Россия на Дунае. Империя, элиты и политика реформ в Молдавии и Валахии, 1812—1834

В ходе Русско-турецких войн конца XVII – XVIII столетия просьбы о покровительстве и уверения в преданности стали рутинными в обращениях бояр и высшего духовенства к русским царям. Петр Великий получил такие обращения от одного валашского и трех молдавских господарей, прежде чем заключил Луцкий договор с молдавским князем Дмитрием Кантемиром в апреле 1711 года, накануне злополучного Прутского похода[74 - Речь идет о валашском господаре Константине Брынковяну (1690, 1698) и молдавских господарях Антиохе Кантемире (1699), Константине Дуке (1701) и Михае Раковицэ (1704). См.: Исторические связи народов СССР и Румынии. Т. 3. С. 114–118, 132–135, 166, 204–206 соответственно. О связях Петра с господарями до 1711 г. см.: Очерки внешнеполитической истории Молдавского княжества. С. 240–242; Ardeleanu G. ?tiri din coresponden?a lui Petru I // Studii ?i cercetari de istorie medie. 1950. No. 1. P. 192–208. О Луцком договоре см.: Panaitescu P. Tratatul de alianta dintre Moldova si Rusia din 1711. 250 de ani de la ?ncheierea lui // Studii. Revista de Istorie. 1961. Vol. 14. No. 4. P. 897–914; Foc?eneanu I. Tratatul de la Lu?k ?i campania ?arului Petru I ?n Moldova (1711) // Studii privind rela?iile rom?no-ruse. Bucure?ti: Academia Republicii Populare Rom?ne, 1963. P. 1–55.]. В то же время краткий обзор русско-молдавских соглашений второй половины XVII – начала XVIII века демонстрирует, что с самого начала молдавские и валашские элиты были готовы пойти «под высокую руку» московских царей только на определенных условиях. Так, договор 1656 года между Алексеем Михайловичем и Георгием Штефаном предусматривал, что в последующем молдавские господари будут избираться только среди уроженцев княжества, сохранят свои традиционные прерогативы и восстановят свою юрисдикцию над так называемыми райями – пограничными крепостями и прилегающими к ним территориями, аннексированными Османами[75 - См. «статьи», предоставленные молдавским митрополитом Гедеоном и логофетом Некулом 12 мая 1656 г., согласно которым молдавский господарь должен был «быть в том же чину», что и его предшественники до попадания в зависимость от Османов, и которые гарантировали, что «честь и чин государства нашего не порушился бы, как не была порушена и от нечестивых». Статьи были подтверждены Алексеем Михайловичем 20 мая 1656 г., после чего молдавские представители принесли клятву верности царю. См.: ПСЗ. Сер. 1. Т. 2. С. 385–390.]. В 1674 году молдавские бояре были готовы принести присягу царю при условии сохранения «обычаев земли» и «старых прав», в том числе права избирать господаря и главных светских и духовных чиновников. Бояре также просили Алексея Михайловича восстановить территориальную целостность своего княжества, которое они вслед за польской шляхтой называли Речь Посполита[76 - См.: Статьи, присланные из Варшавы к царю Алексею Михайловичу от волохских бояр Радула и Петрашки на каких условиях желают они быть в российском подданстве // ПСЗ. Сер. 1. № 1324. Т. 2. С. 971–972.]. Наконец, «диплом и пункты», выданные Петром Великим Дмитрию Кантемиру в апреле 1711 года, предусматривали наследственное правление Кантемиров в Молдавии и утверждали полноту господарской власти над боярами и городским населением, а также над райями, в соответствии с древним молдавским обычаем[77 - Диплом, данный валашскому князю Дмитрию Кантемиру // ПСЗ. Сер. 1. № 2347. Т. 4. С. 659–661.].

