Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг.

К концу февраля в милицию едва удалось набрать 60 человек. Запросили 100 винтовок и три пулемета «максим», округ разбили на милицейские участки.

В первые месяцы милиция привлекалась к мероприятиям по выполнению продовольственной разверстки, изъятию у населения излишков хлеба, продуктов, одежды, исполняла обязанности ирод-агентов. Условия вседозволенности и произвола, в которых проводилась реквизиция у населения хлеба, обыски, конфискации имущества, порождали возможности для легкой наживы, и это привлекало в милицию людей весьма сомнительных нравственных качеств. Нередко в милицию шли люди, не желавшие трудиться на земле, не знающие, чем занять свое время, любители выпить и конечно же обзавестись одеждой.

Так, назначенный 5 февраля 1920 года начальником окружной милиции Моргунов с первых дней вступления в должность стал пьянствовать, его примеру следовал помощник, другие подчиненные. 1 марта окружной исполком за появление на службе в нетрезвом состоянии оштрафовал Моргунова на 500 рублей, отстранил от должности и откомандировал в Усть-Хоперский округ.

Назначенный вместо Моргунова секретарь милиции Симоненков несколько улучшил работу: принял меры по обеспечению милиции оружием, навел учет военнопленных и перебежчиков из деникинской армии на сторону красных, обязал начальников милицейских участков следить за «элементами», ведущими агитацию против советской власти. В Вешенской установил ночное патрулирование, усилил работу по изъятию у населения самогонных аппаратов, организовал коммунистическую ячейку. Однако с пьянством среди личного состава Симоненкову покончить не удалось.

В докладе помощника военкома Балакирева говорилось, что помощник начальника милиции Кондратьев «вечно пьяный бродит по улицам, продал пару приблудных быков, деньги, 12 000 р., положил в карман. Чтобы скрыть свои преступления, Кондратьев заставил убить милиционера Попова»

.

В июле на заседании окрисполкома снова был поднят вопрос о положении дел в окружной милиции. В докладе отмечалось, что «милиция состоит из ненадежного элемента, бывших царских прислужников; поэтому, естественно, главной ее целью является нажива и пьянство. Помощник начальника милиции (т. Кондратьев) занимается распродажей советского имущества, выпивкой «дымки», а милиция следует по стопам начальника. Дело дошло до того, что при аресте начальника милиции (Кондратьев временно исполнял обязанности начальника милиции. – Г. С.) пришлось снять с постов милиционеров, заменить их солдатами из караульного батальона и держать наготове пулеметную команду.

Кондратьева арестовали и отправили в Дончека. За свои должностные преступления он был осужден и отправлен для отбытия наказания в концентрационный лагерь. Начальником милиции назначили И. Воронина, ранее работавшего с окрполитбюро.

Малочисленная, безлошадная, плохо вооруженная, не спаянная крепкой дисциплиной, окружная милиция не могла выполнять возложенные на нее задачи по охране порядка и соблюдению законности и тем более не была способна оказать какое-либо сопротивление продвигающемуся в глубь округа многотысячному и хорошо вооруженному отряду Махно…

Во второй половине дня 21 сентября, совершив пятнадцативерстный переход, банда Махно подошла к Боковской, вошла в соприкосновение с разведотрядом милиции и 204-м Сердобским полком 1-й Донской дивизии. С ходу развернув тачанки с пулеметами, Махно в коротком бою разгромил пехотный полк. В неравном бою погибли 290 бойцов, среди них командир полка И.В. Сережников, комиссар Г.Н. Русаков, политруки батальонов – Мирошкин, Будрин, Козлов, командиры рот – Пономарев, Бязев, Карашышев, Ладыкин, Волков. Разведка окружной милиции, не понюхав пороха, разбежалась по левадам.

С часу на час ждали появления Махно в станице Каргинской.

Накануне с утра в исполкоме уже кипела работа: отбирали наиболее ценные и важные документы, папками увязывали в мешки и уносили – закапывали во дворе, несли в камыши на другой берег Чира.

Глубокой ночью связной милиции сообщил в Вешенскую, что Сердобский пехотный полк разбит, всякая связь с другими воинскими частями прервана. Махно находился в 30–35 верстах от Вешенской и представлял непосредственную опасность: кроме караульного батальона и немногочисленной милиции станицу прикрыть было некому. 112-й Продовольственный полк свои роты и батальоны разбросал по хуторам и станицам округа и помощи оказать не мог.

Этой же ночью по распоряжению военкома Шахаева было созвано экстренное заседание окрисполкома, на котором было принято решение о немедленной эвакуации из Вешенской всех советских учреждений. По приказу № 32 от 21 сентября 1920 года все учреждения срочным порядком должны были эвакуироваться в станицу Шумилинскую, что в 45 верстах севернее Вешенской. Начальнику милиции было приказано установить строгую охрану жителей Вешенской «от преступного элемента, быть до последнего и оставить станицу вместе с войсками» (имеется в виду караульный батальон). Для прикрытия Вешенской осталась милиция и часть красноармейцев караульного батальона. Военкома Шахаева и заместителя председателя окрисполкома обязали проследить за подготовкой к эвакуации окружных учреждений.

