больше спорим, чем обмениваемся мыслями.

– Изменился внешне?

– Солидный стал… Ну, а серьезным он всегда был…

– А Степаненко?

– Давно не слышала о нем ничего. Может, уже здесь, в Москве, – неохотно отозвалась она. Помолчала. Потом продолжила: – Думаю, где-нибудь здесь. Каким бы человеком он ни был, а журналист талантливый, этого не отнимешь.

Зависла пауза, словно вспомнили о покойнике. Сашка подумал, что, может быть, сейчас стоит, наконец, выдать их с Андреем тайну, объяснить Затонской, что тот совсем не подлец, не обычный стукач. Он уже нашел первую фразу, с которой хотел начать непростое признание их тайны на двоих, но тут вспомнил, что хотя на дворе девяностые и многое изменилось, КГБ остался и продолжает функционировать.

Недавно сам в этом убедился, когда его вдруг на улице перехватили двое неприметных мужчин, усадили в машину и, представившись сотрудниками этого ведомства, стали деликатно, но настойчиво расспрашивать о его бывшем партнере Гукове. Что он мог рассказать? После разделения общего дела они практически не общались, хотя при встречах дружески здоровались и обменивались пожеланиями успеха.

Знал только, что Азамат болезненно воспринял войну в Абхазии и имел какие-то отношения с добровольцами, сам часто выезжал в Сухуми, был знаком с большими шишками. Так и сказал. Назойливые собеседники предложили выбрать псевдоним, дескать, так положено, в своей докладной они укажут на источник информации. Он сказал, что это знают многие и не считает, что в этом случае должен прятаться за псевдоним, пусть ссылаются на него. И добавил, что больше ему не хотелось бы встречаться ни с ними, ни с их коллегами…

– Ну, а девчонки мои как? – с веселым любопытством спросил Сашка.

– Ты мне признайся, Сашенька, у тебя с ними ничего не было? – заблестела глазами, становясь прежней, все замечающей Затонской.

– Теперь-то можно, за давностью лет…

– Ничего, – он энергично помотал головой, но улыбку скрыть не смог. – Исключительно служебные отношения.

– Так уж и служебные, – не поверила она. – Уж очень они переживали, когда ты уехал. Наташа без слез и не вспоминала. А Ира два месяца ни с кем не разговаривала, на всех мужиков фыркала, как рысь…

У Наташи сын в первый класс пойдет. Работает она на алюминиевом заводе, вместе с мужем. Он у нее начальник отдела, а она помощник у генерального директора. А вот об Ирине ничего не знаю, она уехала в Норильск, работала там на телевидении.

– Замуж не вышла?

– Тогда еще не была…

Задал вопрос из будущего интервью:

– Нравится быть депутатом?

Затонская не удивилась, наверное, уже привыкла к подобным вопросам. Ответила почти не задумываясь:

– Пока не разобралась… Я не думала, что выберут. Муж да Олег Мащенко убедили… И помогали хорошо, самыми активными агитаторами были. Вся редакция помогала. А нравится или нет?.. Иногда – да, иногда – нет. Ответственности, несомненно, больше. Мы ведь новую страну строим, обратно в развитой социализм или социализм с человеческим лицом возврата уже не будет, а как впереди будет – от нас с тобой зависит… Ладно, тебе признаюсь, что мне нравится. – Она подалась к нему, произнесла негромко, словно опасаясь, что кто-то услышит кроме него: – Я люблю, когда вокруг много умных мужиков…

Выпрямилась, заблестела глазами, не скрывая загадочной улыбки, и Сашка вдруг понял, что с мужем она разошлась или скоро разойдется и, скорее всего, теперь счастлива с кем-нибудь из тех самых умных мужиков, которые ее сейчас окружают.

– Как ты живешь? – спросила, подводя черту под собственными откровениями. – Чем занимаешься? Как семья?

– Тоже, как можем, новую страну строим, – зацепился он за ее фразу и неожиданно для себя, поддаваясь неподдельному вниманию слушательницы, стал подробно рассказывать о своем житье-бытье.