Неудача Прутского похода Петра Великого обнаружила, среди прочего, недостаток прочной поддержки этого предприятия со стороны молдавских и валашских элит[78 - Окруженный османскими войсками на Пруте Петр отказался выдавать Кантемира и после заключения мира взял его с собой в Россию, где последний посвятил остаток жизни научной деятельности. Свита Кантемира, некоторые из бояр и часть войска, собранного господарем в поддержку Петра, всего около 4 тысяч человек, последовали за князем в Россию, хотя большинство из них вскоре вернулось в Молдавию. См.: Cazacu М. Familles de la noblesse roumaine au service de la Russie, XV–XIXe siecle // Cahiers du monde russe et sovietique. 1993. Vol. 34. No. 1–2. P. 211–226. Эмиграция молдавской знати была частью общего процесса переселения представителей всех слоев населения княжеств в южные губернии России на протяжении XVIII в. См.: Vianu A. C?teva date privitoare la emigrarea rom?nilor ?n sudul Rusiei ?n secolul al XVIII?lea // Studii privind rela?iile rom?no-ruse. Bucure?ti: Academia Republicii Populare Rom?ne, 1963. P. 57–65.]. Последние не столько рознились в своем отношении к России, сколько были раздираемы внутренними конфликтами[79 - О пророссийских настроениях молдаван и валахов этого периода см.: Murgescu B. Anul 1711 ?i filorusismul romanesc ?n secolul XVIII-lea // Murgescu B. ?arile rom?ne ?ntre Imperiul Otoman ?i Europe cre?tina. Ia?i: Polirom, 2012. P. 121–130.]. Наиболее очевидное проявление этих конфликтов заключалось во вражде Кантемира с валашским господарем Константином Брынковяну: каждый из них стремился объединить оба княжества под своей властью и властью своих потомков. Кантемир был назначен Портой молдавским господарем в 1710 году в противовес Брынковяну, чьи тайные связи с Петром Великим вывали подозрения Османов. И Порта, и молдавские бояре не сомневались в преданности Кантемира султану. Князь провел молодые годы в качестве почетного заложника в Константинополе во время правления своего отца Константина Кантемира, господаря Молдавии в 1685–1693 годах, и посвятил это время изучению османского языка и культуры. Однако именно знание Кантемиром внутреннего состояния Османской империи убедило его в неизбежности поражения Османов в войне с Россией, что и послужило мотивом для заключения с Петром Великим соглашения в Луцке[80 - Как и другие представители молдавских и валашских элит, Кантемир был под сильным впечатлением от победы Петра над Карлом XII под Полтавой в 1709 г. См.: Ciobanu V. Les Pays Roumains au seuil du 18e si?cle (Charles XII et les Roumaines). Bucharest: Editura ?tiin?ifica ?i Enciclopedica, 1984. P. 168–169.]. Когда же Брынковяну узнал о союзе Кантемира с царем, он не только не помешал османской армии переправиться через Дунай, но оказал поддержку Великому визирю, противопоставляя свою очевидную лояльность Порте «предательству» Кантемира. Эти действия не оправдывают образ «изменника Брынковяну», который стал характеризовать российское восприятие Прутского похода. Отличия в поведении молдавского и валашского господарей объясняются прежде всего относительной удаленностью или близостью русской и османской армий.

Не менее важные трения, характеризовавшие отношения господарей с боярами, также сыграли свою роль в исходе кампании. Молдавские бояре были в целом благорасположены к идее союза с Россией, однако настороженно относились к возможности установления наследственного правления Кантемиров, которое этот союз мог за собой повлечь[81 - Конфликт интересов между Кантемиром и боярами иллюстрируется альтернативной версией Луцкого договора, включенной в хронику Иона Некулче, крупного молдавского боярина того периода. В этом варианте договор включал две дополнительные статьи, согласно которым господарь не имел права лишать бояр их титулов и права на суд пэров: Subtelny O. Domination of Eastern Europe. Native Nobilities and Foreign Absolutism, 1500–1715. Gloucester, UK: Sutton Publishing, 1986. P. 141.]. Вот почему большинство бояр предпочло скорее занять выжидательную позицию, чем открыто выступить против Османов. Сходная ситуация существовала и в Валахии, где многолетнее правление Брынковяну неизбежно способствовало формированию сильной боярской оппозиции. Лидером этой оппозиции был Фома Кантакузино, родственники которого занимали валашский престол до Брынковяну (после того как Брынковяну окончательно потерял доверие Порты и был казнен в Константинополе в 1714 году, представитель семейства Кантакузино на короткий момент вернется на валашский трон)[82 - Пророссийские устремления Фомы Кантакузино были дополнительным фактором, мотивировавшим действия Брынковяну в 1711 г. О Фоме Кантакузино см.: Tvircun V. Viata si activitatea contelui Toma Cantacuzino ?n Rusia (I) // Revista istorica. 2010. Vol. 22. Nos. 5–6. P. 501–516.]. В переписке с Петром Великим Фома Кантакузино назвал Брынковяну предателем, и валашскому господарю ничего не оставалось, кроме как действительно стать таковым в ситуации, когда два его главных соперника открыто встали на сторону царя, а армия Великого визиря приближалась к Дунаю[83 - Sumner H. Peter the Great and the Ottoman Empire. Oxford: Basil Blackwell, 1949. P. 43–44.].

Успех Османов на Пруте не остановил процесса сокращения османских владений в Европе. Более раннее поражение Великого визиря Кара-Мустафы под стенами Вены не только привело к потере Османами Венгрии и Трансильвании, но и открыло перспективу утраты контроля над Дунайскими княжествами. Через три года после своего триумфа под Веной Ян Собеский занял Яссы и, жестом полным политического символизма, приказал сжечь османские капитуляции, которые определяли условия принятия Молдавией положения вассалов султана. Несмотря на то что полякам вскоре пришлось отступить, союз Дмитрия Кантемира с Петром Великим и временная потеря Османами Малой Валахии (Олтении) после Османо-габсбургской войны 1716–1718 годов делали Порту все более и более озабоченной тем, как сохранить контроль над княжествами[84 - Papacostea ?. Oltenia sub stap?nirea austriaca (1718–1739). Bucuresti: Editura Academiei R. S. R., 1971.].

Чтобы предотвратить «предательства» господарей в будущем, Порта отдала княжества на откуп грекам-фанариотам[85 - Отношения румынских историков XIX в. к фанариотам было очень критическим. См.: Kog?lniceanu М. L’ Istoire de la Dacie, des Valaques Transdanubiennes et de la Valachie. Berlin: Librairie B. Behr, 1854. P. 372; Xenopol А. D. Epoca Fanariotilor p?na la 1812. Ia?i: Editura Librariei scoalelor Fratii Saraga, 1896. Напротив, историки XX столетия расценивали их правление более благосклонно. См.: Iorga N. Le despotisme еclairе dans les pays roumains au XVIIIe si?cle // Bulletin of the International Committee of Historical Sciences. 1937. Vol. 9. P. 101–115; Constantiniu F., Papacostea ?. Les rеformes des premiers princes phanariotes en Moldavie et en Valachie: Essai d’ interprеtation // Balkan Studies. 1972. Vol. 13. No. 1. P. 89–118. Обзор историографии фанариотского режима представлен в: Lemny S. La critique du rеgime phanariote: clichеs mentaux et perspectives historiographiques // Culture and Society / Ed. A. Zub. Ia?i: Editura Academiei Republicii Socialiste Rom?nia, 1985. P. 17–30; Papacostea-Danielopolu C. Еtat actuel des recherches sur l’ еpoque phanariote // Revue des еtudes sud-est europеens. 1986. Vol. 24. No. 3. P. 227–234. Недавнее и в целом позитивное рассмотрение роли фанариотов содержится у: Philliou Ch. Biography of an Empire: Governing Ottomans in an Age of Revolution. Berkley, CA: University of California Press, 2011. P. 5–37.]. Если ранее султаны контролировали местных господарей посредством боярской оппозиции, отныне сохранение османской гегемонии в княжествах стало функцией уроженцев Фанара – района Константинополя, непосредственно примыкавшего к Патриархии, в котором селились представители греческой аристократии. Установление фанариотского режима также позволяло увеличить поступления из княжеств в османскую казну. Разрушения, вызванные непрерывными войнами конца XVII – начала XVIII века, вызвали массовое бегство крестьян, чему также способствовало и усиление помещичьей эксплуатации. К концу 1730?х годов этот процесс открыл перспективу полной депопуляции княжеств[86 - Iscru Gh. Fuga taranilor – forma principala de lupta ?mpotriva exploatarii ?n veacul al XVIII-lea ?n Tara Rom?neasca // Studii: Revista de istorie. 1965. Vol. 18. No. 1. P. 128.]. Фанариоты были должны переломить эту тенденцию, чтобы быть в состоянии платить дань Порте и компенсировать те огромные затраты, которыми сопровождались их назначения на господарские престолы.

