Молитва для адмирала

– Поляк, что ли? Так и знал… Будешь смеяться, но я Сусанин. Василий Василич Сусанин. Хочешь, паспорт покажу…

– У тебя паспорт есть? – спросил Дмитриевский

– Нет, – ответил тот. – Не страшно, полячок?

– Мне последний раз страшно было, когда два комитета сливались. Земельный и имущественный. Страшно – жуть, аж зубы стучали… А это все детский сад… Веди давай.

Они зашли в парадную. Поднявшись на четвертый, Василий ткнул пальцем в паркетно-желтую дверь квартиры номер сорок три с беленьким дешевым звоночком.

– Финансируй – и я отступлю под натиском твоих легионов, – сказал Сусанин.

– Проверю, брат, – ответил Денис. – Не хочешь светиться – укройся за мусоркой… Я свое слово держу.

И он позвонил в дверь. Та открылась очень быстро: либо хозяйка передвигалась с невероятной скоростью, либо квартира была очень маленькой. Перед Дмитриевским образовалось знакомое лицо, очень красивое и грустное, бледное, без макияжа, со следами слез. Светлые волосы мягко стелились по черной ткани футболки с надписью «Питер – это навсегда, детка!» и Петропавловкой на заднем плане. Дмитриевский улыбнулся и сказал строго, как и положено начальнику:

– Подожди-ка.

И отошел вглубь лестничного пролета, куда выдвинулся его провожатый.

– Василий Васильевич, полякам бы такого проводника, – сказал Денис с улыбкой, – жили бы сейчас в Евросоюзе…

– Ну, тогда слава богу, что у поляков был другой проводник… Давай сотку… Я ведь твой немой вопрос слышу…

Дмитриевский протянул тысячу и, еще раз поблагодарив Сусанина, исчез за дверью своей сотрудницы. Квартира оказалась небольшой. Маленькая прихожая, почти сразу слева – дверь в совмещенный санузел, справа – на кухню, а прямо – в единственную комнату. Но как чисто, подумал, Дмитриевский, как везде чисто. И аккуратно.

Марианна кивком пригласила Дениса пройти на кухню и спросила, глядя куда-то поверх его головы:

– Чай будете?

– А водка есть? – спросил он.

– Нет, – ответила она. – Водки нет. Чай есть. Будете?

– Да, – ответил Денис и прошел на кухню. – Но лучше водку.

– Лучше чай, Денис Александрович, честное слово…

– Ну только не надо меня учить, что лучше, а что нет… А вообще… Чай так чай, – согласился он и сел за кухонный стол. Тихо спросил у спины Марианны:

– Деньги-то где?

– В конверте. В сумочке моей. Там, в прихожей. Принести?

– Нет. Потом отдашь. Буду уходить – заберу.

Марианна поставила перед Денисом большую темно-синюю чашку, почти до краев наполненную крепким ароматным напитком. Затем добавила сахарницу и небольшую плошку с сушками.

– Слушай… – Денис глотнул чая. – А что это было вообще? Деньги дяде Ване не отвезла, телефон вырубила – все на ушах стоят. Костя вон на валидоле. Чего ты устроила? Я бегаю, бомжей коррумпирую, чтобы к тебе привели. А ты правда его домой водила? Мыться?

– Правда.

– Весело. Назови мне хотя бы одну причину, по которой я не должен тебя увольнять.

– Денис Александрович, я просто не могу делать такие вещи. Физически не могу. И душевно – не могу. Врать не могу. Лицемерить. Хитрить. Закон нарушать. У нас это не принято. У нас по-другому учат.

– А как же ты думаешь работать-то с этим со всем, тем более в нашей сфере? Мы же с тобой в России, на дворе 2015-й. С голоду умрешь… И чего же ты тогда сразу не сказала: не повезу, мол, взятку? Это, мол, супротив моих принципов… А пропала?

– Думала, получится. Вы правильно говорите: Россия, 2015-й… Но нет. Не получилось. И пробовать больше не буду. Хотите – увольняйте.

– Ты говоришь, у вас по-другому учат. Где это – у вас? То, что ты не из Питера, я знаю теперь, а где вас таких делают? Солт-Лейк-Сити, штат Юта?

– Вы не поверите…

– Я не верю, что в однокомнатной хрущевке на Малой Охте водки нет… А больше ты меня ничем не удивишь.

– Я не с Земли, – тихо проговорила она.

– Не с Земли? – повторил Дмитриевский. – Этого мне еще не хватало… А откуда? С Луны? Назови адрес регистрации. Покажи форму девять…

– Я с Квард-Паркуса. Это двойная планета. Ваши астрономы недавно увидели нас в свои телескопы. И тем самым открыли канал. А у нас есть технологии, позволяющие перемещаться в пространстве таким образом. Я не технарь, тонкостей не знаю, знаю одно: как только нас замечают – мы получаем канал, возможность прилететь.

– Допустим, – спокойно отреагировал Денис. – Тогда почему отправили тебя?

Марианна грустно улыбнулась:

– Для меня это загадка. Первый отправляемый – что-то вроде разведчика-парламентера. Кандидата выбирает программа «Миранда». Компьютер. Она же определяет и время, которое первенец проведет в гостях. Вообще я школьная учительница там. Обучаю деток.

– Ну, ты неплохо знаешь нашу юриспруденцию для училки…

– Пришлось освоить. Я же там учительница. А здесь я чему учить буду? Самой сначала выучиться нужно. Юриспруденция – первое, что пришло в голову. В прямом смысле… У нас восприятие информации немного другое, чем у вас, у людей.

– А чего ты ко мне-то явилась? Почему не в Роскосмос? Или в Роснано? Или еще куда?

– Не знаю. Тоже загадка. Первым попались. А туда не пошла, потому что они меня в психушку бы сдали…

– А я тебя сейчас не в психушку сдам, а отправлю прямиком в СИЗО на Лебедева! – заорал Денис, а Марианна, вздрогнув от крика, вскочила, едва не опрокинув стул. – Если через три минуты ты мне не нальешь пятьдесят граммов водки, я позвоню Сергею Валентиновичу, и он тебя упакует безо всяких документов, поняла?!

Марианна пулей вылетела из квартиры, а Дмитриевский, посидев немного в тишине, вдруг начал смеяться, да так, что на клеенчатую старенькую скатерть закапали слезы.

Не прошло и двух минут, как на кухню вбежала запыхавшаяся Марианна с початой пол-литровой бутылкой водки. Брякнула на стол, убежала в комнату. Вернулась с маленькой рюмочкой и, поставив ее рядом с бутылкой, села на стул и посмотрела на шефа.

– А себе? – тихо спросил он, наливая водку.

– Денис Александрович, я не…

– Себе, я сказал!

Марианна снова умчалась в комнату и вернулась со второй рюмкой. Денис налил обоим, и они выпили – в полной тишине, не глядя друг на друга. Налил еще по одной и покосился на Марианну. Та вытащила из холодильника небольшой пластиковый контейнер с селедкой под шубой, достала пару вилок и несколько кусков хлеба. Выпили еще. Дмитриевский занюхал хлебушком и, наливая по третьей, сказал уже более спокойно: