Ингрия. Единый регион. От Новгородской Республики до наших дней

Именно при шведах в дельте реки Невы был заложен и город Ниен или Нюен (в переводе на русский «Город-на-Неве» или, по версии известного писателя Александра Солженицына – Невоград). Но, собственно говоря, основание города-порта на крупнейшей водной транспортной артерии было предопределено самим ходом развития человеческой цивилизации.

Действительно, у Ниена была немалая предыстория. Еще во времена Новгорода, на Охтинском мысу стояла крепость Невский городок, а при первом шведском владычестве – Ландскрона («вершина мира»). Рядом с рыбацкими и крестьянскими деревнями по берегам Невы стояли и купеческие поселения: более-менее укрепленные логистические комплексы того времени.

Но заложил полноценный, «официальный» город рядом с крепостью Ниеншанц «Снежный король» Густав II Адольф (1594 – 1632). Наделила же его полными городскими правами, в том числе – правом формировать выборное самоуправление, а также «стапельным правом» (разрешением на строительство кораблей) королева Кристина (1626 – 1689). Произошло это, по всей видимости, в несколько этапов в 1630-1640-е годы. Но точно – уже после 1632 года, когда Густав II Адольф погиб в битве при Лютцене (в ходе 30-летней войны) во время кавалерийской атаки, которую возглавлял лично.

Густав Адольф на поле сражения при Брейтенфельде

Автор: Johann Walter

Стоит отметить, что именно при королеве Кристине зародилась традиция, согласно которой мэр города (глава самоуправления) ежегодно в канун Рождества объявляет с балкона ратуши Рождественский мир. Сегодня эта традиция сохранилась помимо самой Швеции, в Турку (Финляндия), Тарту и Таллинне (Эстония), а также других древних городах, принадлежавших шведской короне. А в XVII веке Рождественский мир объявляли каждый год и в Ниене.

Управлялась Ингерманландия при шведах не совсем так, как другие провинции королевства. Положение сравнительно недавно присоединенной земли, обескровленной и опустошенной длительными войнами и погромами (русские пришли – грабят, шведы пришли – грабят), заставил Густава II Адольфа ввести фактически прямое королевское правление. Во главе Ингерманландии был поставлен генерал-губернатор, подчинявшийся королю напрямую.

При этом следует учесть, что при короле Густаве Адольфе эту должность занимал Иоганн Шютте, его учитель и наставник, доверенное лицо и вообще «особа, приближенная к государю». «По совместительству» Иоганн Шютте был генерал-губернатором Ливонии (Лифляндии), частично включавшей в свой состав территорию современных Эстонии и Латвии. Таким образом, две эти провинции он объединял «политически», то есть – занимая должности двух генерал-губернаторов. К слову, в эстонском Тарту сегодня установлен памятник Иоганну Шютте, в том числе – как основателю и попечителю местного университета.

Генерал-губернатору Ингерманландии и Лифляндии были предоставлены обширные права. В частности, у Иоганна Шютте было даже право основывать города. Известно, что он этим правом успел воспользоваться один раз, основав город Йоханнесдаль. Этот город упоминает в своих записках немецкий географ и путешественник Адам Олеарий. Правда, из-за начала Северной войны город так и не был достроен – лишь церковь и несколько домов, вошедших впоследствии, по мнению ряда историков и краеведов, в состав современного Красного села (Красносельский район Санкт-Петербурга). Но, так или иначе, права и возможности генерал-губернатора это иллюстрирует вполне наглядно.

Административно территория Ингерманландии при шведах, точно так же, как и другие провинции королевства, делилась на лены. Лены, в свою очередь, делились на приходы (поскольку центром каждого прихода была церковь). Отметим, что приходы практически полностью совпадали со старыми новгородскими погостами, также сформированными вокруг церквей. Эти «первичные» территориальные единицы оказались настолько устойчивыми, что и сегодня в значительной степени соответствуют границам современных волостей Ленинградской области.

Ну, а в те давние времена, новый город на Неве – Ниен (Ниенштадт) вошел в состав Нотеборгского лена, административным центром которого, как нетрудно догадаться из названия, был Нотеборг (N?teborg – «город-Орешек», после Северной войны переименованный Петром I в Шлиссельбург – «город-Ключ»). На уровне приходов существовало развитое местное самоуправление «первого уровня», представлявшее интересы всех сословий, включая крестьян.