Таковы, в частности, были цели одного из наиболее видных фанариотов, Константина Маврокордата, который попеременно правил Молдавией и Валахией на протяжении 30 лет. Маврокордат осознал невозможность сохранения крепостного права в условиях непрекращающегося бегства крестьян и в то же время был заинтересован в перераспределении феодальной ренты в пользу казны за счет бояр-землевладельцев. Вот почему он объявил крестьян лично свободными и законодательно закрепил размер урочных работ, которые крестьяне были обязаны выполнять в пользу землевладельцев в обмен на право пользования своими наделами[87 - Mihordea V. Ma?tres du sol et paysans dans les Principautеs romaines au XVIIIe si?cle. Bucuresti: Editura Academiei R. S. R., 1971. P. 257; Istoria Rom?nilor. Vol. 6. Rom?nii ?ntre Europa clasica ?i Europa Luminilor / Eds. P. Cernovodeanu. Bucuresti: Editura Enciclopedica, 2002. P. 504. В качестве компенсации за отмену крепостного права бояре получили право на ограниченное количество лично зависимых от них крестьян (scutelnici), которые не платили государственных податей.]. Эти меры напоминают политику защиты крестьянства (Bauernschutz), практиковавшуюся в Габсбургской монархии в тот же период. Одновременно Маврокордат постарался преобразовать внутреннее управление, заменив систему «кормлений» чиновников жалованьем из казны, а также назначив по два исправника в каждый уезд, по-видимому полагая, что конкуренция заставит их доносить о совершаемых каждым злоупотреблениях. Господарь также реформировал налоговую систему, введя новые фискальные единицы (названные людорами в Валахии и числами в Молдавии), состоявшие из нескольких крестьянских семей[88 - Constantiniu, Papacostea. Les rеformes des premiers princes phanariotes. P. 111.]. Наконец, Маврокордат постарался превратить государственную службу в главный источник привилегированного положения и сделал боярские чины атрибутами исполняемых индивидами государственных должностей[89 - Berindei D., Gavrila I. Mutatii ?n s?nul clasei dominante din Tara Rom?nesca ?n perioada de destr?mare a or?nduiri feudale // Revista de istorie. 1981. Vol. 34. No. 11. P. 2029–2046. В то же время законодательство фанариотов ввело элементы благородного статуса, избавив бояр и их детей от налогов даже тогда, когда они переставали занимать государственную должность.].

Консолидация государственного аппарата и временное сокращение боярского влияния продолжились и во второй половине XVIII столетия, в частности в правление валашского господаря Александра Ипсиланти (1774–1782). Однако общая кратковременность пребывания каждого господаря на престоле и зависимость вводимых ими новых институтов от доброй воли последующих князей объясняют печальную судьбу многих их преобразований. Несмотря на то что правление фанариотов ослабило боярскую олигархию, им так и не удалось превратить боярство в настоящий служилый класс, как это произошло в России. Предоставление боярских чинов родственникам господарей и членам их многочисленной свиты способствовало трениям между фанариотскими и местными элементами элит Молдавии и Валахии. С другой стороны, относительное сокращение помещичьей эксплуатации крестьян подогревало желание бояр «отыграться»[90 - О боярской идеологии см.: Georgescu V. The Romanian Boyars in the Eighteenth Century: Their Political Ideology // East European Quarterly. 1973. Vol. 7. No. 1. P. 31–40; Idem. Political Ideas and Enlightenment in the Romanian Principalities.]. Это, в свою очередь, предоставляло соседним империям рычаг воздействия на правящий класс княжеств, который, как будет показано далее, и был использован российскими дипломатами и военными в контексте реформ конца 1820?х – начала 1830?х годов.