22 сентября Махно занял станицу Каргинскую.

Перед этим на рысях по улицам станицы проскакало несколько разведчиков Махно. Убедившись, что в станице нет воинских частей и ничто им не угрожает, они так же неожиданно исчезли. Вскоре со стороны хутора Латышева черной ратью, поднимая столбом пыль, на станицу двинулся отряд батьки Махно. За околицей, возле Кирюшкиного ветряка, огромным цыганским табором остановились его тачанки с пулеметами, повозки, конные и пешие. Кругом гвалт.

Прибытие в станицу банды, несмотря на то что ее ждали с часу на час, вызвало настоящий переполох. Станичный исполком, станичную милицию как ветром сдуло. Председатель Федор Чукарин, исполкомовцы, продработники, комсомольцы бросились за Чир в левады и непроходимые терновники в слободке.

По слухам, жители знали о грабежах и насилиях, творимых махновцами (страшен был не Махно, а его окружение), поэтому окна домов закрывали ставнями, на улицу не выходили, станица словно вымерла. Готовая в любую минуту пустить в ход оружие, разноликая махновская рать стала расползаться по пустынным улицам.

Вопреки слухам и утверждениям руководителей, насилия и стрельбы не было. Люди стали выходить из дворов – полюбопытствовать, зачем махновцы пожаловали в станицу.

Первые новости принесли вездесущие казачата: Махно штабом остановился в доме попа Виссариона, у Кирюшкиного ветряка махновцев – видимо-невидимо. Возле лавки в центре станицы, где имелось немного товара, поставили часового. На мельничном дворе у кирпичных сараев с хлебом, собранным по разверстке, прикладами сбили замки. Выглядывавшим из дворов жителям сказали: «Это ваш хлеб. Забирайте».

Сперва осторожно, озираясь по сторонам, с опаской, по одному, по двое каргинцы заходили в сарай, набирали в мешки зерно и уносили домой. Потом больше и больше, и скоро у сараев собралась толпа. Кто-то показал на лежавшую в углу связку новых холщовых мешков. Бабы мигом их расхватали.

К вечеру кирпичный сарай с хлебом наполовину опустел, некоторые, самые оборотистые, успели сделать несколько заходов. У раскрытых дверей на рассыпанное зерно тучей слетелись воробьи.

В ночь на 23 сентября в сторону Вешенской Махно выслал конную разведку, но идти на нее не захотел, он явно торопился.

В станице Каргинской Махно остановился на два дня, чтобы после боя под Боковской привести в порядок «войско» и похоронить своего боевого атамана Гаркушу, в перестрелке сраженного красноармейской пулей.

На второй день махновцы плотным кольцом из пулеметных тачанок и всадников оцепили кладбище. Сам Нестор Махно приехал на тачанке и, пока могилу не засыпали землей, хмуро смотрел вниз; с тачанки не слезал, но и не уезжал.

На кладбище собралось много зевак, молодых и старых. Всякое видавшие на своем веку казаки были потрясены, увидав, как у Гаркушева коня, стоявшего у края могилы под седлом и покрытого до земли черным бархатом, слезились глаза.

У изголовья Гаркуши стояла высокая молодая женщина в черном. В толпе прошел шепот: «Жена убитого». На самом деле это была жена и соратница Нестора Махно.

Под недружный ружейный салют гроб с телом атамана Гаркуши предали донской земле. На ходу неизвестный местный поэт сочинил стишок:

Бедный Гаркуша,
Ты бился в бою,
Вчера с врагами,
А нынче в гробу…

На другой день утром многокилометровой колонной в три сотни пулеметных тачанок Махно выступил из Каргинской в направлении хутора Нижне-Яблоновского. После двадцативерстного перехода на окраине хутора сделал короткий привал, а затем двинулся в направлении слободы Кашары, повернул к железной дороге на станцию Чертково, под пулеметным огнем перешел пути и двинулся назад на Украину.

Здесь, пожалуй, будет уместным посвятить несколько страниц самому Махно.

Нестор Иванович Михненко (1889–1934), по уличному прозвищу Махно, родился на Украине в селе Гуляй-Поле. В 20 лет примкнул к террористической группе анархо-коммунистов, ставивших своей целью путем террора бороться со всеми «богатыми» «за свободу народа».

В 1910 году одесским военно-окружным судом Махно был приговорен к смертной казни; в России тогда такого наказания не было, поэтому смертную казнь заменили пожизненной каторгой. Закованный в цепи Махно был доставлен в Москву и посажен в Бутырскую каторжную тюрьму.

