Золотой век человечества – что было, то и будет. Психологическое исследование

«У них почти совсем не было болезней, хоть и была смерть, но старики их умирали тихо, как бы засыпая». При этом не было скорби окружающих. «Подумать можно было… что земное единение между ними не прерывалось смертию». Люди не понимали разговоров о вечной жизни, ибо она не составляла для них вопроса. «У них не было храмов, но у них было какое-то насущное, живое и беспрерывное единение с Целым вселенной». У них «не было веры», но было ощущение своего непрерывного соприкосновения с вечностью и чем-то высшим во вселенной. Поэтому мгновения смерти они ждали «с радостью, но не торопясь, не страдая по ним, а как бы уже имея их в предчувствиях сердца своего».

Достоевский видит прямую связь этой счастливой земной жизни с библейским преданием об Эдеме. «О, я тотчас же, при первом взгляде на их лица, понял все, все», – восклицает его герой. «Это была земля, не оскверненная грехопадением, на ней жили люди не согрешившие, жили в таком же раю, в каком жили, по преданиям всего человечества, и наши согрешившие прародители, с той только разницей, что вся земля здесь была повсюду одним и тем же раем». Принципиально важно утверждение «вся земля». Великий психолог не считает нужным рисовать счастливую жизнь, обнаруженную героем рассказа, как некое исключение из общего правила, присущее лишь небольшой части людей (например, только двум прародителям человечества в Эдеме). Он убежден, как бы обобщая свидетельства древних мифов, что такая жизнь на определенном ее этапе была повсеместной на всей территории земли. Типичным стало и ее падение.

Своего рода искусителем этих людей и причиной их перехода от счастливой жизни к нашей, со всеми ее мерзостями, стал герой рассказа. По определению автора, это – «прогрессист», выросший в эпоху расцвета рационализма и прочно впитавший принципы отношений между людьми на путях прогресса, хорошо знающий, что такое зависть, и потому не желавший, чтобы кто-то жил иначе, лучше, чем жил он. Освоившись среди «людей солнца», он стал учить и научил их тому, без чего немыслима жизнь его современников. Он научил их лгать! И этого хватило для запуска процесса разложения. «Как скверная трихина, как атом чумы, заражающий целые государства, так и я заразил собой всю эту счастливую, безгрешную до меня землю. Они научились лгать, и полюбили ложь, и познали красоту лжи… атом лжи проник в их сердца». После этого появились сладострастие, ревность, зависть, бессовестность, жестокость, вражда. Начались укоры и упреки, понадобились союзы одних против других. «Родилось понятие о чести, и в каждом союзе поднялось свое знамя». Как и наши библейские прародители, «они узнали стыд, и стыд возвели в добродетель».

Люди стали мучить и переделывать под свои не всегда адекватные нужды животных. Животные удалились от них в леса и стали их врагами. Появились непреходящие опасности и скорби. Что раньше было очевидным, естественным, теперь покрылось ложью, и потребовалась наука, чтобы пробиться к очевидной когда-то истине. Потребовалась и медицина, чтобы лечить неискренних и потому болезненных, а также страдающих от опасностей людей. «Когда они стали злы, то начали говорить о братстве и гуманности и поняли эти идеи. Когда они стали преступны, то изобрели справедливость и предписали себе целые кодексы, чтоб сохранить ее, а для обеспечения кодексов поставили гильотину». Понадобились мораль, религия… но сама собой появилась демагогия, и многое свелось только к ней. Для организации жизни потребовались законы, жесткие правила, карательные органы.

Скоро амнезия стерла в их памяти представления о былой жизни. «Они чуть-чуть лишь помнили о том, что потеряли, даже не хотели верить тому, что были когда-то невинны и счастливы». Они даже смеялись над возможностью такого счастья и все рассуждения о нем называли пустой мечтой, фантазией. Герой рассказа, осознав, что он сотворил, каялся перед ними и умолял вернуться в прошлую жизнь, но они лишь смеялись над ним и стали считать за юродивого. Наконец они пообещали посадить его в сумасшедший дом, если не замолчит. Столь же жестоким стало отношение к праведникам, которые говорили людям об утрате совести и способности к любви. «Над ними смеялись или побивали их камнями».