Социальное и политическое развитие Молдавии и Валахии во многом определялось их географическим положением в дунайско-черноморском пограничном пространстве. Изменения в соотношении сил между Османами, Габсбургами, Речью Посполитой и, позднее, Россией воздействовали на внутреннюю ситуацию в княжествах. Эта взаимосвязь никогда не была простой, и порой один и тот же внешний фактор мог провоцировать противоположные внутренние изменения. В то же время сходные внутренние процессы могли быть результатом разных внешнеполитических трансформаций. Расширение Османской империи со второй половины XV столетия сначала способствовало укреплению господарской власти в рамках антиосманской борьбы. Когда же эта борьба была проиграна, дальнейшее расширение и укрепление власти Османов сопровождалось, как было уже отмечено выше, усилением боярской олигархии за счет господарской власти. Еще позднее поражение Османской империи в войне против Священной лиги и угроза со стороны России повлекли установление фанариотского режима, который вызвал относительное упрочение господарской власти за счет боярства. В результате XVIII столетие стало периодом подспудной борьбы «греков» и «природных бояр»[91 - Об истоках этих трений см.: Cotovanu L. Chasing Away the Greeks: The Prince-State and the Undesired Foreigners (Moldavia and Wallachia between the 16

and the 18

century) // Across the Danube: Southeastern Europeans and Their Travelling Identities (17th–19th C.) / Eds. O. Katsiardi-Hering, M. Stassinopoulou. Leiden: Brill, 2017. P. 215–252; Iordachi C. From Imperial Entaglements to National Disentanglement: The ‘Greek Question’ in Moldavia and Wallachia, 1611–1863 // Entangled Histories of the Balkans. Vol. 1. National Ideologies and Language Policies / Eds. Roumen Daskalov and Tchavdar Marinov. Leiden: Brill, 2013. P. 67–148, особенно 104–117.]. В то же время консолидация османского контроля над Молдавией и Валахией посредством фанариотов не превратила княжества в пашалыки и не привела к утрате ими их религиозного и культурного своеобразия в системе османских владений. Напротив, политика господарей-фанариотов помогла закрепить это своеобразие, которое в конце концов помогло княжествам обрести независимость во второй половине XIX столетия.

Русско-турецкие войны, происходившие на территории Молдавии и Валахии, не могли не сказаться на их внутриполитической ситуации. В условиях латентной борьбы между господарями и боярством отношения с Россией сохраняли свою значимость, однако их характер изменился. На протяжении почти столетия после Прутского похода господари не смели заключать союзы с российскими царями или поступать к ним в подданство[92 - Единственными исключениями были молдавский господарь Александру Маврокордат-Фирарис (Беглец), бежавший в Крым в момент пребывания там Екатерины II в 1787 году, что спровоцировало Русско-турецкую войну 1787–1791 гг., и валашский господарь Константин Ипсиланти, перешедший на сторону России накануне Русско-турецкой войны 1806–1812 гг. в надежде установить наследственное правление в обоих княжествах. См.: Jewsbury G. Russian Annexation of Bessarabia, 1774–1828: A Study of Imperial Expansion. Boulder, Colo.: East European Monographs, 1975. P. 37–43; Mischevca V., Periklis Zavitsanos P. Principele Constantin Ypsilanti. Chisinau: Civitas, 1999.]. Фанариоты слишком хорошо контролировались Портой и, будучи иностранцами в княжествах, не могли обеспечить прочной поддержки со стороны местного боярства. С другой стороны, молдавские и валашские бояре, напротив, становились русофилами и видели в протекторате России или даже в переходе княжеств под власть России способ восстановления своих прежних политических позиций[93 - Шульман Е. Б. Прорусская партия в Валахии и ее связи с Россией, 1736–1737 // Русско-румынские и румынско-русские отношения / Ред. В. Я. Гросул. Кишинев: Штиинца, 1969. С. 7–41.].

