300 спартанцев. Битва при Фермопилах

Мегистий был моложе Симонида на семь лет. Они познакомились случайно на Пифийских играх, где Симонид прославлял своими дифирамбами атлетов-победителей. Это случилось более тридцати лет назад.

Мегистий, который уже тогда был прорицателем, предсказал одному из атлетов скорую гибель в сражении от удара копьем. Поскольку дело происходило на дружеской пирушке, то все присутствующие отнеслись к предсказанию Мегистия кто с недоверием, кто с иронией. Находившийся там же Симонид скорее в шутку, чем всерьез, сочинил для того атлета надгробную эпитафию в высокопарном стиле.

Год спустя знаменитый атлет-панкратиец действительно сложил голову в битве за родной город. Сограждане похоронили его и установили на могиле плиту с эпитафией Симонида, сочиненной им на том роковом пиршестве.

Прознавший об этом Симонид разыскал Мегистия, который в ту пору жил в небольшом приморском городке Астаке. Тогда-то и завязалась дружба между прославленным поэтом и безвестным дотоле прорицателем.

Вскоре слава Мегистия как провидца необычайно возросла. Где бы он ни появлялся, его неизменно обступали люди, просившие предсказать судьбу им самим или их родственникам. К Мегистию обращались за советом даже правители городов и предводители войск перед каким-нибудь трудным начинанием. И Мегистий ни разу не ошибся в своих предсказаниях.

Если Симонид много путешествовал, то Мегистий почти безвыездно жил со своей семьей в Астаке, служа толкователем снов при тамошнем храме Зевса Морфея. Со временем Мегистий перебрался в Эниады, самый большой город в Акарнании. Мегистий стал эксегетом при совете старейшин Эниад. Он должен был сопровождать все священные посольства акарнанцев в Дельфы и Олимпию.

Дом Мегистия в Эниадах был широко известен не только его согражданам, но и многим приезжавшим сюда эллинам из других государств Греции. Частым гостем Мегистия был и Симонид.

Незадолго до переезда из Эниад в Спарту у Мегистия умерла жена, поэтому многие его сограждане решили, что Мегистий таким способом пытается залечить душевную рану.

Симонид хоть и был в молодые годы падок на женщин, однако спутницей жизни так и не обзавелся.

Привязанность Мегистия к супруге, не отличавшейся ни умом, ни красотой, поначалу была непонятна Симониду, который полагал, что его друг достоин женщины более привлекательной, с более возвышенным строем мыслей. Но приглядевшись к жене Мегистия повнимательнее, Симонид вдруг понял, в чем ее прелесть. Эта женщина удивительным образом соответствовала складу характера Мегистия, который был сторонником постоянства во всем. Его никогда не бросало в крайности, в отличие от Симонида. Взбалмошная или легкомысленная женщина непременно нарушила бы душевное равновесие Мегистия.

Овдовевший Мегистий не пожелал жениться снова, хотя женщин, согласных соединить с ним свою судьбу, в Эниадах было немало. Мегистий объявил согражданам, что в его жизни наступает самый важный период, поэтому он уезжает в Лакедемон.

– Прошлым летом я побывал в Эниадах, где до сих пор идут разговоры о том, что акарнанцы лишились своего самого лучшего прорицателя, – рассказывал Симонид Мегистию за полуденной трапезой. – Скажу больше: акарнанцы полагают, что спартанцы просто переманили тебя к себе, друг мой. Кое-кто в Эниадах утверждает, что причина твоего отъезда в Спарту – это печаль по умершей жене. Ответь мне, Мегистий, кто из твоих сограждан прав?

– Не правы ни те ни другие, – после краткой паузы промолвил Мегистий. – Ты же знаешь, Симонид, что спартанцы и в прежние годы звали меня к себе. Я был дружен с царем Клеоменом и его братом Леонидом. Если бы мною двигала корысть, то я еще при жизни царя Клеомена мог бы уехать в Лакедемон. Однако я этого не сделал.

– Вот это-то мне и непонятно, Мегистий, – сказал Симонид. – Ты не поехал в Спарту, когда здесь правил Клеомен. Теперь же, когда Клеомена нет в живых, ты вдруг переезжаешь в Лакедемон, покупаешь здесь дом, добиваешься спартанского гражданства для себя и своего сына. Объясни мне, что побудило тебя к этому?

