История русского искусства

Кто знаком с историей русской культуры и тою приверженностью к обычным, освященным веками формам быта, какой вообще отличается русский народ, тот едва ли найдет серьезные возражения против этого.

Излюбленные архитектурные формы, созданные творческой фантазией неведомых строителей, повторялись и воспроизводились бессчётное число раз на протяжении целого ряда столетий, разрушаясь и воскресая в новых, несомненно, более утонченных и искусных сочетаниях. Но основной тип, основное ядро постройки оставалось неизменным за всю историю Московской Руси. Даже в петербургский период нашей истории, в эпоху господства каменного зодчества по иноземным образцам, древние художественные формы деревянного зодчества продолжали нарождаться вновь в глухих северных углах в виде деревянных церквей или богатых крестьянских изб, так похожих по виду на древние «хоромины».

Конечно, говоря о деревянной русской архитектуре древних времен, следует оставить в покое хронологию: эпоха появления «златоверхих теремов», кровель «бочкой» и «кубом» или «косящатых окон» едва ли будет когда-нибудь установлена с полною достоверностью.

Во все эпохи существовали, разумеется, и сравнительно простая и более красивые постройки, смотря по их назначению и богатству хозяев.

Но основной их тип, основные правила и приемы зодчества, одинаково применялись во всех случаях.

Указать эти основные типы и приемы, отмечая попутно более усовершенствованные архитектурные формы, – вот все, что можно сделать в области характеристики древнерусской деревянной архитектуры. О подлинных сохранившихся памятниках деревянной архитектуры, относящихся к точно определенным эпохам, придется говорить уже значительно позднее – в XVI веке.

Гражданское зодчество

Основною ячейкой древнерусского деревянного зодчества является «клеть» – четырехугольный бревенчатый сруб. Основные размеры этого сруба определила сама природа: строевое дерево длиннее 3–4 сажен встречалось редко, а вертикальные опоры, врубка бревен в столбы, в древнерусском зодчестве почти не применялась, вероятно, в силу недостаточной прочности материала – сосновых и еловых бревен. Таким образом, клеть могла занимать пространство от 9 до 16 кв. сажен[2 - Старорусская мера длины, равная 2,13 м.]. Первоначально клеть крылась без потолков, как древнехристианские церкви, – двускатною крышей. В клети, предназначенной для зимнего жилья, ставилась печь, но без труб: дым выходил в подъемное «волоковое» окно.

Вымирающая «курная изба» нашего бедного крестьянина была бы, вероятно, типичною постройкой для древней Руси. Как теперь, так и тогда, на пространстве 9–16 кв. сажен устраивалось все жилье обитателя клети: и кухня, и столовая, и спальня, и гостиная.

Славянское поселение X в. в Новгородская области, Любытин. Реконструкция

Какова бы ни была постройка: изба ли рядового крестьянина, хоромы ли первостатейного богача, дворец ли князя – основою сооружения оставалась та же типичная клеть. В древности строились по пчелиному: рядом с клетью-ячейкой вырастала другая клеть-ячейка, потом третья и т. д., по мере достатка и роста хозяйственных потребностей. Постройка могла занимать очень большую площадь, но она вся состояла из отдельных, самостоятельных частей, из клетей, связанных в одно целое сенями и переходами. Иногда, когда требовалось особенно большое помещение, клети связывались одна с другою в целую группу: ставились «двойней», тройней» и т. д.

Древнерусский зодчий не знал стройки по определенному плану, строго согласованному с наличными и могущими появиться впоследствии потребностями домохозяина. Являлась новая потребность – призывался плотник, и к старой клети прирубалась новая. В самой плотничьей терминологии, в словах: «прируб», «приделец», «присенье», ярко запечатлелся этот медленный процесс пристраивания к основному зданию новых частей.

Дом богатого человека отличался по своему плану от избенки бедного только тем, «что для каждой статьи его бытового обихода отделялся не угол в избе, а ставилась особая клеть, или особая связь клетей, смотря по широте потребностей», как говорит Забелин. Для этой, составляющей дом, связи клетей не существовало строго определенного плана: и размеры клетей и их взаимное расположение всецело зависели от воли домохозяина. Искусство строителя заключалось в умении осуществлять эту волю, соблюдая требования красоты.

Какие прихотливые очертания приобретали при таком способе стройки древние здания, можно видеть на плане знаменитого Коломенского дворца.