Так, в послании Анне Иоанновне 1737 года валашские бояре писали: «Рабско просим или через посредство мира, или через императорское ваше оружие не оставить нас уже более в порабощении сих других народов пребыть, но всяким образом освободить нас и привести в православное Вашего Величества подданство»[94 - Цит. по: Семенова Л. Е. Княжества Молдавия и Валахия, конец XIV – начало XIX вв. Очерки внешнеполитической истории. M.: Индрик, 2006. С. 316. О миссии Драгунеску см.: Шульман Е. Б. Миссия валашского ворника Драгунеску в Россию (1736–1737 гг.) // Вековая дружба. Кишинев: Штиинца, 1963. С. 211–239; Очерки внешнеполитической истории Молдавии / Ред. Д. Драгнев. С. 262.]. В сентябре 1739 года молдавские бояре со «слезной радостью» приняли российское подданство и подписали с маршалом Минихом конвенцию, по которой Молдавия отказывалась от права проведения независимой внешней политики и обязывалась содержать двадцатитысячную российскую армию в обмен на полную автономию[95 - Масловский Д. Ф. Ставучанский поход. Документы 1739 г. СПб.: Военная тип., 1892. С. 187–188; Очерки внешнеполитической истории Молдавии / Ред. Д. Драгнев. С. 271–273.]. В конце 1769 года делегации молдавских и валашских бояр прибыли ко двору Екатерины Великой с предложением принять княжества в российское подданство. Императрица приняла бояр благосклонно, однако не согласилась на их предложения, дабы не провоцировать Габсбургов и другие европейские державы, которые уже озаботились российскими победами над Османами[96 - Очерки внешнеполитической истории Молдавии. С. 298–299; Семенова Л. Е. Княжества Молдавия и Валахия. С. 320–321.].

Эти попытки реализовать идею российского протектората над княжествами дорого стоили молдавским господарям, боярам и духовенству. В силу разных причин российско-молдавские соглашения 1656, 1711 и 1739 годов остались мертвой буквой, поскольку цари либо не хотели давать им ходу, либо не могли этого сделать в силу обстоятельств. Подписанты этих соглашений с молдавской стороны оказались перед выбором эмигрировать или испытать на себе всю силу османского мщения. То же самое касалось и тех бояр и представителей духовенства, которые сотрудничали с российскими войсками во время войн 1768–1774 и 1787–1791 годов. Даже сам факт переговоров с Москвой или Санкт-Петербургом имел свою цену, как о том свидетельствует пример митрополита Досифея[97 - Хотя все русско-турецкие договоры, начиная с Кючук-Кайнарджийского (1774), содержали условие об амнистии «всем тем подданным без всякого отличия, каким бы то образом ни было, которые сделали какое-либо против одной или другой стороны преступление», на практике не существовало механизма, обеспечивавшего бы исполнение данного положения, о чем свидетельствует значительная эмиграция молдаван и валахов в Россию после каждой Русско-турецкой войны XVIII столетия. См.: Vianu. C?teva date privitoare la emigrarea rom?nilor.]. Российские войска всякий раз покидали княжества после нескольких лет оккупации, что не могло не заставить пророссийски настроенных бояр начать действовать более осторожно[98 - Примечательно, что в ходе войны 1787–1791 гг. бояре не предпринимали попыток перевести Молдавию и Валахию под российское подданство.].

Кючук-Кайнарджийский мир и становление российского протектората

При всех заключавшихся в них опасностях отношения молдавских и валашских бояр с Россией давали им надежду положить конец правлению фанариотов. Вскоре после начала Русско-турецкой войны 1768–1774 годов валашская депутация к Екатерине Великой жаловалась на нарушение фанариотскими господарями древних обычаев княжества, которые были в силе еще во время Прутского похода[99 - Intrebarile ce a facut contele Panin deputatilor ?i raspunsurile acestora // Genealogia Cantacuzinelor de banul Mihai Cantacuzino / Ed. N. Iorga. Bucure?ti: Institutul de Arte grafice ?i Editura Minerva, 1902. P. 461.]. Боярские представители поведали генерал-прокурору российского Сената князю А. А. Вяземскому о том, как греческие господари, начиная с Николая Маврокордата (отца упоминавшегося выше Константина Маврокордата, правившего в 1716–1728 годах), произвольно увеличивали налоги и изменяли способ их взимания, что вызвало перераспределение доходов в их пользу[100 - Raspunsurile ce am dat noi scris cneazului Vezemschi // Ibid. P. 481–484.]. Боярские петиции также свидетельствовали об опасениях бояр, что освобождение, принесенное российскими войсками, временно и что за ним может последовать дальнейшее ужесточение господства Османов и их греческих агентов.