Освободила Махно Февральская революция 1917 года. 15 марта с туберкулезом костей и без одного легкого он вышел из тюрьмы. Через три недели тайно прибыл в Гуляй-Поле, чтобы на родине «углублять революцию». Получив в тюрьме революционную закалку, стойкий и убежденный анархо-коммунист стал профессиональным революционером: первым делом собрал отряд хлопцев и разогнал местное земство.

Октябрьский переворот 1917 года Махно и его хлопцы встретили с восторгом: захват помещичьих земель, конфискация имущества и раздача его крестьянам, борьба с эксплуататорами, всевластие трудящихся, затем, без всякого перехода, – полное отрицание государственной власти, отрицание партийности с ее подчиненностью, непризнание советской власти и организованного большевиками насилия – все это вписывалось в теорию анархизма: нет законов – судить «по совести», нет тюрем – свободному народу они не нужны; трудиться по способности, оплаты никакой, всех кормят бесплатно.

В конце 1917 года Махно создает первые вооруженные отряды. Его хлопцы нападают на железнодорожные станции, на бегущие с фронта воинские части, вооружаются. Начинается борьба с австро-немецкими оккупантами, вторгшимися на хлеборобную Украину. Однако от регулярных войск оккупантов отряды Махно терпели поражение.

В июне 1918 года, будучи уже известным на Украине вожаком, Махно едет в Москву, в Кремле встречается с Лениным и Свердловым; получив «указания», отправляется в Гуляй-Поле и снова создает вооруженные отряды. Подняв революционный черный флаг анархистов, Махно и его хлопцы начинают активную борьбу за «освобождение трудового народа»: нападают на помещичьи имения, убивают их хозяев, забирают имущество, скот, хлеб раздают бедным селянам; начинается кровавая борьба с насильниками – царскими, австро-немецкими, белыми, красными. Убийство сотен людей становится будничным делом – винтовка и штык решают дело.

Вооруженные хлопцы (а их тогда у Махно насчитывалось около 400 человек) не имели понятия о дисциплине: грабежам, насилию, повальному пьянству Махно не противодействовал. В его отряды шли иногда потому и затем, чтобы через грабежи обогатиться, «пожить вольно». Обогатившись, уходили домой. За дезертирство Махно их не преследовал.

Одеты махновцы были в самые разные одежды: из овечьей шерсти казацкая папаха и офицерские гимнастерки, штатская шуба и черкесская бурка, куртки и тельняшки – матросская братва; на ногах часто рваные сапоги, башмаки, валенки, летом нередко ходили босиком. Оружие разных систем: русское, японское, французское.

Сам Нестор Махно носил легкие сапоги, папаху набекрень, на ремне сабля, маузер и наган, которыми владел в совершенстве; мог стрелять из пулемета.

Диктаторскими задатками Махно не обладал. Голос слегка сиплый, говор мягкий. Порой бывал крут, вспыльчив, нервы подводили; расстрелять человека ему ничего не стоило. Вместе с хлопцами расстреливал, трупы сбрасывали в Днепр, когда их было много. Пил он редко и мало, во хмелю был разговорчив, любил танцевать, иногда брал гармошку.

Известность Махно как защитника селян от белогвардейцев, коммунистов и большевиков, грабивших хлеборобов по продразверстке, росла, росла и численность его войска. В его отрядах под командованием гуляй-польских атаманов появились сотни тачанок. Стремительность и неожиданность, решительность и отвага стали их непременной тактикой. Переход в сто верст в сутки для махновцев не был редкостью. Впоследствии махновские пулеметные тачанки с их высокими маневренными качествами были взяты на вооружение конницей Буденного, Котовского и особенно Миронова.

После ухода с Украины австро-немецких оккупантов под контролем Махно и его «армии» оказалась огромная территория Левобережной Украины; ее стали называть Махновией, а тридцатилетнего Нестора Махно уважительно – батько. Так он стал подписываться под штабными приказами. Противниками Махно были и петлюровцы, и белогвардейцы Деникина, и Красная гвардия.

В январе 1919 года войска Деникина стали угрожать Махновии, подошли к главному штабу Махно – Гуляй-Полю. Противодействовать наступлению регулярных войск Деникина Махно не мог, и тогда он обратился к командованию красных с предложением дать отпор деникинцам совместными силами.

Предложение Махно было принято. Из его отрядов была сформирована бригада имени комбрига товарища Махно, которая вошла в состав Заднепровской дивизии матроса П.Е. Дыбенко. В бригаду были направлены комиссар и группа политработников.

В борьбе с Деникиным Махно отличился и был награжден орденом Красного Знамени, который, кстати сказать, он никогда не надевал.

Однако превратить махновскую бригаду в регулярную, дисциплинированную часть не удалось.

Сотрудничество Махно с красными было недолгим. Уже в апреле, расстреляв всех политработников и коммунистов, он самовольно снялся с фронта. В тылу красных стала действовать хорошо вооруженная «армия» Махно. Изменой Махно Деникин незамедлительно воспользовался.