Черная троица

– Вот по этой улице надо проехать вверх, повернуть во второй переулок направо, затем еще раз в первый переулок направо. Я бы с радостью проводила тебя, но моя повозка там не пройдет.

– Не стоит утруждаться… И да пребудет с тобой защита Святого Копья, – пробормотал Умберто, отчего-то смущаясь все больше и больше.

– Спасибо, святой отец, – улыбнулась девушка.

– Меня зовут брат Умберто, – уже отъехав, зачем-то крикнул послушник.

– А меня… – Но порыв холодного ветра, налетевший с гор, унес слова молодой крестьянки прочь.

Если бы не подсказка девушки, Умберто вряд ли успел бы до ночи найти Обитель. Но вот улочки и арки Внешних галерей остались позади. В наступивших сумерках брат Умберто увидел наконец тяжелые створки ворот массивной ограды самой Обители. Спешившись и взяв лошадь под уздцы, подошел он к закрытым воротам и постучал по ним тяжелой колотушкой, которая висела рядом на цепи. Сначала никто не отзывался, но после повторного стука приоткрылось зарешеченное деревянное оконце. В нем в свете факела блеснули черные глаза.

– Час поздний, путник, и монастырь уже закрыт для посетителей. Мир тебе, и приходи завтра, через час после рассвета. Тогда и помолишься в соборе.

– Во имя Создателя и Спасителя, я брат Умберто из аббатства Святого Галаты! Скромно прошу о ночлеге, – с некоторой тревогой и опасением в голосе ответил Умберто. Останавливаться в гостинице такого большого и незнакомого города ему совсем не хотелось. Да и денег на ночлег могло не хватить.

– Из аббатства Галаты, говоришь? – вновь послышался из-за решетки голос, в котором звучало неприкрытое сомнение. – А как называется малая часовня в вашем аббатстве?

– Архангела Гатриэля… – недоуменно ответил на неожиданный вопрос Умберто.

Ворота заскрипели и приоткрылись, из них высунулся тощий жилистый монах со всклоченной бороденкой и бегающими глазами. Еще раз оглядев высокую худощавую фигуру брата Умберто, поспешно скинувшего с головы капюшон своей серой дорожной рясы, привратник уже более дружелюбно сказал:

– Не обижайся, брат Умберто. Я брат Игнасио, привратник монастыря. Сам знаешь, времена нынче какие. Даже здесь, в Обители, мы вынуждены теперь запирать врата на ночь. Ох, тяжкие времена… Ну, проходи, брат. Лошадь свою давай сюда, о ней позаботятся. А о тебе позаботится брат Отус, его келья первая в Южной галерее.

– Я бы хотел поприветствовать отца-настоятеля и передать ему послание от настоятеля моего аббатства, отца Морриля.

– Сегодня вечером его пригласил Наместник, так что свое почтение и послания ты сможешь передать ему только завтра утром, – криво улыбнулся Игнасио и как-то странно повел рукой. При этом он внимательно посмотрел на Умберто.

– Жаль, – вздохнул молодой послушник.

– Действительно, жаль, – разочарованно пробормотал себе под нос привратник.

Брат Отус, келарь Обители Прохода Тысячи Мучеников, был, как и положено любому келарю, примерно одного размера во всех направлениях.

– Приветствую тебя, брат Умберто, да пребудет над тобой благословение и свет Небес, – маслянисто поблескивая глазами, сказал он. – Спокоен ли был твой путь?

– Не совсем, брат Отус, зло становится все сильнее. И чем дальше на Восток, тем больше оно крепнет. Но мне не хотелось бы, с твоего позволения, сейчас вспоминать о дороге. Подскажи, что мне сейчас надобно делать?

– Устав нашего монастыря предписывает прибывающим паломникам духовного звания провести всю ночь в молитве в Часовне Святой Крови. Этим, как ты знаешь, мы воздаем хвалу нашему Спасителю, очистившему своей кровью наши земли от скверны мерзкого демона Тантариэль. Впрочем… – продолжил Отус, показывая утомленному Умберто его крохотную келью, – ты прибыл издалека, устал, нуждаешься в отдыхе. Не лучше ли нам вместе пройти в трапезную, где…

– Нет-нет, – поспешно ответил Умберто, – данный мне обет не позволяет пока вкушать яства, и я с удовольствием проведу ночь в часовне.

– Ну, как тебе будет угодно, брат мой, – вздохнув, ответил тучный келарь. – Послушник Виктус сейчас проводит тебя туда. А вот и он.

Следуя за молодым послушником, брат Умберто пересек большой двор Внутренних галерей. Пройдя рядом с серой громадой собора, из открытых дверей которого доносились звуки гимнов вечерней службы, они свернули в сторону и вскоре попали в небольшую галерею, круто поднимающуюся куда-то вверх. Было уже темно, однако проводник шел уверенно вперед, и молодой паломник старался не отставать ни на шаг. Наконец галерея кончилась, и на фоне закатного неба монах увидел силуэт небольшой часовни, приютившейся на самом краю крутого обрыва. Холодный порыв ветра сбросил с его головы балахон и наполнил легкие острыми запахами трав, но молчаливый провожатый уже вошел в часовню. Брат Умберто, вдохнув полную грудь чистого горного воздуха, поспешил за ним.