Генерал-майор А. А. Прозоровский уловил это умонастроение, судя по его сообщению из Ясс о том, что «здешние обыватели… опасаются, что они при замирении отданы будут назад»[101 - Цит. по: Дружинина Е. И. Кючук-Кайнарджийский мир 1774 года. M.: Академия наук СССР, 1955. С. 122.]. В марте 1770 года молдавская депутация Екатерине II обнаружила ту же неуверенность в будущем, когда говорила об освобождении от «агарянского ига» «через преславных и непобедимых оружий Вашего Императорского Величества» и как о свершившемся факте, и как о главном своем желании[102 - Речь молдавских депутатов на аудиенции Екатерины II. 28 марта 1770 г. // Бессарабия на перекрестке европейской дипломатии / Ред. В. Н. Виноградов. М.: Индрик, 1996. С. 65.]. В то же время валашские представители просили российского главнокомандующего П. А. Румянцева не выводить из княжества незадолго перед тем вошедшие русские войска. Принимая во внимание рвение, с которым бояре откликнулись на призыв Екатерины II подняться на антиосманскую борьбу, им было очень важно «не быть оставленными под турецким господством во время мира»[103 - См. список вопросов П. А. Румянцева членам валашской делегации к Екатерине Великой, а также ответы на них валашских депутатов в: Genealogia Cantacuzinelor / Ed. N. Iorga. P. 456–457.].

Во время аудиенции у Екатерины II валашская депутация просила императрицу не забыть их землю во время мирных переговоров, «чтобы не мог неприятель отняти нас от покровительства Вашего Величества… и ввергнути опять в глубину тиранства»[104 - См. грамоту, привезенную валашскими депутатами Екатерине II, в: Ульяницкий В. А. Дарданеллы, Босфор и Черное море в XVIII в. M.: A. Гацули, 1883. С. ciii – civ. Высшее валашское духовенство обращалось к Екатерине II уже в 1769 г. См.: Scrisoare archiereilor catre augusta Imparateasa // Genealogia Cantacuzinelor / Ed. N. Iorga. P. 439–441.]. Со своей стороны Екатерина II вскоре пришла к выводу о предпочтительности российского протектората над княжествами их полной независимости, чему противились Франция и Австрия, и их безусловному возвращению под османский контроль, что могло подорвать престиж России в глазах православных единоверцев. В результате уже к марту 1771 года российский проект мирного договора предполагал возвращение Порте Молдавии и Валахии «на самых тех кондициях их собственных прав и обычаев, с которыми они прежде поддались под турецкую державу»[105 - Екатерина II – А. Г. Орлову. 22 марта 1771 г. // СИРИО. Т. 97. С. 252–253; Н. И. Панин – А. Г. Орлову. 12 ноября 1771 г. // Русский архив. 1880. Кн. 3. С. 240.].