– Чтобы ответить на твой вопрос, Симонид, придется вернуться к тому времени, когда я случайно столкнулся в Дельфах с Леонидом, – проговорил Мегистий, выдержав еще более долгую паузу. – Клеомен в ту пору еще царствовал в Спарте. Спартанское посольство тогда делало запрос в храме Аполлона относительно каких-то предзнаменований. Смысл запроса сводился к тому, по праву ли занимает царский трон в Спарте Демарат, сын Аристона. С царем Демаратом у Клеомена была давняя вражда. Пифия ответила спартанским послам, что Демарат занимает трон не по праву. Впоследствии лишенный трона Демарат был вынужден бежать в Азию к персидскому царю.

Симонид на какое-то время забыл про кушанья на столе, внимая Мегистию.

– Но суть не в этом, – продолжил Мегистий, отпив вина из чаши. – Тогда же в Дельфах я гадал по внутренностям жертвенного животного, дабы узнать о грядущей судьбе Леонида, который сам попросил меня об этом. Леонид тяготился тем, что вынужден существовать в тени своего могущественного старшего брата. Он желал знать, что ему уготовано Судьбой в будущем. Не знаю почему, но Леонид сразу пришелся мне по сердцу. Поэтому я и согласился открыть ему его будущее.

– Что же тебе открылось в судьбе Леонида после гадания по внутренностям жертвенного животного? – нетерпеливо спросил Симонид.

– Я узнал, что Леониду уготовано Судьбой стать спасителем Спарты и превзойти военной славой не только Клеомена, но и всех царей-агиадов и царей-эврипонтидов, правивших в Лакедемоне за все минувшие годы, – ответил Мегистий.

– Это что-то невероятное! – с сомнением в голосе произнес Симонид. – Клеомен за свою жизнь совершил столько победоносных походов, что Леониду потребуется лет десять непрерывных войн, чтобы хоть отчасти превзойти военной славой своего старшего брата. Я уже не говорю про тех спартанских царей, что правили в Лакедемоне до Клеомена. Леониду понадобится пять жизней, дабы затмить своими победами их славные деяния. Тут что-то не так, Мегистий. Не хочу тебя обидеть, но, боюсь, в этом прорицании ты явно что-то напутал.

– Ты уже не раз имел возможность убедиться, Симонид, что я никогда не ошибаюсь в своих прорицаниях, – спокойно промолвил Мегистий, отщипнув кусочек от ячменной лепешки. – Признаюсь, я сам был изумлен тем, что открылось мне по внутренностям жертвы. К тому же Леонид не столь честолюбив, в отличие от Клеомена. Леонид не похож на человека, смыслом жизни которого является война.

– Я же говорю, тут какая-то неувязка, друг мой, – заметил Симонид. – Если это не твоя ошибка, значит – ошибка божества.

– Остерегись молвить такое про Аполлона Пифийского! – предостерег друга Мегистий. – Вспомни тех людей, кто так или иначе прогневил Феба. Чем это для них закончилось!

– Ты же сам сказал, что Леонид не производит впечатление человека воинственного, – пожал плечами Симонид.

– Внешность и характер Леонида обманчивы, – сказал Мегистий. – Поверь мне, военное дело Леонид знает прекрасно!

– Охотно верю, – усмехнулся Симонид, – ведь Леонид родился и вырос в Спарте.

– Божество сообщило мне, что в царствование Леонида Лакедемону будет грозить смертельная опасность, – задумчиво проговорил Мегистий. – Такого не бывало в прошлом. Никогда еще не было случая, чтобы Спарте грозило полное уничтожение. Вот и получается, если Леонид победит этого грозного врага, то тем самым он не только спасет отечество, но и превзойдет славой всех спартанских царей, правивших в Лакедемоне до него. Улавливаешь, Симонид?

Симонид молча кивнул, но при этом его по-прежнему одолевали сомнения.

– Я вот думаю, какой враг может грозить Спарте полным уничтожением? – пробормотал он, почесав голову. – Такого врага в Элладе просто нет! Мессенцы давным-давно порабощены спартанцами. Аргос хоть и враждебен Спарте, однако для полной победы над спартанцами у него не хватит сил. Элейцы, аркадяне и коринфяне – давние союзники лакедемонян. То же самое можно сказать про мегарцев и эгинцев. Беотийцы никогда не отважатся воевать со Спартой. Локры, фокидяне, этолийцы и акарнанцы слишком слабы и разобщены, чтобы грозить Спарте войной. Есть еще фессалийцы, которые сильны своей конницей, но у них до вражды со Спартой никогда не доходило. К северу от Фессалии обитают полудикие племена, занятые непрерывной междоусобной враждой. До Спарты ли им?

Мегистий внимал Симониду, поглаживая свою аккуратно подстриженную бороду.

– Впрочем, в Элладе есть еще одно государство, стремительно набирающее мощь, – это Афины, – после краткой паузы продолжил Симонид. – В недалеком прошлом спартанцы дважды вторгались в Аттику. Неужели в ближайшем будущем афиняне попытаются разрушить Спарту? Если между афинянами и спартанцами вдруг вспыхнет война, то для меня это станет худшим из бедствий. В Афинах у меня много друзей, а мой самый лучший друг отныне живет в Спарте.

– Я сам пребываю в неведении относительно того могущественного врага, над которым Леониду суждено одержать победу, – со вздохом произнес Мегистий.

– Нельзя ли спросить об этом у богов? – сказал Симонид с некоторой долей досады в голосе.

– Ты же знаешь, что оракулы богов зачастую туманны и двояки, – ответил Мегистий. – Потому-то и существует с незапамятных времен целый клан прорицателей при святилищах богов. Полной истины боги не открывают никогда. И знаешь почему, мой друг?

– Почему? – тут же откликнулся Симонид, жадный до всего таинственного и непонятного.

– Из боязни ошибиться. – По губам Мегистия промелькнула едва заметная усмешка.

– Разве боги могут ошибаться? – усомнился Симонид. – Ведь богам ведомы все мысли и судьбы людей.

– По общепринятому мнению, всевидение богов неоспоримо, – промолвил Мегистий, слегка сощурив свои большие проницательные глаза, – но по существу, и у богов есть право на ошибку. Боги бессмертны, поэтому любая ошибка им ничего не будет стоить. А вот у людей, друг мой, права на ошибку зачастую нет, ибо всякий человек смертен. – Мегистий пригубил вино из чаши и добавил: – Вот и я не имею права ошибаться в своих предсказаниях.

– Стало быть, ты веришь в высокое предначертание судьбы царя Леонида, – сказал Симонид, как бы размышляя вслух и глядя на Мегистия. – Веришь, что Леонид станет спасителем Лакедемона. Так?

– Я знаю, что так и будет, – твердо произнес Мегистий.

– В таком случае я хочу увидеть этого человека, этого любимца Судьбы! – воскликнул Симонид. – Я уже сейчас горю желанием написать в честь Леонида свой самый лучший пеан. Мне еще не доводилось прославлять своими стихами и песнями никого из спартанских царей. И вдруг – такая удача!

– К сожалению, друг мой, сейчас Леонида нет в Спарте, – сказал Мегистий. – Леонид находится с войском на Крите. Там идет война, в которую спартанцы посчитали нужным вмешаться. Но как только царь Леонид возвратится в Спарту, то я непременно познакомлю тебя с ним, – с улыбкой добавил Мегистий.

– Буду ожидать этого момента с величайшим нетерпением! – промолвил Симонид и потянулся к чаше с вином. – Предлагаю выпить за царя Леонида! За его грядущую воинскую славу!

– И за блеск этой славы, который придадут ей твои прекрасные стихи, Симонид! – торжественно вставил Мегистий, желая сделать приятное своему другу-поэту.

Глава четвертая

Нравы лакедемонян

– Как долго ты намерен изображать из себя недотрогу, братец? – В голосе Дафны прозвучали одновременно издевка и раздражение. – Или ты ждешь, что Горго сама станет вешаться тебе на шею?

Леарх посмотрел на сестру с недоумением.

– Ты же сама говорила мне, чтобы я не давал волю рукам, – сказал он. – Ты сама предупреждала меня о том, что Горго не выносит грубости. Или ты забыла сказанное тобой?

– Ничего я не забыла! – огрызнулась Дафна и плотнее притворила дверь.