Восторг и горечь (сборник)

У меня память была тогда, конечно, хуже, чем у моей сестры Раи – она с первого прочтения почти без запинок схватывала наизусть две-три страницы любого текста. Но всё-таки достаточной, чтобы удивить библиотекарей подробностями прочитанного. Они спрашивают: о чём такая-то новелла в разделе «День шестой»? А там повествуется о хитрой жене, которая в отсутствие мужа развлекалась с рыцарем, пряча в другой комнате юношу. А когда неожиданно возвратился муж, то она и его ловко обвела вокруг пальца.

Меня остановили, мол, ладно-ладно – хватит, и, наугад раскрыв книгу, потребовали рассказать содержание другой новеллы. В которой молодая монахиня наткнулась на спящего юношу-пастуха, которому ветер, закатив холщовую рубаху, обнажил мужское достоинство. Тут я припомнил подробности, с каким интересом, присев на корточки, монахиня рассматривала то, что ей не полагалось рассматривать по самому статусу монахини.

Здесь меня достаточно резко остановили и неожиданно для меня пригрозили сообщить в школу о моей внеклассной начитанности.

Уже в настоящее время, встретившись с сотрудницами черниговской библиотеки (естественно, другие имена и времена), рассказал, как меня когда-то проверяли «Декамероном». Вместе посмеялись, а тогда был потрясён – библиотекари взялись проверять меня, а сами ничего не читали. Это было для меня каким-то страшным откровением. Именно этим объяснил причину их внезапного негодования. Видит бог, другие причины тогда были мне неведомы.

Я с детства знал, что стану писателем. Наверное, эта уверенность исподволь накапливалась. Для меня было неразделимым: писатель и дальние острова, писатель и захватывающее путешествие, писатель и рыцарский подвиг, писатель и служение добру и справедливости. Писатель воплощал для меня всё лучшее в человеке, и я хотел, да и сейчас хочу, стать настоящим писателем. Об этом я когда-то написал в рассказе «Сладкое шампанское». И это чувство – быть настоящим – никуда не ушло, оно со мной. Именно с этого чувства и начинается писатель, во всяком случае в моём понимании. Потому что в моём понимании настоящий — это непременно хороший человек. Думаю, что начало писателя есть начало в тебе человека. Как человек в тебе требует постоянного своего подтверждения в добрых поступках, так и писатель должен подтверждаться в своих произведениях. Как бы там ни было, а именно настоящий писатель оставляет в своих произведениях лучшую часть своей души.

4. – Если бы вам пришлось назвать одно качество, которое необходимо писателю?

– Отвечая на предыдущий вопрос, как мне кажется, невольно ответил и на этот – быть человеком. Всегда во всех жизненных ситуациях. В 2007 году у меня вышла книга «Смеющийся пупсик» на русском и японском языках. Очень удобно издавать книги совместно с японцами. Мы пишем слева направо, а они – справа налево. При совместном издании четвёртая сторонка обложки отсутствует, книги получаются двухсторонними.

После презентации был фуршет, напротив меня сел японец, который, извинившись, что ему не удалось задать свой вопрос на презентации, спросил: какое одно качество, которое всегда необходимо писателю? То есть он задал вопрос, идентичный вашему. Не скажу, что японец со своим вопросом был оригинален. В советские времена на встречах с читателями мне доводилось отвечать на него. Обычно его задавали первокурсники педагогических институтов. Объясняя вопрос простым желанием знать – есть ли у них в характере главное качество писателя? А вдруг кто-нибудь из них захочет стать писателем?

Я так же, как и прежде, и так же, как и сейчас вам, ответил японцу, что главным качеством писателя считаю чувство, именно чувство, а не понятие – всегда быть человеком. Японец попросил разъяснить, что вкладываю в чувство – всегда быть человеком. И тогда сообщил ему то, что давно известно из Библии, но не с насмешкой над Писанием, как заучивали в школе (если тебя ударили по правой щеке – подставь левую), а в соответствии с библейским пониманием сути человека. В котором быть человеком – это всегда следовать своему высокому чувству.

Если какой-то бесчестный человек, преступник, напал на вас с целью ограбления и, ограбив, не убил вас только потому, что его спугнули дружинники, которые погнались за ним, чтобы беспощадно наказать его. Естественно, что вы как жертва всей душой на стороне дружинников. Вы вместе с ними гоните разбойника, и вот вы загнали его – сейчас начнётся расправа. Уверен, что писатель как человек в высоком смысле этого слова теперь должен быть на стороне гонимого преступника, потому что теперь он, преступник, превратился в жертву. Писателю необходимо остановить дружинников, уже не ради загнанного преступника, а ради их самих. Потому что теперь он – жертва и, расправившись с ним, они превратятся в него, в преступника, утратившего в себе человеческое.

