Свирель Гангмара

– В ночь?

– Ну да! Это если идти, как мы вот сейчас, то вроде темнеет постепенно. А когда галопом… В общем, очнулся в кустах, кругом телеги горят, бой идет… да какой там бой… Этот колдун, Гангмар его забери… никогда бы не подумал, что может быть такая сила у человека. Он одной рукой перевернул фургон, я сам видел! Было темно, но телеги горели, огонь яркий! Так он ухватил фургон за борт! Одной рукой!..

Солдатик умолк. От горящего обоза они ушли достаточно далеко, здесь уже стало светло – почти, как и положено в полдень. Деревья расступились, и беглецы вышли к дороге. Разбойников было не видать, в отдалении темнели стены Пинеда, да в нескольких сотнях метров впереди, ближе к воротам, маячила горстка беглецов, несколько пеших окружали всадника, который сидел на упряжной лошади боком, так что его поддерживали, чтобы не свалился.

– О, да это же господин казначей! – обрадовался солдатик. – Жив, значит! И вон еще наши. Ну, благослови тебя Гилфинг, добрый человек! Идем, я расскажу, как ты меня выручил! Попрошу, чтобы наградили!

– Да нет, что ты… – Лукас смутился, – я же ничего, я так, случайно…

– Ничего себе случайно! С одного удара разбойника свалил! Пойдем!

– Я… э… мне домой надо, дочка там осталась.

– Ну, хоть скажи, как тебя звать? За кого мне Гилфингу молиться?

– Да… Знаешь, лучше не надо никому рассказывать. У разбойников здесь повсюду глаза и уши, – Лукас невольно огляделся по сторонам. – Если они проведают, что я…

– Ну, как хочешь! Тогда я своих догонять?

Парнишка сделал несколько шагов, оглянулся. Помахал рукой Лукасу и торопливо зашагал к городу.

* * *

Художник же повернул обратно к лесу и медленно побрел в сторону дома.

День выдался душный и необычайно жаркий. Солнце, проглянув сквозь мутную серую пелену, палило нещадно. Идти было тяжело, ноги вдруг стали, как ватные, перед глазами плыл туман. Только теперь Лукас, наконец-то, осознал, что находился недавно на волосок от гибели. При этой мысли все сжалось внутри от страха. Надо же, ведь сражаясь с разбойником, совсем ничего не боялся, а теперь вот, поди ж ты, дрожит, как осиновый лист, несмотря на жару.

Лукас сошел с дороги на обочину, спрятался от палящего солнца под тенью высокого ясеня. Долго стоял, прислонившись спиной к шершавому стволу, смотрел на широкие, раскидистые ветви. Постепенно приходил в себя. Лес, тишина, только листья едва шелестят на ветру, да птицы вот снова поют. Будто вовсе и не было криков и стонов, лязга оружия и хруста раздробленных костей. Тихо, спокойно в лесу.

«Как-то уж слишком даже тихо», – вдруг подумал Лукас.

И именно в этот момент неподалеку раздались голоса.

Вскоре из-за деревьев показались несколько стражников. Они прошли мимо, не обратив внимания на Лукаса. Только один оглянулся и внимательно посмотрел на художника.

Лукас узнал в нем сержанта Бэра и почтительно поздоровался. Тот еле заметно кивнул головой. Однако, пройдя немного, вдруг остановился и что-то негромко сказал своим спутникам. Те поначалу слегка замедлили шаг, но тут же уверенно двинулись дальше. А Бэр повернул назад и подошел к художнику.

– Вы, кажется, ранены, любезнейший? – заботливо осведомился он.

Тут только Лукас заметил, что его ладони и чуть ли не весь правый рукав до самого плеча залиты кровью.

– Да нет… я тут просто шел мимо…

– Просто шли мимо? – удивился Бэр. – Право же, не скромничайте, признайтесь, что тоже сражались с разбойниками. Вас видели возле обоза с оружием в руках, – почему-то шепотом добавил он.

– Ну, в общем, да, так получилось…

– Понимаю, не могли остаться в стороне, – натянуто улыбнулся Бэр, и в его глазах сверкнул недобрый огонек. – Однако впредь советую быть осторожней. Кроме того, – сержант опять перешел на шепот, – человек, который не служит, то есть не солдат, не стражник, а самый что ни на есть обыкновенный человек, но при этом с оружием в руках… может быть сам случайно принят за разбойника, – неожиданно закончил он.

– Да, как же так… – потрясенно пробормотал художник.

– Ну-ну, не волнуйтесь, это я так, к слову говорю. Нисколько не сомневаюсь в вашей благонадежности. Но на будущее все-таки будьте предусмотрительней. Не каждый, знаете ли, будет доверять вам, как я, – многозначительно добавил сержант, и, не дожидаясь ответа, поспешил вслед за своими спутниками.

Художник растеряно посмотрел ему вслед. Потом быстро зашагал к дому. Пройдя уже большую часть пути, Лукас поднял руку, чтобы утереть пот со лба, и снова увидел запекшуюся кровь. Пришлось возвращаться назад, спускаться к речке.

Он долго умывался, застирывал страшные бурые пятна на рубахе.

«Хорошо, что вовремя заметил, – думал художник, – представляю, как Мона бы перепугалась, увидев кровь».