Однако с течением времени в древнем зодчестве выработались известные типы зданий и их частей.

Первобытная одноэтажная клеть весьма быстро стала воздвигаться уже в два этажа: внизу была «подклеть», а вверху – «горница». Такая постройка называлась «хороминою», и чем шире и богаче была жизнь хозяина дома, тем чаще простая клеть заменялась хороминою.

Отдельные клети, или хоромины, связывались одна с другою обширными, крытыми, хорошо освещенными дворами – «сенями». Это были не узкие коридоры наших дней, а своего рода приемные залы, настолько обширные и удобные, что по ним можно было даже «мила дружка за рученьку важивати», как поется в русских песнях.

Деревянный дворец в Коломенском. Гравюра Фридриха Гильфердинга. 1780 год

Над сенями строился обычно терем или вышка, т. е. в сущности вторые сени, освещенные частыми окнами на все стороны. Иногда эти вторые сени строились меньше первых, и вокруг них устраивался обнесенный перилами балкон – «гульбище». У богатых людей терема воздвигались в несколько ярусов, постепенно уменьшаясь кверху.

Столовая или приемная горница нередко также увеличивалась еще одним этажом – «повалушей» и обрабатывалась в форме башни, иногда приобретавшей даже восьмиугольную форму. Обычай устраивать при доме такую башню – «вежу», как называлась она в XII веке, – ведет свое начало от древнейших времен.

Древнерусский зодчий в особенности мог показать свое искусство при устройстве крылец, всегда пристраивавшихся к зданию отдельно, в качестве особых пристроек. Обыкновенно крыльцо состояло из трех переходов лестницы с тремя площадками или «рундуками».

Симметрия отдельных частей здания и их пропорций отнюдь не составляла центра архитектурных красот. «Древние хоромы, – говорит И. Е. Забелин, – всегда представляли группу разноличных и разнодельных построек, из которых каждая должна была отличаться своим особым складом красоты». Это разнообразие связывалось в одно целое по фасаду лишь далеко выступавшими карнизами-«полицами», защищавшими стены от скатывающейся с крыш дождевой воды и в то же время служившими как бы поясами для этажей здания. Пояса-карнизы давали широкий простор творческой фантазии зодчих и обрабатывались с особым старанием. Впоследствии каменная архитектура заимствовала эту деталь у деревянной, придав карнизам со своей стороны еще большую широту и богатство.

Эстетика древних наших зодчих отличалась своеобразием. По остроумному предположению И. Е. Забелина, дом рисовался строителю «как бы живым существом». Кровля представлялась своего рода «головным убором», и об ее красоте в особенности заботились. Окна в древних русских постройках, всегда особенно затейливо изукрашенные фронтонами и наличниками, действительно, казались «светлыми очами» здания, а прихотливые карнизы – шитыми, узорчатыми поясами, ловко перехватывающими стан какого-нибудь доброго молодца.

Самою любопытною из древнерусских кровель была так называемая «бочка». Эта кровля представляет собою, собственно говоря, цилиндр, у которого срезана снизу известная доля круга и приставлена к вершине, вследствие этого вытягивающейся и заостряющейся. Округлости бочки назывались «пучинами» и могли быть крутыми или пологими, смотря по желанию. В поперечном разрезе бочечная кровля имеет вид луковицы.

Из этой простой кровли бочкой, ставившейся обыкновенно по длине здания, создалось покрытие «кресчатою бочкой», удобное для квадратных клетей. Для этой кровли бочки ставились крест-накрест, так, что на каждую стену клети приходилось по фронтону в виде заостренной арки-луковицы.

Из той же бочки создалась при дальнейшем развитии так называемая кровля «кубом», обыкновенно состоявшая из четырех бочечных пучин или округлых скатов, сведенных к вершине в стрелку. Из тех же бочечных пучин устраивались, по образцу «куба», крыши на шесть и восемь граней, сильно приближающийся по очертаниям к церковным главам.

Приводимые рисунки яснее описаний дают понятие о многообразии систем покрытий, применявшихся в древнем зодчестве.

С течением времени выработались даже особые правила относительно кровель, которых строители и придерживались. Квадратные терема и сени крылись обыкновенно высокой шатровою крышею. Терема продольные крылись бочкой или палаткой – на четыре ската. Кресчатые бочки, увенчанные посредине маленьким шатром, ставились обыкновенно над рундуками на крыльцах.

