Королевский удар

– Вдруг кто-то придет, позвонит, поинтересуется… Есть красивая легенда – будто убийцу тянет на место преступления. Мне, правда, не приходилось с подобным сталкиваться, но за ней не сплошная придумка, вдруг случается… Может, преступник впопыхах забыл какую-то улику и захочет ее устранить… Или вспомнит о чем-то таком, что заставит его вернуться… Вдруг!

Город был тих, пустые ночные улицы казались необычными, редкие машины проносились, будто старались куда-то успеть. Жара спала, и прохожие в этот поздний час попадались достаточно часто – люди, изможденные дневным зноем, не спешили ложиться спать. Зайцев и Ксенофонтов пересекли большую площадь, проводили взглядом пустой грохочущий трамвай и углубились в небольшой переулок. На нагретых за день каменных ступеньках сидели старухи, под деревьями толкались парни с девушками, в освещенных окнах беспокойно маячили фигуры их мам и пап.

Войдя во двор, Зайцев и Ксенофонтов осмотрелись. Не заметив ничего подозрительного, вошли в подъезд. Чтобы не грохотать на весь дом, Зайцев не стал вызывать лифт, а быстро взбежал по ступенькам на третий этаж. Ксенофонтов с трудом поспел за ним, стараясь оглядеться, увидеть нечто такое, мимо чего следователь прошел с преступной небрежностью.

– Тише, – сказал Зайцев. – Мы на месте.

Он нажал кнопку звонка у обитой коричневой клеенкой двери. Некоторое время стояла тишина, потом дверь резко распахнулась и на площадку выскочили двое крепких ребят. Увидев Зайцева, оба смутились.

– А если бы нас было побольше? – спросил он.

– Успели бы кого-нибудь затащить в квартиру и запереться.

– Не знаю, не знаю, – проворчал Зайцев, входя в коридор. Подождав, пока войдут все, он запер дверь. – Никого не было? Звонки? Сантехники? Почтальоны?

– Никого!

– Ладно… Разберемся. Отдыхайте.

Ксенофонтов прошел в комнату. Книжный шкаф, диван, журнальный столик, два кресла. На стене небольшой коврик, чеканка или то, что ныне принято называть чеканкой – выдавленная на медной фольге женщина с мощным бюстом и длинным подолом. На столике Ксенофонтов увидел незаконченную партию в шашки. Он подошел, посмотрел позицию.

– Чей ход? – спросил он у оперативников, усевшихся в кресла.

– Ход черных.

– Тяжелый случай, – Ксенофонтов отошел к книжному шкафу, открыл дверцу, вынул один из альбомов, занимавших всю полку. Оказалось, марки. Они были и во втором, и в третьем альбоме.

– Да, это одна из версий, – сказал подошедший Зайцев. – Смотри, полтора десятка альбомов, и все марки. Ахнешь!

– А тут что стояло? – спросил Ксенофонтов, показывая на просвет между первым альбомом и боковой стенкой полки.

– Ничего не было.

– А как все произошло?

– Вот так же стояли кресла, на столике те же шашки…

– Я думал, они у вас входят в служебное обеспечение.

– Нет, это шашки хозяина, Мастихин его фамилия, – холодно пояснил Зайцев, почувствовав какое-то смутное беспокойство. Он помолчал с минуту, глядя на игроков, на доску, обернулся к книжному шкафу и лишь потом, словно вспомнив о Ксенофонтове, продолжал: – На столике были еще пепельница, окурки и две пустые чашечки с остатками кофе. Хозяин так и остался сидеть в этом кресле. Человек, с которым он играл в шашки, в какой-то момент ахнул его по голове и был таков.

– А зачем он это сделал?

– Черт его знает! Что-то взял, наверно. Если бы у него было желание отомстить, свести счеты, рассчитаться за какую-то обиду, они не сидели бы в этих креслах, как старые добрые друзья?

– Хороший кофе пил Мастихин?

– Не понял? – нахмурился Зайцев.

– Кофе, спрашиваю, был хороший?

– Откуда мне знать! Меня он не угощал!

– Напрасно. А отпечатки пальцев, говоришь…

– Дюжина разных отпечатков. Мы нашли всех их владельцев. Никто не отрицает, что бывал в этом доме, с хозяином беседовал на разные темы. Мастихин был большим охотником потрепаться за чашечкой кофе. И дотрепался. Установили, что в тот вечер здесь побывали несколько человек. Кто-то забежал на минутку, с кем-то он посидел час, два… Соседи, сослуживцы, родственники. Сосед тут один есть, отдохнул в свое время по двести шестой – хулиганство с поножовщиной. Взяли мы его, побеседовали, несколько суток беседовали… Пришлось отпустить. В общем, я вволю наговорился не с одним десятком человек.