Я уполномочен заявить!

§ 1. Моё пролетарское происхождение

По Далю, Ушакову, Ожегову, Ефремовой слово «пролетарий» обозначает человека, для которого единственным источником его существования является наём на работу к работодателю и продажа собственной рабочей силы тому, кто имеет средства производства.

На момент написания данного очерка мне удалось кропотливой и многолетней исследовательской работой точно документально установить в государственных архивах Краснодара, Курска, Белгорода, Москвы и Санкт-Петербурга, что все мои предки по линии моего папы, Борщ Алексея Сергеевича (годы жизни: 07 марта 1907 г. – 27 марта 2000 г.), были крепостными крестьянами помещика – графа Шереметева Дмитрия Николаевича в его южной Борисовской вотчине Хотмыжского (с 1838 года – Грайворонского) уезда Курской губернии, из Присёлка Высоковского.

После отмены крепостного права (1861 г.) предки переселились на Кубань, на территорию Ейского военного отдела Кубанского казачьего войска, и как иногородние, то есть не казачьего сословия, батрачили у богатого черноморского казака, сотника Степана Быча, на хуторе «Бичёвая Балка». У этого казака, как говорил папа, было десять тысяч овец.

Предки по линии моей мамы, Федорченко Антонины Максимовны (годы жизни: 4 мая 1909 г. – 31 мая 1994 г., девичья фамилия – Семидоцкая), – безземельные крестьяне из слободы Павловки Речанской волости, Сумского уезда, Харьковской губернии. После отмены крепостного права переселились на Кубань, на территорию Ейского военного отдела Кубанского казачьего войска, на хутор Шарапов на реке Бейсужок (сегодня это Новое Село Брюховецкого района Краснодарского края) и также батрачили у черноморского казака, сотника Александра Колесникова, арендуя у него землю.

Женившись на моей маме 7 ноября 1927 года, папа ушёл в приймы[40 - Уйти в приймы – после свадьбы поселиться на постоянное место жительства у родителей невесты.] к стареньким маминым родителям в Новое Село Брюховецкого района Краснодарского края и работал там сапожником.

В 1930 году он поступил работать в Тихорецкий паровозоремонтный завод. Закончил ФЗУ (вечерняя школа фабрично-заводского ученичества) и получил специальность токаря.

По состоянию здоровья в 1935 году папа уволился с завода и работал механизатором в зерновом совхозе № 16 имени М.И. Калинина Павловского района Краснодарского края.

Выучился на тракториста и комбайнера и стал в сельском хозяйстве специалистом-механизатором широкого профиля: зная хорошо токарное и кузнечное дело, зимой ремонтировал сельскохозяйственную технику; весной, будучи трактористом, сеял яровые культуры; а летом, с 20-го июня, уже убирал на комбайне озимые хлеба. Потом следом подходила уборка яровых культур, дальше комбайны переоборудовались на очень мелкое и текучее, как ртуть, мелкое просо, для чего заменялись в барабане комбайна деки и шнеки, конопатились (ватой с солидолом) все дырочки и щели, чтобы уменьшить потери этого ценного продукта. Ближе к осени наступала очередь уборки поздних технических культур – подсолнечника, кукурузы, конопли, клещевины, и так до самых кубанских заморозков.

Особенность сельскохозяйственных работ во многом зависит от погодных условий года.

Сразу же после начала уборки скороспелого ячменя, уже с 20 июня, вслед за комбайном начиналась пахота земли, освободившейся от урожая. А это уже была подготовка почвы для посева озимых культур и сам сев озимых под урожай следующего года.

Времени оставалось очень мало после уборки колосовых, так как вновь посеянные озимые культуры должны были успеть до прихода зимы дать всходы сантиметров десять над землёй, раскуститься и в таком состоянии уйти под снег, чтобы весной быстро вырасти и осчастливить тружеников очередным хорошим кубанским урожаем пшеницы, ячменя, ржи.

Поэтому и работают труженики села в летнюю страду день и ночь. Отсюда и народная поговорка – «Летний день год кормит».

В промежутках между этими основными сельскохозяйственными работами вклинивалась не менее важная и не менее срочная страда косовицы полевых кормовых трав, вывоза с полей сена, соломы и их скирдования поближе к коровникам и конюшням, чтобы лютыми зимами удобней было брать сено и солому для скота – на корм и подстилку.

До сих пор помню, как красиво «брали» домочадцы сено из скирд и небольших стогов.

Для этих целей в сельской кузнице изготавливался специальный металлический «резак». По весу он был килограммов двадцать. Режущая часть резака была ромбовидной формы. Его нижняя часть хорошо затачивалась. Острый и тяжёлый клиновидный резак плавно и с каким-то аппетитным хрустом разрезал слежавшиеся пласты душистого сена, стоило только его на уровень своего пояса поднять и резко опустить вниз.

Срез сена от верхушки скирды и до самой земли всегда был ровным и гастрономически значимым, как срез от ножа на куске вкусной халвы, безумно любимой нами, детьми войны.

Пласты свежеотрезанного таким образом сена были удобны в процессе транспортировки на небольшое внутридворовое расстояние – к решётчатым яслям в коровниках, в которые закладывалось сено. Общественные коровы, лошади, овцы и козы с удовольствием и бесконечно жевали зимой такой цветочный корм.

А зимы на Кубани, при моей памяти, были очень жестокие. Морозы были такие, что степные речки промерзали до дна, воробьи на лету замерзали и падали на землю бездыханными.

Но производственная жизнь тружеников села не останавливалась ни на минуту.

Помню хорошо: зима. Ремонтные мастерские совхоза имени Калинина Павловского района Краснодарского края. Большое высокое строение. Широкие ворота, открытые настежь – царство сквозняков. Большая рабочая площадь мастерской плотно уставлена разобранной сельскохозяйственной техникой: несколько тракторов «ХТЗ-Нати» и грузовая автомашина «Полуторка» с разобранными двигателями, в которых от рабочих перегрузок часто плавились баббитовые вкладыши подшипников, сеялки со снятыми сошниками, разобранные бороны…

Пол в цехах совхозной мастерской был не обычный, как велось раньше – покрытый цементной стяжкой или традиционной керамической гладкой глазурованной плиткой. Такой пол быстро изнашивался под тяжестью угловатых и острых металлических деталей. Он был и опасен, так как становился скользким, как лёд, при попадании на него машинного масла, солярки или солидола.

Папа творчески подошёл и к этому вопросу. Обустраивая своё рабочее место, он переделал пол цеха, в котором работал. Своими руками сделал пол из ошкуренных дубовых поленьев диаметром до 250 мм и длиной в 400 мм. Предварительно поленья были хорошо пропитаны соляркой, чтобы не гнили от грунтовых вод. Потом вот такие поленницы были вертикально вкопаны в землю в помещении мастерской, образовав таким образом своими гладкими торцами поверхность пола. Промежутки между круглыми поленьями были забутованы обычной глиной. Такой пол мог служить человеку веками. К тому же он не боялся ни ударов, ни тяжестей, и что ещё очень важно – не промерзал в зимние стужи. А чтобы пол мастерской не был скользким, его посыпали речным песком.

Вот так просто и надёжно обустраивали свою жизнь наши отцы и деды.

…Прожигающая стальной металл и убивающая чувствительное и нежное зрение человека, вспыхивает то там, то здесь яркая электросварка…

…Моя молодая и красивая мама с покрасневшими и коченеющими от холода руками отмывает в большой грязной от машинного масла мелкой металлической жаровне в стылой на морозе солярке[41 - Соляр, (соляровое масло) – это продукт, который получается в результате перегонки нефти после выделения из неё белее легких фракций бензина и керосина. Соляр, соляра, солярка – это всё разговорные названия солярового масла, используемого для смазки механизмов и как топливо для некоторых типов дизельных двигателей.] (защитных резиновых перчаток тогда ещё не было) только что снятые детали машин, которые потом будут переданы в цеха для их реставрации…

От этого сборочно-разборочного цеха отгорожены токарный, слесарный и кузнечный цеха. В них тепло и чисто. В токарном и слесарном всё пропахло мягким машинным маслом, а в кузнечном – стоит едкий сухой запах сгоревшего железа, перегретого в раскалённом кузнечном горне, от которого першит в горле.

