Не только еда. Книга первая. Часть первая

Плюнув в сердцах, Водитель схватил руку Вятича, и они исчезли из этого места без следа.

Лярва улыбалась. Ей было вкусно.

Её полностью устроил обмен.

9425897847954656794681109301962353691037

Сергей с Андреем снова сидели на кухне. Перед Сергеем стояла чашка с чаем, но в него не лезло.

– Спрашивай! – предложил Андрей.

– Кто они такие? – задал юноша первый вопрос.

– Ну, на самом деле, – начал Андрей, – мы о них не знаем ничего от слова «вообще». Абсолютный ноль прямой информации. Но чтобы крыша совсем не уехала, лучше иметь хоть какую-то теорию, чем совсем никакой. Нам проще думать о них как о параллельной ветви эволюции. Царство животных, царство растений, царство грибов и царство тварей. Там есть и примитивные виды, и достаточно продвинутые, и разумные тоже есть. Питаются они нашими душами, как некоей формой полей. Мы ведь практически ничего не знаем о реальной физической картине мира. Вот, к примеру, магнитные поля. Свойства их описаны достаточно хорошо, но что это такое – неизвестно. Например, считается, что его переносят электроны. Но почему, если отделить магнит алюминиевым экраном или попросту завернуть магнит в алюминиевую фольгу или даже положить его в алюминиевую коробочку, то за экраном всё равно оно будет существовать? Почему такой хороший проводник, как алюминий, электроны не закоротит? А почему пластмассовая коробочка, которая замечательно электричество изолирует, тоже никак не экранирует магнитное поле? Чтобы хоть как-то его экранировать, нужно очень постараться и создать специальные устройства или пользоваться какими-то особо обработанными сплавами. А теперь представь шаровую молнию: это просто кусок электричества, без ничего. Все о ней знают, но никто не может повторить. А теперь представь себе магнитное поле без магнита. Оно невидимо, замкнуто на себя, его ничем не зарегистрировать, но оно есть. Как радиация, которую тоже чтобы зарегистрировать нужно очень и очень постараться. То есть сделать детектор, который щёлкает, можно, можно даже щелчки посчитать и циферку вывести, но телевизор, который показывает радиационную картинку на манер тепловизора, сделать пока не получается. Так же и магнитное поле нельзя на телевизоре посмотреть. И это тоже пока нельзя. А теперь смотри. Представь себе кусок угля. Это углерод. Если уголь с водой перемешать, то мы собаку не получим. Но собаки есть и состоят они из воды и углерода. А теперь представь себе, грубо говоря, собаку, сделанную из вот такого вот какого-то поля. Мы все живём в куче полей, и что-то даже регистрируем. Как радиоволны, которые, естественно, существовали до того, как приёмник изобрели. Ну и их мы регистрируем тоже. Как правило – боковым зрением, когда они в квартире позицию меняют.

– А как же они нас жрут? – удивился Сергей.

– А у нас тоже такое поле есть. Мы им двигаемся.

– Но ведь нервные сигналы передаются электрическими импульсами! – удивился Сергей.

– Да-да, именно ими! – улыбнулся Андрей и отхлебнул из чашки. – Со скоростью сто метров в секунду. Именно такая же скорость у нервного импульса! Ты, кстати, про скорость электричества в проводе не слышал? Сколько там метров в секунду? Сто? Двести? Пятьсот? Пусть будет пятьсот, а в нерве скорость сто, потому что нерв изнутри грязный! А прямо в затылке нас всех не коротит, потому что нам пока что везёт! Человек же не является хорошим проводником электрического тока!

– Но ведь если свежеотрезанную лапку лягушки ударить током, то она согнётся!

– А ещё можно кислотой капнуть или ткнуть раскалённым гвоздём, и с тем же результатом. Это же не значит, что у нас в нервах раскалённые гвозди носятся или кислота. Если дрова облить бензином и поджечь, то это не только не доказывает, что в дровах горит бензин, но и не означает, что без бензина они сами по себе гореть не в состоянии! Более того, лапка сама неплохо сгибается и разгибается какое-то время, без того, чтобы её били разрядами. А через некоторое время битьё разрядом становится бесполезно, хотя фундаментально в лапке не меняется ничего. Более того, некоторые лягушки умеют на зиму замерзать и не дохнуть, но что-то при ударе током такой замёрзшей лягушки она изо льда выламываться не начинает.

– Ну там всё сложно! – возразил Сергей. – Я в медицинский собираюсь поступать.

– Так и здесь непросто ничего. Вот про фантомные боли ты слышал?

– Ну, отдалённо, – смутился Сергей.

– Это когда отрубленная рука болит. Есть даже термин «фантомная конечность». То есть она ощущается, как настоящая.

– Ну правильно, мозг же рецепторы не утратил, вот и воображает!