Лукас решил ничего не рассказывать дочери. Да и самому хотелось поскорей забыть этот день, как страшный сон. Художник быстро шел по залитой солнцем знакомой тропинке. Слава Гилфингу, он уцелел, жизнь продолжается. Дома его ждут незаконченные картины. Ну, и дочка, конечно, тоже ждет. Вот ведь снова в окошке горит свеча. Видать, Мона зажгла, когда в лесу стемнело, да так и забыла погасить.

Художник, подходя к дому, еще издали заприметил едва заметный при свете солнца огонек, и, глядя на него, невольно улыбнулся.

Глава 10

Едва только возчики в воротах расслышали слова Свена, началась паника. Те, кто собирался выехать из Пинеда, разворачивали телеги, чтобы остаться под защитой городских стен, вновь прибывшие тоже нахлестывали лошадок, спеша внутрь. Тут же несколько повозок сцепились осями и оглоблями, ездоки подняли крик, честя и проклиная друг дружку, лошадок и разбойников. Пешеходы торопливо сновали вокруг, прижимаясь к створкам ворот, чтобы не угодить под колесо.

Коням передалось лихорадочное беспокойство, животные тревожно храпели, один молоденький жеребец норовил подняться на дыбы, дергая упряжь… В общем, воцарилась суматоха. Несколько минут Свен пялился на толкотню в воротах, затем вспомнил об обязанностях начальника караула и бросился вниз, сзывая подчиненных. Ополченцы принялись распихивать пеших и растаскивать из портала повозки, но от их усилий паника только росла. Наконец телеги все же удалось вкатить внутрь, и Свен велел возчикам проехать по улице дальше от ворот – парень рассудил, что сейчас потребуется дать дорогу беглецам. В самом деле, пока расчистили проход, как раз подоспели люди из разгромленного каравана. Первыми были несколько слуг, эти бросились бежать, едва началась заваруха. Потом показались латники из конвоя и городская стража – вернее, то, что от нее осталось. Сержант Бэр, проходя в ворота, бросил подмастерьям из команды Свена:

– Будьте начеку. Неровен час, нагрянет сюда Марольд Ночь, так ворота сразу на запор! Кто тут за старшего? Ты, парень? Вели своим воякам затворять ворота при малейшей угрозе. Я сейчас в ратушу, доложу совету, и к вам сюда вернусь.

Свен подумал, хорошо бы Бэр возвратился поскорей. Если командование возьмет на себя опытный сержант, станет спокойней. Но Бэра не было, зато появилась мамаша, груженная корзинами со снедью. На базаре народ уже прослышал о нападении, причем слухи, как это обычно случается, оказались сильно преувеличенными – якобы банда Марольда вот-вот ворвется в город.

Увидав, как ненаглядное чадо, вместо того, чтобы раздувать мехи под присмотром мастера Мейдера, торчит в воинском снаряжении у городских ворот, старуха, с размаху швырнув ношу под ноги, принялась орать, что вот он настал, конец света, потому что некому защищать этот распроклятый город (чтоб ему дотла сгореть!), кроме ее мальчика! Что солдаты из Гонзора (чтоб им всем под землю провалиться!), вместо того, чтобы охранять мирных обывателей, сами бегут под защиту «бедного ребенка»! Свен краснел, бледнел, не зная как прервать потоки мамашиного красноречия. Наконец брякнул:

– Мама, меня поставили начальником в воротах…

Старуха тут же прекратила браниться и громогласно провозгласила:

– Начальником! А что? Я всегда знала, что мальчик себя покажет! Начальником!

Гордо оглядев толпу у ворот, она подобрала корзины и, грозно топоча башмаками, зашагала к дому.

Тут в ворота вступила новая группа беглецов. Полдюжины латников сопровождали толстяка в нарядном камзоле, усаженного верхом без седла на упряжную лошадь. Шляпу всадник потерял, волосы его были растрепаны, а лицо пересекала свежая ссадина.

– Смотри-ка, и господину казначею нынче досталось, – тихо произнес кто-то рядом со Свеном.

Парень оглянулся и узнал в говорившем пожилого стражника, прибывшего с предыдущей группой беглецов. Тот, перехватив взгляд подмастерья, сразу отвернулся.

Толстый казначей боком сполз с коня (Свен подумал, что бедняга отбил нынче жирный зад о лошадиную спину), латники заботливо поддерживали вельможу под руки. Потрогав ссадину, толстяк поднес ладонь к глазам. Вид собственной крови – а еще и наверняка острое чувство пережитой опасности – привел его в ярость. Тряся малиновыми щеками и грозя окровавленным кулаком, казначей стал орать, что уж теперь-то разбойнику не спустят, теперь-то Марольд Черный ответит за все! Уж казначей-то добьется, чтобы в Пинед прислали сильный отряд и схватили злодея!

– Гилфингом клянусь! – визжал толстяк. – И месяца не пройдет, а этого мерзавца по городу проволокут в цепях! Живого или мертвого!

– Ишь ты, – буркнул давешний стражник, – как его милость-то раздухарились… Сколько мы жалоб подавали, сколько мастер Эдвар просил подмогу, никто не пошевелился. А как на своей шкуре начальство почуяло, каков Марольд Ночь, так сразу – в цепях! Живого или мертвого!

Говорил солдат совсем тихо, но Свен услышал.

* * *