Однако, называя воспоминания о прежней жизни мечтой, они начали обоготворять эту мечту, рассматривать ее как идею прекрасного будущего, «стали молиться своей же идее… в то же время вполне веруя в неисполнимость и неосуществимость ее». Затем во множестве появились люди, которые стали выдвигать все новые идеи о том, как соединиться в «согласное и разумное общество», как организовать счастливую жизнь. Вскоре между сторонниками разных идей поднялись целые войны. Каждая сторона старалась поскорее истребить «не понимающих их идею, чтоб они не мешали торжеству ее». «Явились религии с культом небытия и саморазрушения ради вечного успокоения в ничтожестве».

Теперь они верили только в науку и считали, что с ее помощью отыщут новую истину и построят счастливую жизнь. «Наука даст нам премудрость, – рассуждали (были убеждены) они, – премудрость откроет законы, а знание законов счастья – выше счастья». Все стало искусственным, надуманным, по уму выстроенным, «сознание жизни» стало выше самой жизни, знание – выше чувства.

Извратилось ключевая для прошлой жизни способность любить. Теперь «каждый возлюбил себя больше всех… Каждый стал столь ревнив к своей личности, что изо всех сил старался лишь унизить и умалить ее в других». «Явилось рабство», в том числе добровольное – слабые охотно подчинялись сильным.

Может быть, фантастика Достоевского рисует нечто безвозвратно оставшееся в прошлом? Мы живем иной жизнью и не способны от нее отказаться? А совместить ту древнюю жизнь с нынешней, привычной, имеющей массу внешних удобств, уже невозможно? Гений отметает такое предположение. Внешнее бытие не обязательно должно мешать внутреннему. Важно только, чтобы не материальное благополучие владело людьми, но они владели (пользовались) внешними благами, оставаясь внутренне верными своей божественной природе. Герой Достоевского так заключает свою историю: «…я видел истину, я видел и знаю, что люди могут быть прекрасны и счастливы, не потеряв способности жить на земле. Я не хочу и не могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием людей» (43).

1.5. Золотая мечта человечества на все времена

Сам факт, что у совершенно не связанных между собой писателей появляются сходные идеи, говорит о том, что за этим сходством скрывается нечто существенное.

    М. Мамардашвили

Предания о золотом веке и, в частности, христианское учение о рае, утерянном первыми людьми, всегда вызывали особое вдохновение творческой части человечества. Они оказали сильнейшее влияние на искусство, культуру, нашли отражение в средневековой христианской иконографии, творчестве великих живописцев и литераторов, наконец, в научных изысканиях XIX века (например, у Л. Моргана, Н. Зибера и др.) и даже в практических действиях. Известно, что европейские мореплаватели в эпоху Великих географических открытий искали сохранившиеся очаги золотого века и нередко принимали за них обнаруженные первобытные общины, не знавшие развращения цивилизацией, внутренней вражды и взаимного насилия. Отчасти по подобию доисторическому «золотому» прошлому человечества выстраивали свою жизнь члены древнееврейской общины ессеев, принимавшей, согласно преданию, непосредственное участие в воспитании Иисуса и подготовке его к миссии Спасителя; затем – ранние христианские общины и первая христианская церковь в Иерусалиме. Лозунг практически всех революций – «Свобода, равенство, братство» – вольно или невольно был пропитан духом золотого века.

Позднее понятие «золотой век» вошло в обиходную речь, стало своего рода народным и литературным сленгом. Общеприняты и понятны выражения «золотой век Екатерины Великой» (или английской королевы Виктории), «золотой век русской литературы», «золотой век голландской живописи», «золотой век Флоренции» и даже – «золотой век цензуры», «золотой век динозавров», наконец, «золотой век мифов и легенд». Каждое из них подчеркивает имевший место когда-то, но теперь утраченный высший уровень развития, период расцвета соответствующего феномена.

За пределами античности всплеск интереса к далекому прошлому человечества наблюдается с середины второго тысячелетия новой эры. Переход от мрачной и почти неподвижной в своей тональности атмосферы Средневековья к эпохе Возрождения оживил интерес к проблеме золотого века. Возможен ли он в принципе? Если был в прошлом, значит, где-то существует и в настоящем и, несомненно, может быть создан в будущем?! Возродившееся творческое состояние людей не позволяет оставаться удовлетворенным существующим положением вещей, заставляет мечтать, подспудно чувствовать и верить в возможность чего-то иного в жизни – лучшего, светлого. На смену древним легендам и мифам приходят утопические произведения эпохи Ренессанса и начала Нового времени, рисующие в той или иной форме аналоги золотого века. Начинается, если использовать уже обозначенную форму, «золотой век утопий».