– Так в том-то и дело, что не утратил! И не должен ничего воображать. Вот когда ты сидишь за партой и от ног никаких серьёзных сигналов не поступает, ты же не воображаешь, что ноги куда-то идут! И люди, которые зрение или слух потеряли, ничего фантомного себе в голове не воображают, а живут в темноте или тишине. А там прямо полное ощущение потерянной конечности! И чешется она, и в кулак сжалась, и не дай нам Боги это испытать. Короче, эти твари питаются нашими фантомными конечностями. А если фантомного тебя сожрать или сильно повредить, то и тело твоё подохнет.

– Странная теория, – с сомнением произнёс юноша.

– Ну, по крайней мере, она хоть что-то объясняет. А теперь прямые факты: вне зависимости от эпохи, культуры, региона, вероисповедания, социального статуса и стереотипов на всей земле люди чётко и однозначно описывают нападения этих тварей. И делят их на четыре категории. Первая категория – это мелочь размером с собаку или кошку, сидит в тёмном углу, смотрит оттуда и кошки их, кстати, замечают. Ночью залезает на кровать и, грубо говоря, откусывает кусок. Потом слабость, страх, как при инфаркте, и т.д. Это позволяет сделать вывод, что у них какие-то жала и они жрут что-то прямо из фантомного сердца, почему они на грудь-то и залезают и почему у человека паника, как при инфаркте. А кардиограмма не показывает ничего, и выписывают выжившего потом как здорового. Ты, кстати, в курсе, что при инфаркте у человека адский страх и паника? Многие во время атаки даже сознание теряют, но не помнят этого ничего. Теряют сознание они где-то на час-два, а они нападают после полуночи, когда человек уснёт, примерно во втором-третьем часу ночи. То есть человек помнит, что эта хрень напала, потом вырубается, но не осознаёт этого, потом приходит в себя, а рядом уже никого нет, смотрит на часы – а там примерно три-четыре часа ночи, и непонятно ни почему он так боялся, ни слабость почему, ни почему он пошевелиться не мог. Как-то они нас издалека вырубают. Скорее, что-то стрекательное, и парализуют аналогом яда или что у них там оно. А потом мы ходим разбитые день-два и в себя приходим. Так вот, это – мелочь. Она может убить только старого и больного человека, ну или если сильно не повезёт.

– А как же то, что на меня напало? – поинтересовался Сергей.

– До него мы в скорости доберёмся, – успокоил его Андрей. – Они, кстати, и стараются на кого послабее нападать, им так проще. Раньше, в деревнях, это было событием, вокруг этого свой фольклор образовался, типа домовой душит и так далее. А сейчас у нас большие города с пригородами, в каждом сотни тысяч человек, если не миллионы, и это огромная кормовая база. Соответственно, они практически не боятся ничего, их много, и они нормально так поджираются.

– А ты сказал, что они маленькие! – произнёс юноша. – Что же, есть и большие?

– Так и эти нормально так разрастаются, точнее – разрастались бы, если бы крупные мелких не жрали. С человеком мороки много. Проще своего поймать.

– А как же та? Она же и в домофон звонила, и видел я её! И своих она жрать не хотела! Она хотела жрать МЕНЯ!

– До этих мы ещё дойдём! И не забывай, что это просто теория. Просто подумай о том, что в атоме помимо ядра и электронов на орбитах почти сто процентов пустоты. Так что теоретически ты почти на сто процентов пустота. И одна пустота жрёт другую пустоту так, а другая – этак. Некоторые – как твоя тварь – могут переходить из одного вида пустоты в другой. Причём с содержимым желудка. Но нужно какое-то время, и тогда они прячутся или убегают, а потом следы исчезают, и всё. Но сейчас не об этом. Так вот, сейчас они совсем оборзели, тусуются в крупных торговых комплексах и нападают прямо в магазинах. Идёт человек по магазину или в офисе сидит, а у него вдруг слабость, вялость, перед глазами плывёт и ноги подкашиваются. И – главное – страшно! А врачи скорой иногда даже не могут кардиограмму снять. А это его тварь жрёт посреди бела дня. А она нажрётся и снова под потолок. Но это отожравшаяся первая категория. Вторая веселее. Это реально животное. И ведёт себя как животное. Они уже больше по размерам и по последствиям встречи. Они прямо охотиться могут, они злопамятные и могут даже проявляться как реальные. Нечто среднее между волком и пантерой. А твоя тварь – это нечто третье. Она уже разумна. И может прикидываться человеком. Или была когда-то человеком. Они уже и по стенам могут ползать, и в окна залезать. А четвёртая – это нечто большее. Они выжирают человека изнутри и подсаживаются на него. Они крупные города облюбовали. Про них даже говорить не рекомендуется, могут почувствовать и прийти.

– А как они приходят?

– Через зеркала. Днём, кстати, зеркала свои проверишь. Нужно на радиорынке инфракрасный дальномер найти и измерить расстояние до зеркала. Если в метре от зеркала дальномер включить, а инфракрасный свет отразится и этот метр покажет – то зеркало нормальное. А если два метра покажет – значит, свет ушёл в зеркало, отразился там от твоего образа и зеркало дырявое. Но большинство зеркал сейчас с серебром делают, они все почти дырявые. Правда, тут маленький нюанс: зеркало будет знать, что ты знаешь о нём. Тут, видишь ли, всё гораздо сложнее, чем в почти научной теории про шаровую молнию и магнитик.

– И что же делать? – спросил Сергей.

– Как что? – ответил Андрей и встал из-за стола. – Спать ложиться! Сегодня эта тварь больше не придёт, мне домой пора, а тебе на учёбу с утра. И вообще свой график тебе лучше внаглую не ломать. Больничный возьми с утра, в поликлинику сходи, а там созвонимся. Много суеты нездоровой ожидается. Будем выживать. У нас что сегодня? Уже вторник? Вот, к субботе нам с тобою нужно будет подготовиться, а в ночь с субботы на воскресенье будем её ловить.

– А как?

– Ну либо из зеркала вытаскивать будем, либо на живца.

– Мне не нравится идея про живца! – запротестовал Сергей.

– Ну она всё равно с тобой повидаться захочет, так что лучше попробовать организовать эту встречу на наших условиях. Но до субботы тебе надо будет ещё дожить.

0858454139977102050867308617668092574591

Сундук был тяжёлым.

Дубовые доски, на совесть окованные калёным железом с висящими в петлях тремя большими замками, не внушали никакой радости Фёдору. Он смотрел со своими тремя воинами на этот сундук и думал, как же им его тащить ночами десять вёрст до Днепра, чтобы погрузить на галеас. Нет, вопрос был даже не в сокрытости – туман он поставил крепкий, вытянутую руку было не видать. Но в этом-то и была половина проблемы – они и сами не видели ничего. Вторая половина – это сам сундук. Поскольку он триста лет был спрятан на дне колодца, доски его набухли, а сам дуб заморился в торфяной воде. Разбить его они не смогли, разрубить – тоже, поскольку топор вяз в сырой и прочной древесине, а доски были с две ладони толщиной. Сундук весил пудов десять, если не больше. А то и больше, они еле выволокли его воротом из колодца вчетвером.

Кое-как они дотащили сундук до ближайшей заброшенной избы и сейчас смотрели на него и думали, что же с ним делать.

– А давайте его закопаем тут, кто-то останется охранять, а пошлём на корабль за подмогой и дотянем его! – задумчиво потирая бороду, предложил один из воинов. – А то и на подводу поставим, и…

Громом прозвучавший стук в дверь не дал ему договорить. Воины переглянулись, достали из-под плащей по пистолю в каждую руку и только успели навести их на хлипкую дверь, как та вылетела под могучим ударом ноги.

В тесную избу вошли двое стрельцов, а за ними – тот, которого Фёдор сразу узнал, хоть они и виделись два десятка лет назад.

Увидев направленные на них пистоли, они замерли, поскольку две пищали на шесть пистолей – это очень неравный размен.

– Ну здравствуй, Фёдор! – зло и радостно поприветствовал его воевода. – Давненько не виделись! – и тут же на всякий случай добавил: – А то вышел бы к честному люду-то, там у меня два десятка человек! Поприветствовал бы!

– Здравствуй, Кондратий! – ответил ему боярин. – Да там туман такой – ни зги не видно, боюсь, с каждым лично здороваться придётся, да ещё пальбу учинят – вообще тоска выйдет. Сами же себя зря и пожгут.

Воины Фёдора заулыбались. В таком тумане стрельцы были действительно бессмысленны, сабельки их на поясах висели по большей части для красоты, и численное превосходство не решало ничего.

– А ну-ка, молодцы, – нахмурился воевода, – пульните-ка вон в того, что ближе да сильнее лыбится. А то смотрю – на их пищальках-то фитильков-то не теплится, не успели они!

Воин, про которого говорили, быстро глянул на боярина, тот едва заметно кивнул, и – пока стрельцы уцеливались в него – нажал на спусковые крючки своих пистолей. На боках у пистолей крутнулись колёсики, полки с порохом открылись и кремни, ударив по вращающимся колёсикам, высекли искру. Воин разрядился с двух рук в стрельцов, и свинцовые пули с большой палец толщиной ударили им в головы и разбили их, как переспелые арбузы. Стрельцы тюками повалились на земляной пол.

В дверь испуганно заглянул ещё один стрелец и, получив в живот пулю от другого воина Фёдора, с криком боли исчез в тумане. По туману забегали сполохи отсветов от факелов, раненый орал, стрельцы ругались, но в избу заглядывать больше никто не хотел.