Часовня была небольшая, в длину и ширину не более трех десятков локтей. Солнце закатилось, и не могло уже через витражи в островерхой крыше осветить внутреннее убранство маленькой комнаты. Послушник поспешно зажег от факела полдюжины свечей на двух массивных подсвечниках, положил на скамеечку книгу псалмов и, сказав, что ночные бдения кончаются со вторым утренним ударом колокола, также торопливо вышел.

Оставшись один, брат Умберто, насколько позволяло скудное освещение, осмотрел строгую обстановку часовни. Потолок церкви терялся в сгустившемся уже мраке. Впереди возвышался небольшой алтарь, на котором красками мастерски была изображена известная сцена победы Спасителя над Кровавой Паучихой. Больше в часовне, кроме нескольких скамеек и четырех больших напольных подсвечников, которые, по-видимому, использовались во время праздничных служб, не было ничего. Умберто вернулся обратно к алтарю, поправил свечи и, раскрыв Псалтырь, нараспев начал читать псалмы.

Наверное, прошло не менее двух часов, и брат Умберто уже добрался до девятнадцатого псалма, воспевающего светоносное Копье Спасителя, когда ему вдруг стало казаться, что кто-то тихонько вторит его негромкому пению. Молодой послушник замолк на мгновение, и странное эхо тоже затихло. Однако спустя несколько секунд оно раздалось снова, и теперь совершенно точно без помощи голоса самого брата Умберто. Юноша, отложив в сторону Псалтырь, встал и подошел ближе к двери. Неясное пение почти утихло, но не смолкло вовсе. Когда Умберто снова преклонил колени у алтаря и вознамерился продолжить чтение, пение чуть усилилось. Поняв, что звуки исходят из-под пола часовни, Умберто долго колебался, но в конце концов любопытство взяло верх. Взяв в руки свечку, он опустился на пол и стал внимательно его осматривать. Тот был выложен грубыми, но хорошо подогнанными плитами локтя два шириной и длиной. Однако все поиски были безрезультатны, и никаких щелей или отверстий Умберто не обнаружил. Да, звук у пола был громче, но не более того.

Хотя неудовлетворенное любопытство подобно болящему зубу, но брат Умберто решил вытерпеть эту боль. С грустным вздохом поставил он свечу обратно в подсвечник и потянулся за Псалтырем. Но в темноте он немного не рассчитал своего движения и зацепил широким рукавом рясы за край подсвечника. Раздался треск разрываемой ткани, но рукав не только распоролся – сильно сдвинулся и сам подсвечник, а вслед за этим раздался металлический скрежет. Под полом что-то затрещало, и одна из плит, рядом с алтарем, стала медленно отъезжать в сторону, открывая провал подземного хода.

Звуки песнопений заметно усилились.

Глава 2

Подземный алтарь

Неяркий свет от горящих свечей выхватил из темноты разверзшегося потайного хода пару ступеней. Сыростью и тлением повеяло оттуда на послушника. В удивлении смотрел брат Умберто на открывшийся тайник. Зачем, от кого надо было прятать спуск в подвал часовни? И кто пел эти псалмы, слов которых он не мог различить? Мелодия их казалась странной, незнакомой и отчего-то пугающей. Что же там? Склеп или еще одна молельная комната – для Посвященных во Внутренний Круг Братства?

Брат Умберто давно слышал странные истории о таинственных отшельниках-келейниках, обитающих в этом монастыре. Обладая великой духовной силой, они скрывались от нескромных глаз непосвященных в монастырских подземельях. Неужели он сможет хотя бы издали увидеть кого-нибудь из этих могущественных братьев, услышать их обращенные к Создателю молитвы!

Любопытство недолго боролось с опасением нарушить уединение отшельников. Искушение приблизиться к тайне оказалось слишком велико. Умберто, взяв в одну руку подсвечник, другой подобрал полы длинной рясы и стал осторожно спускаться по крутым ступеням во мрак подвала часовни.

Ступени все время забирали влево, и Умберто понял, что идет по узкой винтовой лестнице. Она обвивалась вокруг каменного столба, служившего, по-видимому, опорой для пола часовни.

Сойдя по меньшей мере на пятнадцать локтей вниз, брат Умберто оказался в длинном узком коридоре, который широкими ступенями спускался дальше, хотя и не так круто, как винтовая лестница. Звуки песнопений меж тем еще больше усилились, и хотя слов еще нельзя было разобрать, но стало слышно, что звучат два голоса. Это несколько смутило Умберто, который почему-то ожидал увидеть здесь одинокого затворника, но он все же осторожно продолжил свой путь.