Утопия (в переводе с греческого – «благословенная страна») – изображение некоего идеального общественного устройства, лишенное научного обоснования. Человечество, как правило, неудовлетворенное настоящим, искало образцы более счастливой жизни в двух направлениях. Либо в прошлом – через возвращение во времена единства с Богом, когда благополучие людей определялось не внешними достижениями, а внутренними состояниями человека и его отношениями с вечностью. Либо в будущем – через развитие разумности, совершенствование общественного устройства, научно-технические и экономические достижения. В некоторых вариантах допускалось сочетание действия двух сил – небесных и научно-практических.

В античные времена, когда вера в народные предания еще не была вытеснена из сознания людей верой в торжество познания, творцы утопий чаще обращались к прошлому.

Платон в диалоге «Государство» – одном из первых сочинений утопического толка – пишет, несомненно, под влиянием известных ему преданий, о возможности создания идеального общественного устройства, освященного божественной волей и имеющего связь с Богом. У людей этого общества должен быть почтительный страх перед Богом и, как следствие, отсутствие всех земных привилегий – сословных, властных, имущественных, обусловленных правом на частную собственность. Основу счастливого бытия людей в государстве Платона прежде всего составляет покровительство со стороны Бога.

В научных утопиях эпохи Возрождения и Нового времени счастливое будущее чаще видится результатом разумных действий и научно-технического прогресса. Большинство авторов полагает, что «благословенную страну» можно создать. Однако и в этих утопиях вольно или невольно жизнь людей в этом будущем оказывается очень похожей на ту, что рисовали предания о золотом веке. Под влиянием нарастающего числа географических открытий утопии нередко приобретают форму описания идеально устроенных обществ, якобы еще существующих где-то на земле или существовавших в недалеком прошлом.

Т. Мор (1478–1535) в 1516 году пишет сочинение «Утопия», от которого, собственно, и ведет свое происхождение термин «утопия». В повести показан остров в Атлантическом океане, на котором, благодаря своим нравственным качествам и внутренней близости друг к другу, живут только счастливые люди. Здесь обязателен труд (не более шести часов в день), но распределение всего произведенного равное, по потребностям. Отсутствует частная собственность, все принадлежит всем. Происходящее на острове рассматривается с позиции верующего человека, ревностного католика. Поэтому ощущается подобие утопического варианта жизни тому, что было характерно для раннехристианской общины. В этом сочинении еще преобладает желание автора видеть основой благополучной жизни людей их духовное единство и веру в Бога. Жизнь на счастливом острове явно противоречила реальности, и потому, понимая утопичность своего проекта, автор любил говорить: такую жизнь «я более хочу, чем ожидаю». Т. Мор был казнен английскими реформаторами церкви за преданность католицизму и спустя столетия канонизирован католической церковью.

Столь же фантастически благополучной показана жизнь людей в «Городе солнца» Т. Кампанеллы (1568–1639). Итальянский философ и поэт, проведший около 27 лет в тюрьме за участие в заговоре против испанского владычества, свой «Город солнца» написал в форме рассказа мореплавателя о встреченной им идеальной общине, руководимой кастой ученых и жрецов. Ее жизнь отличали отсутствие частной собственности и семьи, государственное воспитание детей, обязательный труд при четырехчасовом рабочем дне, развитие науки и просвещения. В этом произведении уже налицо сочетание двух источников человеческого благополучия – покровительство Бога и научные достижения.

Известный английский философ-материалист Фр. Бэкон (1561– 1626) в работе «Новая Атлантида» рисует свой вариант светлого будущего человечества. Само название повести говорит о том, что автор знал легенду об Атлантиде, но в противовес этой легенде предложил иной проект организации идеальной жизни. В его Атлантиде жители острова оказались в состоянии сами организовать в высшей степени счастливую жизнь благодаря «плодотворным размышлениям» и умелому использованию результатов познания. На острове создан «научно-технический центр» («Дом Соломона»), который занимается не только научными исследованиями, но и организацией жизни людей. Наука – залог благополучия Новой Атлантиды. В основу проекта Бэкон кладет выдвинутый им тезис «Знание есть сила». Показательно, что сам убежденный сторонник благотворного влияния на людей познания и разума вел далеко не беспорочную жизнь – в 1621 году он был уволен со службы у английского короля за взяточничество. В этой утопии все надежды в деле построения счастливого будущего человечества – на познание и науку.