На окнах и на стенах, на деревянных полочках – ухоженные домашние цветы, в том числе и пылающая ярким красным цветом развесёлая душистая герань.

Отец любил работать организованно, в чистоте, творчески и красиво.

Во всех цехах всегда кипела работа: натужно ухал многотонный пневмомолот, пищали от трения и сгорали синевой на токарном станке металлические резцы и свёрла, которые тут же мой папа умело и быстро вынимал из патрона токарного станка, правил их на корундовом точиле, нагревал в кузнечном горне до белого каления и сразу же опускал в машинное масло – так добивались тогда термической закалки металла.

Я никогда не видел в цехах спешки, неразберихи, штурмовщины. Никто не бегал в запарке. Там не суетились и не кричали друг на друга.

Всё в мастерских совхоза было рационально, организовано и спланировано.

Опытные мастера работали с достоинством, умело и красиво.

Как мне объяснял папа, нужные шанцевые инструменты[42 - Шанцевый инструмент – это табельный инструмент, предусмотренный по штату и предназначенный для выполнения вручную токарных, слесарных или кузнечных работ.] у него всегда заточены и настроены для работы, разложены на верстаке по-научному и находятся в нужный момент под рукой – так экономится очень дорогое рабочее время специалиста высокого разряда.

И всегда такая организация рабочего места называлась высокой культурой производства, к которой с детства меня приучали мои родители.

Поэтому у моего папы и был самый высокий 7-й разряд токаря, слесаря, кузнеца, фрезеровщика. Такой специалист официально назывался «Мастером».

Когда заканчивалась работа, сорок минут уходило у папы на подготовку инструментов для начала работы завтра утром, а также на уборку металлической стружки, протирку масляной ветошью станков, на подметание пола цеха и полив в цехе домашних цветов тёплой водой.

Мудрый народ и такому состоянию дел на коллективном производстве дал свою меткую оценку: «Работа всегда приносит радость рабочему человеку, и на работе голова у него болит только от дураков».

Так лихо папа работал и во время самой горячей сельскохозяйственной страды на хлебных полях Кубани при уборке урожая.

Там, под открытым небом, было важно другое: как можно быстрее убрать хлеба до начала дождей и не допустить потери пшеницы, ячменя, овса и других культур, когда их колосья, стебли и листья намокнут и плохо дробятся в барабане комбайна. Хороший вымолот зерна получается при сухом хлебостое на поле.

Чтобы быстро провести уборку урожая, директор зернового совхоза № 16 имени М.И. Калинина Семён Данилович Ракицкий умело организовывал этот процесс, учитывая все материальные ресурсы совхоза и людские кадровые резервы, в том числе личные и семейные особенности каждого механизатора.

Так, например, по его настоянию экипаж комбайна моего папы стал экипажем семейным, так как помощником (штурвальным) к нему Ракицкий своей волей назначил мою маму. Папа был против, так как в нашей семье было четверо детей, из которых двое были школьниками, а двое меньших ходили ещё в совхозный детский садик.

Наша семья была рабочая трудовая, но у нас было и большое подсобное хозяйство, в том числе корова по кличке Травка. Это она, кормилица, зимой горячая, как печка, пахнущая парным молоком, жила с нами рядом в тяжелейшие годы немецкой оккупации Кубани в 1942 году, спасая нас от голода. Было ещё два поросёнка под пятьдесят килограммов каждый.

Кормов для нашего домашнего скота хватало, так как на заработанный рубль комбайнёрам выдавали зерно нового урожая. У родителей каждый год получалось до двух-трех тонн одной только пшеницы, а были ещё кукуруза, ячмень, подсолнечное масло и подсолнечный жмых за проведённую уборку совхозного урожая. Как подобает сельским труженикам, у нас было много кур, уток, индеек и гусей. Совхоз обеспечивал семью сеном, так как родители всю весну и лето работали в поле и не могли накосить травы на зиму своим домашним животным.