Японец кивнул мне в ответ, а потом, когда расставались, сказал, что распорядился купить сто экземпляров моей книги для размещения в библиотеках на острове Хоккайдо – он оттуда родом.

Позже поинтересовался у Миши, своего сына, – кто этот японец? Сын сказал, что он один из богатейших людей Японии – предприниматель. Не думаю, чтобы богатейший и успешный предприниматель вдруг возжелал стать писателем. Впрочем, это уже другая тема.

5. – В ваших книгах много очень точных наблюдений над человеческой породой. Не разочаровались в людях, изучая и познавая их натуру?

– В основе точности наблюдений лежит весьма выгодное расположение объекта наблюдения. У любого писателя основным объектом наблюдения является он сам. Так что всякое разочарование и очарование исходит прежде всего от него самого. И тут надо признать, что в себе и в своей натуре, увы, приходилось – разочаровывался, и не раз.

Именно в натуре. Порода – это слово оценочного свойства из лексикона о разведении животных. А человек – это что-то особенное, ныне учёными даже троглодиту отказано в праве считаться древним человеком – не тянет на нашего предка своими чересчур животными формами.

Наблюдая за собой (между прочим, каждый человек наблюдает, приводя своё поведение в соответствие с окружающей средой), пришёл к выводу, что моё, скажем так, писательство зачастую являлось причиной моего неадекватного поведения. А в человеке всё должно быть гармоничным. Даже его риски должны объясняться стремлением к гармонии.

Скажу откровенно, я не сторонник экстремальных ситуаций, для меня сейчас главными атрибутами романтики являются хорошая книга, торшер, диван-кровать и уверенность, что я в любое время могу сесть за компьютер и войти в Интернет.

Но если бы вы увидели меня на судне, или на стройке Алтайского Коксохима, или журналистом Барнаульской студии телевидения, то первое, что пришло бы на ум, – этот парень ищет приключений на свою голову. И вы бы не ошиблись.

Глубокой ночью я вылез через иллюминатор и по канату приблизился к самой воде. Вода у борта шипела и, причмокивая, так отчётливо клокотала, что казалось, это бормочет само судно, мчащееся на всех парах. Моросящий дождь, беспросветная тьма океана, и всё это только затем, чтобы ощутить, что в действительности чувствовал Мартин Иден Джека Лондона, когда решил свести счёты с жизнью.

А прыжок к акулам, дремлющим в верхних слоях воды возле бота, на котором перевозили тралы с сухогруза «Остров Лисянского». Кажется, в повести «Огонь молчания» я даю оценку человеку, который в погоне за фабулой рассказа рискует жизнью. Это неудовлетворительная оценка.

Виктор Петрович Астафьев в одном из своих выступлений в Новгороде, на Празднике славянской письменности и культуры в 1988 году, высказал убеждение, что человек как индивидуум занял на Земле не своё место. Земля, такая красивая и безопасная, предполагалась для какого-то другого мирного и разумного существа. Но откуда-то появился человек и заступил этому мирному существу дорогу. То есть уничтожил его и занял место, ему не принадлежащее.

Можно, конечно, думать и так, но ещё Альберт Эйнштейн говорил, что Вселенная сотворена весьма разумно, и подтверждение её разумности находил в гармонии. Сегодня часто можно слышать, что всё стремится к хаосу. Нет – всё стремится к гармонии, к равновесию. И человек призван в мир, чтобы помогать гармонии утверждаться всюду, – это миссия человека.

Мы живём накануне открытия новых энергий. Энергий фантастических, и человечество на интуитивном уровне уже перестраивается. Я всё больше и больше склоняюсь к мысли, что человек (человечество) вспоминает себя. Всё, что с нами происходит, – уже было. Посмотрите, как легко мы освоили телевизор, мобильник, компьютер. Величайший учёный всех времён и народов (да, это так), русский астроном Николай Александрович Козырев эмпирически доказал, что время обладает физическими свойствами, и указал путь, как подключаться к информационному полю Земли.

Мы всё больше и больше приближаемся к пониманию, что Земля, а возможно, и Солнце – суть живые объекты. Человек, созданный Богом по своему подобию, является в некотором роде своеобразной частичкой Бога (неким бозоном Хиггса) для массы разума, так сказать, всего одушевлённого мира.

Я верю в Бога – Бог не оставит нас. Наказывать, конечно, будет, потому что ненаказуемый не научается, но никогда не оставит. Мы – чада Божии.