Утопические мотивы неоднократно звучали в произведениях Эразма Роттердамского (трактаты о «вечном мире») и Я. Коменского (педагогическое решение проблемы счастливого будущего). Позже – у Ж.-Ж. Руссо, Р. Оуэна, К. Сен-Симона, Ш. Фурье, И. Бентама, И. Канта, Т. Манна, Г. Уэллса, Г. Маркузе, П. Гудмена, Ф. Полака, Б. Скиннера… Идеи некоторых утопических сочинений Нового времени непосредственно переплетаются с легендами о золотом веке. В числе таких сочинений – «История севарамбов» Д. Вераса, «Взгляд назад» Э. Беллами, «Фрейландия» Т. Грецки, «Потерянный рай» Дж. Мильтона и др. В России подобные мотивы содержат «Путешествие в землю Офирскую» (1786) М. М. Щербатова, «Рассуждение о мире и войне» В. Ф. Малиновского (1803), отдельные сочинения декабристов и революционных демократов.

О некоем подобии золотого века, но опять же не по образцу прошлой жизни человечества, а как варианте будущего, сотворенном самими людьми, пишет один из соратников В. И. Ленина А. А. Богданов в книге «Красная звезда». В духе марксистской идеи он рисует жизнь на планете Марс («Красная звезда»), обогнавшей Землю в социальном развитии на несколько столетий. Утопия показывает общество победившего коммунизма – создавшее на основе высокого уровня достижений науки и техники безденежное материальное изобилие и на деле воплотившее в жизнь лозунг «от каждого по способностям, каждому по потребностям». По аналогии с людьми золотого века марсиане почти бессмертны. Только, в отличие от прошлого, их долгожительство обеспечивается извне, достижениями медицины и социальным комфортом. Здесь нет представлений о вечности и связей с ней. Поэтому, когда долголетие начинает тяготить, возникает проблема ухода из жизни – фактически «в никуда». Жить вечно не хочется, но и умирать страшно. Такой проблемы не знали жители золотого века. Все рациональные варианты спасения неизбежно упираются в ту или иную непреодолимую проблему.

Достижения эпохи научно-технического прогресса, казалось бы, почти приблизили человечество к созданию того, о чем рассказывали древние мифы и более поздние утопии. Оставались еще расхождения по поводу того, в какой форме и на каком конкретном фундаменте будет построен земной рай. Большинство ученых Западной Европы и США верили в технический прогресс и поэтому видели его «технотронным». Советский Союз параллельно создавал «социальный рай». Последующие успехи информатики, кибернетики позволили говорить об «электронном рае», а с появлением интернета – о «виртуальном рае». К концу столетия появились рецепты «экономического рая», основанного на развитии производства и материальном благополучии людей.

Футурологи были убеждены, что наука в состоянии не только обеспечить всеобщее материальное благоденствие, но и трансформировать человека, облагородить его, привить новые ценности, сформировать отвечающие времени личностные качества. Не получилось! ХХ век фактически стал свидетелем всеобъемлющей дискредитации идеи построения в современном мире (и методами этого мира!) жизни, хотя бы отдаленно обеспечивающей людям счастье, аналогичное тому, что было в золотом веке. Безрезультатными оказались все попытки помочь людям найти внутреннее благополучие и смысл жизни через экономические реформы, технический прогресс, социальные преобразования.

Многое в нынешнем мире может утверждать, что наступил его золотой век, но только не человек и не человечество в целом. Например, не будет преувеличением заявить: сегодня – «золотой век техники» (автомобильной, компьютерной, бытовой…), «золотой век силовых структур», «золотой век лжи и насилия», «золотой век политических демагогов»…

К жизни абсолютного большинства людей эпитет «золотая» неприменим, ее впору описывать теми же мрачными красками, которые использовал Достоевский в первых страницах рассказа «Сон смешного человека». Не к тому привел общество научно-технический прогресс, что ожидали от него утописты. Поэтому на смену утопиям пришли антиутопии, рассказывающие не о «благословенной стране», но предрекающие человечеству мрачное будущее.

Романы-антиутопии «О дивный новый мир» О. Хаксли и «1984» Дж. Оруэлла, повесть Е. Замятина «Мы», сочинение О. Шпенглера «Закат Европы» рисуют уже совсем иную картину грядущей жизни. Человечество ждет не золотой век, а общественный строй, основанный на изощренном порабощении человеческого духа и господстве «бездушного интеллекта» (Шпенглер), как следствие – переход абсолютного большинства людей к творческому бесплодию и окостенению, механическому выполнению узких профессиональных задач в условиях всеобщего страха и насилия. В мире восторжествует разделенность населения – на «расу господ» и «бессловесную массу» работников, обладающих предельно низким уровнем самосознания и обреченных быть только приставками к орудиям труда. Е. Замятин в романе «Мы» показывает один из вариантов «счастливой жизни» людей в новом «светлом будущем», к которому идет человечество.

В Великом Едином Государстве жизнь людей подчинена Часовой Скрижали, предписывающей, когда всем одновременно спать, когда работать, когда заниматься любовью. Долг каждого в этом Государстве – неукоснительно выполнять все предписания и быть счастливым. За исполнением данного долга строго следят недремлющее око Хранителей и сам Благодетель.

«Единственной плодородной почвой» в этом «счастливом» мире оказывается, по утверждению писателя, асфальт (49).

Вместе с тем, если авторы утопий ошиблись с проектами на будущее по методам и средствам его построения, то гениально увидели, каким это будущее должно быть, дали образец его базовых ценностей. И этот образец оказался в основных чертах похожим на забытый человечеством золотой век своей предыстории. Причем общие черты этого «будущего-прошлого» были дружно показаны разными мыслителями-провидцами, жившими в разное историческое время.

Начало ХХI века в большей мере подтверждает прогнозы авторов антиутопий, чем утопий. Но, когда рушатся надежды на избранный путь развития, человеческое сознание невольно начинает активно копаться в своих глубинах. Несбывшиеся ожидания заставляют выходить за пределы научных представлений о прошлом, настоящем и будущем. В действующем сознании мы стерли следы воспоминаний о золотом веке, но в подсознании, как в компьютерной корзине, эти воспоминания сохранились и постоянно тревожат нас различными неясными образами. Подобно архетипам К. Юнга, они продолжают даже спустя тысячелетия априорно формировать воображение современного человека, влиять на его верования и творческую интуицию. Идея о возможности иной, лучшей жизни продолжает существовать где-то под выстроенной разумом и нынешним социумом личностной оболочкой, постоянно напоминая о себе тревожными сомнениями по поводу настоящего и не оформившимися до конца запросами на будущее.

«Человек ощущает какое-то смутное и бессильное томление по утраченному блаженству, неотрывному от первоначальной его натуры…»

    Б. Паскаль

Поэтому на фоне неудач в деле построения «благословенной жизни» научно обоснованными средствами мир переживает очередной ренессанс (золотой век) интереса к древним мифам и легендам, загадкам исчезнувших цивилизаций, тайнам, хранящимся в египетских пирамидах и тибетских монастырях, происхождению непонятных для науки сооружений на острове Пасхи и рисунков в перуанской пустыне Наска…

После столетий торжества науки социологи с удивлением обнаруживают неожиданный взрыв увлечения религией, мистическими и другими необъяснимыми с позиций рационального понимания мира феноменами. Человечество начинает стремительно сползать к сакрализованному фанатизму, к инстинктивной, нерассуждающей вере (117, 511). Нарастает влияние фундаментализма в исламе; вновь заполняются церкви в православной России; множится число сект, в том числе претендующих на всемирный статус; спустя столетие возвращается интерес к теософии Е. Блаватской и антропософии Р. Штейнера; миллионными тиражами издаются книги Кастанеды, Гурджиева и им подобных авторов; растет мода на Библию, Коран, Талмуд. Духовные искания, интерес к медитации и сверхсосредоточенности ощутимо противостоят необходимости быть только «мозговым человеком».

Активизируется вера в жизнь после смерти и особую мудрость далеких предков, доступность им некоего высшего знания, некой тайны, утраченной с веками, но принципиально важной для организации адекватной жизни в этом мире и обретения внутренней подлинности. Люди, выросшие в условиях рациональной цивилизации, имеющие среднее и высшее образование, вновь ищут это тайное знание – в восточной культуре и особых состояниях своей психики, в белой и черной магии, в посланиях древних цивилизаций. Часто, не осознавая того, ведут такие поиски даже научными методами.

Отвечая на подобные запросы людей, телевидение чуть ли не ежедневно предлагает передачи, выводящие зрителей за пределы круга, освещенного наукой. Как никогда ранее востребованными стали разного рода фантастические истории, «шокирующие» версии (об НЛО, тайных знаках, конце света, жизни после жизни, «детях индиго»…), рассказы о действиях за гранью человеческих возможностей, вещих снах, парапсихологических способностях, прошлых и нынешних пророках и пророчествах…

С новой остротой беспокоят человечество так и оставшиеся неразрешимой загадкой для науки вопросы: «Откуда мы? Кто мы? Куда мы идем?»