Ниен быстро рос и в период своего расцвета был больше и богаче Нотеборга, на равных соперничая с Выборгом и даже тогдашней столицей Ингерманландии – Нарвой. А затем Ниен и сам исполнял ряд столичных функций. В частности, уже упомянутый нами Адам Олеарий пишет, что во время своей транзитной поездки через территорию шведской Ингерманландии в Московию, именно в Ниене был встречен королевскими послами. Но и в этот период, отметим, город никак административно не «отделялся» от территории Ингерманландии и Нотеборгского лена.

Королева Кристина (1626—1689),

дочь Густава II Адольфа и Марии Элеоноры Бранденбургской

Автор: Jacob Henry Elbfas (1600—1664)

Здесь не зря упоминается и провинция, и лен. Как раз в 1634 году королева Кристина начала административную реформу Швеции. До нее государство делилось на провинции, после реформы – на менее крупные административные образования, лены. В самой Швеции деление на лены сохранилось и поныне (территория королевства делится на 21 лен). В Финляндии, также входившей в ту пору в состав Швеции, от административного деления на лены отказались только в 1997 году. А вот в Ингерманландии реформа королевы Кристины фактически не была завершена. Структурно она оставалась провинцией (губернией). И именно такую структуру губерний унаследовала Российская Империя при Петре Великом.

Резиденция генерал-губернатора Иоганна Шютте находилась поблизости от Ниена – в Стрельне. Любопытно, что его дворец располагался на том самом месте, где сегодня стоит сохранившийся до нашего времени деревянный путевой дворец Петра I. Собственно, петровский дворец и построен на фундаменте мызы Иоганна Шютте – если это вообще не то же самое здание, отремонтированное и перестроенное при Петре для его нужд.

Но вернемся к административному устройству Ниена. Город, как мы уже упоминали, имел право на самоуправление, которым активно пользовался. Ратуша располагалась где-то в районе современной Конторской улицы или, возможно, Красногвардейской (Якорной) площади. К сожалению, шведские планы XVII – XVIII века грешат неточностями: картография в тот момент только зарождалась. Кстати, именно поэтому до нас не могли дойти карты Водской пятины новгородского и раннего московского периода: их в ту пору просто не существовало.

В Ниене было более четырехсот податных дворов. То есть, домов-то было гораздо больше, поскольку в число «дворов» не входили казенные, административные и религиозные здания, а также дома дворян и духовенства. Да и сам «двор» обычно состоял из нескольких капитальных построек (сегодня их обозначают «корпусами» или «литерами»). Население города в середине XVII века составляло около 2 тыс. человек – немало по тем временам. По национальному составу это были преимущественно шведы, немцы, русские и финны.

Необходимо отметить, впрочем, что по «национальностям» в XVII – XVIII веках людей еще не делили, а основой идентичности была религия. Таким образом, православные ижоры, карелы и водь считались «русскими», несмотря на финно-угорское происхождение, а принявшие лютеранство – «финнами». При этом потомки новгородских бояр на шведской службе (байоров), будучи лютеранами, считались «шведами». А к «немцам» относились, в том числе, шотландцы.

Сегодня принято считать, что русские (православные) все время существования Ниена жили исключительно за городской чертой, в селе Спасское – на том месте, где сегодня расположен Смольный. Тем не менее, известно: русским (православным) было запрещено жить в самом Ниене только после 1680 года, то есть – в преддверии Северной войны.

Шведское руководство не без оснований считало их потенциальной «пятой колонной». Но при этом комендантами многих крепостей, включая Ниеншанц и Копорье, оставались байоры-лютеране из семей Пересветовых-Муратов, Опалевых-Чеботаевых и др. И именно Иван Опалев подписал впоследствии капитуляцию 5 мая 1703 года, сдав Ниеншанц на аккорд Александру Меншикову. То есть, «водораздел» проходил тогда по религии, а не по национальности. К слову, многие из потомков жителей Ниена, живущие сегодня в Швеции, носят вполне русские фамилии.

Что касается городской экономики, то горожане Ниена занимались торговлей, ремеслами, земледелием, рыболовством и судовождением. То есть, в принципе, – всем тем, чем занималось и окрестное население Ингерманландии, всегда славившейся ремесленниками, рыбаками, лоцманами и… пиратами. В самом городе и пригородах были две (позже – три) лютеранские церкви: шведская, финская и немецкая, а также – госпиталь, кирпичные, лесопильные и пороховые заводы, верфь и другие предприятия судостроительной отрасли.

Стоит отметить, что о необходимости строительства в этом месте крупного торгового города и порта к концу XVII века говорили и шведы. Королевское правительство, генерал-губернатор и ратуша Ниена вели консультации о возможности переноса центра города и строительстве нового порта, отвечавшего вызовам того времени – ближе к устью Невы. История распорядилась так, что новый, большой промышленный и торговый город, был построен уже при другом государстве. Но рождение Санкт-Петербурга, таким образом, было предопределено практически при любом развитии исторических событий.

3. Ингерманландская губерния. Российская Империя

Мы специально подробно углубились в историю шведско-российского противостояния на Приневских землях в XVI – XVIII веках. Поскольку именно оно проливает свет на дальнейшую историю нашего края и во многом объясняет наличие «шведской» составляющей в административном устройстве (так же, как и большого числа «шведских» львов в украшении блистательного Петербурга). Шведской составляющей, которую практичный Петр Великий вовсе не пытался искоренить, а наоборот – максимально использовать для собственных целей.

Шведский период, таким образом, оказал существенное влияние не только на российское будущее Ингерманландии, но и в значительной степени – на будущее администраивное и даже государственное устройство Российской Империи. Не зря царь Петр поднимал на пиру после Полтавской битвы заздравный кубок «за учителей своих» – шведов. Они научили его не только искусству войны, но и управления. То есть, фактически, структуру управления Петр позаимствовал в Ингерманландии, в дальнейшем распространив ее на всю территорию России.

История города Ниена закончилась в 1702 году, когда шведское командование приняло решение сжечь город, чтобы русские войска не могли использовать его здания в качестве укрытия при штурме крепости Ниеншанц. Сегодня это выглядит варварством, но то была обычная тактика: в русских городах гарнизон, отступая в крепость, точно также сжигал посад, и так делали тогда во всех странах Европы. С населением при этом поступали по-разному: о ком-то власти успевали позаботиться, кому-то приходилось уходить в окрестные села или строить землянки – война есть война.

Штурм крепости Нотебург 11 октября 1702 года

Александр Коцебу, 1846

Так вот, шведское население Ниена было, в основном, эвакуировано. Однако большинство немцев и финнов, не говоря уже о русских (напомним: включая ижор, карел и водь), остались на берегах Невы. Именно они и оказались одними из первых жителей нового города – Санкт-Петербурга. Так, немцы поселились на Фурштатской улице, сохранив у себя прежнюю структуру самоуправления (городской совет, ставший «районным» и т.д.). Петр Великий не только позволил оставить эти институты, но не исключено, что в какой-то период собирался распространить этот опыт на всю Россию.

К 1900 году из 5 тыс. петербургских шведов примерно 80% были российскими подданными по рождению и числили себя потомками первостроителей Петербурга. Наравне с многочисленными белорусами, украинцами, татарами, местными «чухонцами» и представителями многих других национальностей, у которых родство с первостроителями города, впрочем, прослеживается не столь явно. Это произошло вследствие постоянной миграции в Петербург, в ходе которой полицейским властям проще (и, вероятно, важнее) было отследить переехавших в город иностранцев.

А на месте Ниена возникла матросская слобода, канатный и, чуть подальше от Невы вверх по течению Охты – пороховой завод. Впоследствии канатный завод вырос в верфи Петрозавода (снесенного «Газпромом» уже в наши дни). Пороховые заводы работали до середины ХХ века, став впоследствии объединением «Пластполимер» и дали название одноименному району и «профессиональные» названия многим его улицам: Большая Пороховская, улица Химиков, Капсюльное шоссе.

На Пороховых заводах во все времена их существования довольно часто происходили взрывы, несчастные случаи со смертельным исходом, многие рабочие и работницы становились инвалидами. Это получило отражение в петербургском городском фольклоре: «Если жизнь не надоела – не люби пороходела», «Если хочешь быть в живых – уходи с Пороховых». Пойма реки Охты в районе Пороховых называлась в народе Долиной смерти – согласно легенде, после одного из мощных взрывов, вся она была буквально усеяна трупами. Но, скорее всего, туда просто выносили с завода убитых и раненых.

Итак, после падения Ниеншанца, царь Петр I принял решение основать на землях Ингрии новый город – Санкт-Петербург и, более того – сделать своей столицей. Город был основан в мае 1703 года. Но фактически Ингерманландия полностью перешла к России только в 1704 году. До этого шведы предпринимали неоднократные попытки отбить ее обратно, впрочем – неудачные. Окончательно все юридические формальности были улажены только в 1721 году подписанием Ништадтского мирного договора: Ингерманландия вновь отошла к России, и шведской король потерял право на ее упоминание в своем титуле.

В этот переходный период и началось формирование Ингерманландской губернии в составе Российской Империи. Собственно говоря, это была первая российская губерния. По ее образу и подобию Петр Великий создал всю систему административно-хозяйственного управления губерниями своей империи. Фактически именно с присоединением Ингерманландии, в России началась административная реформа: управление «по старине» Петр к этому моменту давно признал неэффективным и, соответственно, устаревшим.

Санкт-Петербург был основан на территории Шлиссельбургского уезда (то есть – Нотеборгского лена) и первое время входил в его состав. В том же 1704 году Петр назначил губернатором Ингерманландии своего ближайшего сподвижника Александра Даниловича Меншикова и поручил ему непосредственно руководить формированием первой российской губернии: «…учинен над приращенными нашими войною наследственными провинциями, Ингриею и Карелиею, купно с Эстляндиею и иными издревле нам принадлежащими, генеральным губернатором». Вольно или невольно, Петр сделал то же самое, что до него Густав Адольф: поставил на ответственный пост своего ближайшего сподвижника, в том числе и для того, чтобы держать ситуацию в новой губернии под личным контролем.

Александр Меншиков в Голландии (1698 г.)

Автор: Михиль ван Мюссхер

В 1706 году к управлению Ингерманландией, после того, как в ее состав вошел Новгород, было привлечено старое российское ведомство Новгородского приказа. В том же году Ингерманландия впервые названа губернией (или «губернацией»). А в 1707 году вышел царский указ о порядке управления Ингерманландской губернией. Формирование губернии началось вокруг Санкт-Петербурга, на основе одноименной (Ингерманландской) шведской провинции. При этом территория шведской Ингерманландии на первых порах вошла в состав большой российской Ингерманландской губернии как «Санкт-Петербургская провинция». Впоследствии территория губернии в духе петровских реформ была разделена на дистрикты (районы).

И, кстати, в том же 1707 году Александр Меншиков получил из рук Петра титул герцога Ингерманландского – князя Ижорского. Отметим, что Светлейший князь был единственным человеком в мире, носившим этот титул, не будучи ни российским царем, ни шведским королем. Когда много позже, в годы опалы и ссылки Меншиков был лишен всех своих наград и имущества, этот титул вместе с дворцами, землями и бриллиантами, вернулся обратно к императорской короне, и оставался в полном царском титуле вплоть до конца российской монархии, то есть – до февраля 1917 года.

Под твердой рукой Александра Меншикова, Ингерманландская губерния достигла своего расцвета. По указу 1708 года в нее входили огромные земли: Санкт-Петербург, Великий Новгород, Нарва, Шлиссельбург, Ямбург (Кингисепп), Копорье, Псков, Ладога, Порхов, Гдов, Опочек (Опочка), Изборск, Остров, Старая Русса, Великие Луки, Торопец, Бежецкий Верх, Устюжина Железопольская (Устюжна), Олонец, Белоозеро, Ржева Пустая, Заволочье, Каргополь, Пошехонье, Ржева Володимирова, Углич, Ярославль, Романов, Кашин, Тверь, Торжок и Дерптский (Тартуский) уезд. При этом города Копорье и Ямбург были отданы во владение Александру Меншикову и находились под его прямым руководством. Земским судьей (ландрихтером) в Ингерманландскую губернию был назначен Яков Римский-Корсаков, предок известного композитора.

Быстро строилась и новая столица, при этом в нее входили все новые и новые деревни и мызы, разбросанные ранее в предместьях славного города Ниена. Старые шведские (а возможно, еще и новгородские дороги) постепенно становились улицами. Дорога на Копорье стала сегодня Суворовским и Лиговским проспектами, дорога на Выборг – Большеохтинским проспектом, дорога на Нотеборг (Шлиссельбург) – Большой Пороховской улицей.