– Брань на вороту не виснет! – вместо оправдания сказал Вербов. Он всегда употреблял в разговоре всякие шутки да прибаутки. – Петр Михайлович, я один, а площадок много, хозяйство большое. Помощники у меня, сам знаешь, не народ, а так себе.
– Закрой к черту твой отдел, разошли командный состав, но чтоб к вечеру весь материал был на площадках! Не будет – посажу тебя на пять суток, – решительно закончил полковник.
– Петр Михайлович, помилуйте, я человек штатский, меня нельзя сажать без санкции прокурора, – улыбаясь, сказал Вербов.
– Посажу, а потом разберемся!
В кабинет вошла Шура и обратилась к Никитину:
. – Степан Федорович, вас вызывает по телефону Москва.
Никитин извинился перед полковником и вышел. Оставшись с Шабровым наедине, Вербов заметил:
– Вот ты меня, Петр Михайлович, ругаешь, крепко ругаешь и каждый день, а помочь мне не хочешь.
– Чем это я должен тебе помочь? – спросил Шабров.
– Вот наряд на завод «Пролетарий»; двадцать пять тысяч кирпича надо вывезти, а когда ни приедешь – кирпича нет. Я директора завода пригласил завтра к себе, хочу его попотчевать. Приехал бы ты, мы бы его вдвоем быстро уговорили, а?
– Нашел компаньона! Я наряд получил, стало быть, помог, а водку пить я тебе не помощник, управляйся сам! Чего у тебя?
Вынимая из папки документ и кладя его перед Шабровым, Вербов сказал:
– Шелевку надо списать, пятнадцать кубов, недомерок, пошел на леса «А-1». Подгнил, пришлось пустить на дрова.
– Ты в своем уме? Пятнадцать кубов?!
– Каюсь, Петр Михайлович, десять кубов вывез заводу металлоконструкций в обмен на швеллера. Но это же не напишешь… – объяснил Вербов, разведя руками.
– Комбинируешь?! Смотри, докомбинируешься! – сказал Шабров, но акт все же подписал.
Когда Никитин вошел в кабинет полковника, Шабров подписывал доверенности, которые ему подавал Вербов. Никитин обратил внимание на пальцы старшего инженера с длинными точеными ногтями.
– Евгений Николаевич, зачем вы носите такие длинные ногти? – спросил Никитин.
Ничуть не смутившись, блеснув рекламной улыбкой, Вербов ответил:
– Древние обладали классической формой рук, у них были длинные, тонкие пальцы; мы же выродились, пальцы наши короче и грубей. Такие ногти удлиняют пальцы, делают их близкими к эллинской, классической красоте.
– Съел? – сказал Шабров и добавил: – Классическая красота в руках и классическая глупость в башке.
Словесный поединок готов был разгореться, но в это время в кабинет вошел длинный, как жердь, начфо – майор Козлов. Вид его свидетельствовал о чрезвычайном происшествии.
Довольный, похлопывая папкой по колену, Вербов вышел из кабинета.
– Что у тебя, товарищ майор? – спросил у начфо полковник.
– Сегодня счетовод-инкассатор Гуляев получал в банке деньги для выплаты зарплаты, и, представьте себе, приходит он в управление, пересчитывает деньги и обнаруживает, что кассир банка передал ему лишнюю пачку денег в тысячу рублей!
Полковник вызвал к себе Гуляева и, обращаясь к майору Козлову, спросил:
– Как, полагаешь, надо поступить?
– Надо Гуляева отметить, даже премировать, а? – нерешительно заметил Козлов.
Вошел в кабинет человек, на вид лет пятидесяти пяти, – длинные волосы его, сильно тронутые сединой, по-артистически зачесаны назад, голубые, еще не утратившие силы глаза смотрели прямо и уверенно, усы щеточкой, которые он, очевидно, красил восстановителем, были значительно темнее волос, но предательски зеленоватого цвета. Был он в синем костюме, сильно лоснящемся на коленях и локтях, но опрятном и чистом, галстука не носил: на нем была украинская вышитая рубаха.
– Вызывали, Петр Михайлович? – спросил Гуляев.
– Вызывал, Сергей Иванович! – в тон ему ответил Шабров. – Молодец! Хороший, честный поступок! – и, обращаясь к начфо, распорядился: – Объявите Сергею Ивановичу благодарность приказом с занесением в личное дело и напишите бумажку в ВСУ округа с просьбой разрешить нам премировать Гуляева месячным окладом.
– Очень хорошо! – сказал майор Козлов и вышел из кабинета.
– Вам ничего не нужно в Стройуправлении округа, товарищ полковник? – спросил Никитин. – Я еду через полчаса к проектировщикам.
– Очень прошу, Степан Федорович, получи расчет перекрытий на «В-5».
Никитин простился и вышел из кабинета, а Гуляев, достав из бокового кармана несколько фотографий, передал их Шаброву.
– Что это?
– Ваш Мишка. Я его в прошлое воскресенье сфотографировал на реке. Хорош?
– Хорош! Вот парень – так парень! Как я, быдластый, даже родинка, как у меня, на плече!
– Портрет!
– Ну молодец! Мастер на все руки! Налей-ка мне, Сергей Иванович, водички, изжога проклятая мучит, – сказал Шабров, придя в хорошее расположение духа.
– А вы бы, Петр Михайлович, чайного грибка попили бы. Хотите, я вам от своего отделю? Изжогу как рукой снимет, – любезно предложил Гуляев.
– Ну что ж, принеси, – охотно согласился Шабров.
В это время Шура заглянула в кабинет.
– Ты чего, Шура? – спросил ее Шабров.
– Вербова ищу, думала, не у вас ли, его к телефону.
– Переключи на меня, – распорядился Шабров и взял трубку. – Алло! Слушаю! Кто опрашивает Вербова? А, Людмила Денисовна! Приветствую вас, это Шабров! Евгения Николаевича нет, выехал на центральный склад. Что передать? Позвоните? Хорошо, передам, – и, положив трубку на рычаг, добавил: – Вскружил бабе голову, она с ним наплачется.
– Ничего, в этом возрасте не опасно. Да я и не думаю, инженер-конструктор номерного завода, дела у нее, небось, вот, – Гуляев провел ребром ладони по горлу, – амурами заниматься некогда.
– В Индии, я где-то читал, есть такие специалисты: по два месяца без пищи живут, а вот без любви человек жить не может. Будь ты хоть сто раз конструктор, а глупеешь и влюбляешься.
В это время пронзительно зазвонил прямой телефон из Москвы. Шабров снял трубку, Гуляев осторожно, стараясь не шуметь, вышел из кабинета.
13. Кассир банка