Замысловатые формы крыш вызвали и особые способы их покрытия небольшими и тонкими дощечками, более удобными для выгибания по контурам бочечных пучин, чем обыкновенные доски. Покрытие из дощечек, закругленных на концах, называлось «чешуей», а из заостренных – «лемехом» или «гонтом».

Деревянный амбар

Вспарушенный дощатый потолок и дощатый пол в трапезной

Стропильный шатёр. Видны осевой столб и связевые балки

Безгвоздевая самцово-слеговая крыша

Облик наиболее распространённых типов изб по конструктивно-планировочному решению жилой зоны, сложившийся к XIX веку. Четырехстенные избы

Церковь Николая Чудотворца из с. Новинки с шатром на четверике. Вологодская область, Даниловское

Башня навесной часовенке над входом Илимского острога (Иркутская обл.). 1667 г.

Казанская церковь с бочечной кровлей. Тальцы (Иркутская область)

Церковь Николая Чудотворца из Тухоли (Новгородская обл.). 1680-е гг. Пример древненовгородских традиций (ступенчатая крыша, высокий сруб)

Ярусная церковь Николая Чудотворца из с. Высокий Остров, восьмерики на четверике. Витославлицы (Новгородская область)

Ильинский Водлозерский погост (Карелия). 1798 г. Сочетание поонежских (кубоватое завершение) и прионежских (бочка над алтарем, соединение храма и колокольни переходом в сочетании с крыльцами) традиций

Не придерживаясь строго симметрии, почти повсеместно царившей в западном строительстве, русские зодчие умели, тем не менее, придавать большую целостность и стройность той группе разновременных и разнообразных клетей, которая составляла древнерусский дом. Строитель, не имея возможности составить общий план здания и вынужденный строить по капризу хозяина, обладал, однако, каким-то особым секретом, при помощи которого создаваемое им по частям, в разное время и в различном характере, здание всегда имело такую стройность и законченность общего вида, что казалось созданным по заранее обдуманному и строго логическому плану.

Трудно определенно сказать, в чем именно заключался этот «секрет», который один из исследователей русского стиля пытался свести к чувству «баланса частей». Не может быть, конечно, и сомнений, что древнерусский зодчий обладал высоко развитым чувством этого «баланса», но не им одним все объясняется в стиле русского зодчества.

Древнерусский зодчий был поэтом по преимуществу. Он овладел тайною той великой гармонии, какой запечатлены творения самой природы, какая разлита в нашем русском пейзаже и нашел способы перенести эту гармонию в архитектурные формы. Он умел искупить все технические недостатки своего искусства проникновенною красотою общих очертаний постройки, тонкостью и художественностью своего рисунка. Он умел опоэтизировать, найти красивые и в то же время простые формы для зданий, предназначенных служить самым прозаическим потребностям.

Вырубая леса на постройки, он как будто хотел воссоздать из мертвых бревен стен и стропил ту своеобразную, созданную самою природою красоту очертаний живой трепетно-листной рощи, которую он же сводил на бревна…

Не имея возможности ввести логику в план, зодчий вносил ее в фасад, в самые очертания здания. Из терема, или повалуши, он создавал центр здания – наиболее высокую его часть, вокруг которой группировались другия части: главные – выше и крупнее, служебные – ниже и меньше. Русский зодчий стремился расчленить и разделить здание и по вертикальным линиям, соответственно внутреннему его размещению, и по горизонтальным, обозначая этажи полицами. Нижние подклетные этажи обделывались солиднее и тяжеловеснее, как и подобает фундаментальным частям. Вторые жилые этажи обделывались более игриво, а третьи – теремные имели совершенно легкий воздушный вид.

Ж.-Б. Лепренс. Точильщик. Вторая пол. XVIII в.

Г. Оэри. Русские крестьяне строят избу. 1810-е гг.

Русское зодчество любило пирамидальные построения, постепенное уменьшение объемов здания от земли к небу, вплоть до сведения его в острую кровлю колпаком или кубом.

Высота здания, по тогдашним понятиям, неизбежно была связана и с его красотою. Иноземец Петр Петрей, посетивший Москву в 1608 г., верно угадал причину высоты русских деревянных зданий. «Кто выстроить себе самые высокие хоромы, с крышею над лестницей крыльца, – говорить он, – тот и считается в городе самым пышным и богатым тузом».

Церковное зодчество