К концу ХХ века оппозиция доминированию сугубо рационалистических, а по сути линейных и неизбежно упрощенных представлений о мире усилилась и среди служителей самой науки. Философ М. Хайдеггер, заканчивая свой богатый творческий путь в последней трети ХХ века, вдруг заявил, что пришел к выводу о невозможности рационального постижения бытия. В биологии авторитетнейший К. Лоренц призывает отказаться от убеждения в самодостаточности западных подходов и искать новые пути, опираясь на сокровища мудрости, заключенной в традициях старых культур и в учениях великих религий (82). Следуя традиции И. Ньютона, А. Эйнштейна, И. П. Павлова, все большее число научных работников, занимающихся, казалось бы, объективной, материалистической проблематикой, обращается к личной вере, к церкви. Наука не смогла удержаться на месте Бога даже в душах ученых. Провидцем оказался Гете, показавший в «Фаусте», как истинный мыслитель, неизбежно ощущая ограниченность и искусственность сугубо научных конструкций, ищет выход за их пределами, в мистике.

Вновь, как и во времена Платона, актуальны разговоры о древней Атлантиде и счастливой жизни доисторического человечества. Название «золотой век» становится своего рода сертификатом качества и в рекламных целях расползается по вещам и явлениям рыночно-гламурной жизни. «Золотым веком» стали называться рестораны, страховые и туристические агентства, магазины, сайты и компьютерные игры, агентства недвижимости, общественные движения и фонды. Ежемесячно несколько миллионов человек обращаются через интернет к понятию «золотой век человечества». В этом сочетании слов всегда было и остается нечто заманчивое для людей, вызывающее особое звучание каких-то непонятных струн в подсознании.

Мифы и легенды разных народов, библейские тексты, утопические сочинения и многочисленные произведения искусства, наконец, не осознаваемые полностью запросы и устремления людей – все это в совокупности дает информацию, которая может рассматриваться серьезным свидетельством наличия утраченного наукой звена в истории человечества, проливающего свет на многие неразрешимые сегодня тайны человека и его бытия. Золотой век с его идеальными людьми вполне мог существовать, более того, – он должен был существовать. Без него происхождение человека и вся история так и останутся чем-то фрагментарным, не знающим своего подлинного начала и, значит, не способным постичь будущее.

1.6. Сходство имеющихся представлений о Золотом веке – важное свидетельство их достоверности

Было бы странным считать заблуждением то, что встречается в разных цивилизациях, в разных учениях, в разные времена…

когда передача (плагиат) невозможны.

    Шри Ауробиндо

Знаменитый путешественник Тур Хейердал, считавший Атлантиду праматерью всей человеческой цивилизации, приводит удивительные свидетельства совпадения достижений в культуре, ремесле, строительстве у древних народов, живших примерно в одно время на разных концах земного шара и вроде бы не имевших между собой какой-либо связи. В частности, он указывает на сходство используемых одежд, строительных материалов, музыкальных инструментов, наземных сооружений, водопроводов и канализаций, оросительных систем, вариантов изготовления книг с иероглифическими текстами, а также применяемых при мумификации умерших смол, бинтов, хлопковой набивки.

Сегодня много споров о том, где могла быть Атлантида. Поиски идут в Средиземном море, возле Кубы и Багамских островов, на территории Мексики и даже подо льдами Антарктиды. И вроде бы везде находят некие намеки на существование древнейшей цивилизации. Столь же поразительным можно назвать наличие непонятных по своему предназначению пирамидообразных сооружений практически на всей территории земли.

Масштабы присутствия подобных свидетельств на планете, во-первых, говорят о том, что доисторическая цивилизация не была очаговым явлением. Это – не отдельный «остров» в океане первобытности, а общий этап в жизни человечества. Можно говорить о существовавшей в то время мировой цивилизации золотого века. Как утверждал в своей версии Достоевский, «вся земля здесь была повсюду одним и тем же раем». Нередко высказывается предположение, что цивилизацию на Атлантиде создали пришельцы из космоса. Возможно, на одном острове они могли что-то сотворить. Но в масштабе всей Земли – маловероятно. Золотой век – не прихоть внеземных цивилизаций. Это – закономерное явление процесса развития человека и человечества. И оно – в воле Бога.