Пройдя еще шагов тридцать, брат Умберто достиг места, где коридор раздваивался. Влево уходили какие-то высокие ступеньки, а вправо коридор шел по прямой. Так как голоса, судя по всему, доносились справа, послушник повернул туда. Однако, чтобы легче было потом вернуться, он продолжил путь только с одной свечой, оставив подсвечник с двумя другими на развилке.

Вскоре вдалеке Умберто заметил мерцание факелов и, обрадованный близкой встречей (ибо к этому времени он уже осмелел настолько, что решил не только издали посмотреть на отшельников, но и попросить их благословения на свое паломничество), пошел быстрее.

Теперь голоса до брата Умберто стали доноситься уже отчетливо, и он смог наконец разобрать то, о чем пели невидимые пока затворники. Один из голосов, не прерываясь ни на миг, тянул какую-то мрачную мелодию. Второй же, немного надтреснутый и скрипучий, вторил первому, произнося в такт слова гимна. Но к ужасу брата Умберто, слова эти не имели ничего общего со стихами из Псалтыря Утешения и Спасения. Нет, это было нечто прямо противоположное.

Мрак и зло на мир сойдут,
Тьмы Владыки к нам придут.
Смерть и муки, кровь и пепел.
Ночь покроет все на свете.

Испуганно забилось сердце бедного брата Умберто. Так, значит, вот какие затворники обитают в подвалах этого древнего монастыря! Нет, нет, скорее прочь отсюда! Скорее прочь! Как можно быстрее выбраться наверх, добраться до кельи отца-настоятеля или хотя бы найти кого-нибудь из братьев и сообщить им о нечестивых злопоклонниках, призывающих под сводами церковного подземелья поверженных Спасителем Владык зла, Неназываемых, Черную Троицу!

Проклиная в душе свое так не вовремя проснувшееся любопытство, брат Умберто уже повернул было назад, как пение смолкло, и наступившую тишину разрезал словно приглушенный чем-то женский крик. Вновь все стихло, потом вскрик повторился, послышались какие-то непонятные звуки, после чего песнопения зазвучали опять.

В ужасе бросился бежать прочь брат Умберто. Скорее, скорее позвать кого-нибудь на помощь, привести подмогу, призвать братьев монахов, кликнуть стражу. Мысли Умберто путались, страх и стремление выбраться наружу пересиливали все остальное.

Бегство брата Умберто было столь поспешным, что свеча в его руке, мигнув крохотным язычком пламени, погасла. Осторожно касаясь руками стен коридора, перепуганный послушник как мог быстро двигался вперед, вглядываясь – не виден ли впереди свет оставленного подсвечника. Но, увы, перед ним была сплошная темнота. Когда под его ногами что-то звякнуло, Умберто с ужасом понял, что это и есть его подсвечник – вероятно, случайное дуновение погасило горевшие в нем свечи. Однако теперь он представлял, где находится – выход был уже близко.

Сделав еще несколько неуверенных шагов, послушник зацепил ногой за ступеньку. В панике забыв о боковом проходе и решив, что перед ним спасительный выход наружу, брат Умберто поспешно, на четвереньках, стал подниматься вверх. И только преодолев последнюю ступеньку, он понял свою ошибку. Нет, наверху его встретил не приветливый полумрак часовни. Брат Умберто оказался в узкой галерее, освещенной с одной стороны через полукруглые каменные арки идущим откуда-то снизу неровным светом факелов. Затхлостью и сыростью веяло оттуда. Там же, внизу, слышались голоса. Теперь уже совершенно отчетливо брат Умберто слышал, как скрипучий голос выводил:

В прах живое обратится,
Брат на брата ополчится.
Кровь наполнит русла рек,
Никому спасенья нет.

Повинуясь какой-то неведомой силе, брат Умберто, вместо того чтобы без оглядки броситься назад, в спасительную тьму, на цыпочках приблизился к ближайшей арке. Внутри нее, словно в нише, стоял покрытый вековым слоем пыли большой каменный саркофаг. Затаив дыхание и стараясь держаться в тени, брат Умберто прокрался к нему и осторожно выглянул поверх треснувшей крышки.

В колышущемся, но довольно ярком свете десятка воткнутых снизу факелов молодой монах разглядел, что находится на галерее, окружающей второй уровень подземного склепа. Внизу же, на первом уровне, он увидел трех человек, облаченных в черные рясы. По периметру склепа в неглубоких каменных нишах стояли саркофаги, по десятку у каждой из стен. Еще один, самый большой саркофаг, крышка которого была украшена какой-то непонятной скульптурой, стоял в торце склепа. К этой скульптуре и была привязана молодая женщина. Ноги ее едва касались пола, руки – заломлены назад и связаны вокруг статуи, платье надорвано на плечах, а в рот засунут кляп из тряпок, почти полностью скрывавший лицо. Парализованный страшной картиной, смотрел брат Умберто на то, как один из злодеев проверяет крепость стягивающих руки девушки веревок.