Во время российско-османских переговоров в Фокшанах и Бухаресте во второй половине 1772 и начале 1773 года валашские и молдавские бояре постарались определить упоминаемые ими права и привилегии. Лидер валашских бояр Михай Кантакузино составил описание первоначальных условий, на которых господари Мирча Старый (1388–1418) и Лайота Басараб (1473–1477) якобы приняли османское подданство[106 - Actele ce s-au dat contelui Orlof la Congresul din Foc?ani, August 30, 1772 // Genealogia Cantacuzinelor / Ed. N. Iorga. P. 495–508.]. Данное описание представляло собой замечательный пример изобретения правовой традиции[107 - Проблема османских «капитуляций», предоставленных якобы княжествам, породила обширную литературу и продолжающуюся до сих пор историографическую дискуссию. Румынские историки XX в. доказали, что тексты капитуляций, публиковавшиеся их предшественниками в предыдущем столетии, были на самом деле позднейшими подделками (наиболее ранняя копия датируется 1804 г.): Genealogia Cantacuzinelor / Ed. N. Iorga. P. 68; Giurescu C. Capitula?iile Moldovei cu Poarta Ottomana. Bucure?ti: Institutul de Arte Grafice Carol G?bl, 1908. Passim; Mеmoires et projets de rеforme dans les Principautеs roumaines, 1769–1830 / Ed. V. Georgescu. Bucarest: Association d’ Etudes Sud-Est Europеens, 1970. P. 6–7. В настоящее время в румынской историографии преобладает мнение, что, хотя «капитуляции», публиковавшиеся румынскими историками в XIX в., и являлись подделками, им предшествовали оригинальные османские ахд-наме и хатт-и шерифы, выданные султанами господарям в XV и XVI вв., тексты которых впоследствии были потеряны. Однако тексты этих хатт-и шерифов и ахд-наме все еще предстоит обнаружить в османских архивах. Обзор историографии «капитуляций» можно найти в: Семенова Л. Е. Княжества Молдавия и Валахия. С. 21–31.]. Согласно Кантакузино, в обмен на небольшую дань Османы обязывались «не иметь никакой роли или вмешательства в правление страной»[108 - Genealogia Cantacuzinelor / Ed. N. Iorga. P. 496–497.], которая могла свободно объявлять войну или заключать мир со своими соседями. Валахия сохраняла за собой право служить убежищем, где насильно обращенные в ислам могли вернуться в христианство. Кантакузино также утверждал, что юрисдикция избиравшегося из природных валахов господаря изначально распространялась даже на тяжбы между христианами и мусульманами. Последним запрещалось строить мечети в княжестве или даже находиться на его территории по какому-либо делу, кроме торгового[109 - Ibid. P. 498–499.]. Валашский представитель также утверждал, что привилегии княжества были попраны решительным образом с установлением власти фанариотов в 1716 году, вслед за чем валашская армия была фактически упразднена, часть территорий была присвоена мусульманскими землевладельцами, а само княжество подпало под режим османской торговой монополии и было обложено непосильными налогами[110 - Stricaciunea privilegiilor ?i ruinarea a ?erii Rom?ne?ti // Ibid. P. 500–505.].

Молдавские бояре также предоставили российским дипломатам описание изначальных условий, на которых господарь Богдан III (1504–1517) «преклонил страну туркам». Согласно авторам, султан признал Молдавию «свободной и непокоренной землей», гарантировал свободу христианской религии, обещал защищать страну от внешних врагов и предоставил ей право «управляться в соответствии со своими законами без малейшего вмешательства со стороны Порты». Мусульмане не могли приобретать земли и строить мечети в княжестве. Находясь под управлением природных молдавских господарей, избираемых пожизненно, Молдавия имела право содержать двадцатитысячную армию и была представлена в Константинополе специальными поверенными. Покорение Порте выражалось только в обязанности господаря приходить со своим войском по призыву султана, а также в уплате «подарка» в размере 4 тысяч золотых каждые два года[111 - Giurescu C. Capitula?iile Moldovei. P. 6–11.]. Согласно боярскому меморандуму, после нарушения молдавских привилегий во второй половине XVI столетия султан Мехмед IV (1647–1687) вернул им силу, однако его хатт-и шериф был сожжен по приказу Яна Собеского во время занятия Ясс польскими войсками в 1686 году, что повлекло за собой новые нарушения привилегий княжества, кульминацией которых стало установление власти фанариотов[112 - Сомнительность истории о «преклонении» Молдавии Богданом следует из многочисленных фактологических неточностей, содержавшихся в записке и свидетельствующих о влиянии трудов Дмитрия Кантемира: Cantemir D. The History of the Growth and Decay of the Othman Empire: 2 vols. / Trans. N. Tindal. London: James, John, and Paul Knapton, 1734–1735. Переведена на французский и немецкий в 1743 и 1744 гг. соответственно; его же «Описание Молдавии» (первоначально издано на немецком в 1769 г.). См.: Giurescu. Capitula?iile Moldovei. P. 16–21.].

Ничто не говорит о том, что российский представитель на Фокшанском конгрессе Г. Г. Орлов поднимал вопрос о княжествах в переговорах с османскими представителями; главным вопросом, его интересовавшим, был вопрос о статусе Крымского ханства. После того как конгресс был прерван в конце августа и созван снова в Бухаресте в ноябре 1772 года, российский представитель А. М. Обресков также предпочел отложить вопрос Молдавии и Валахии из опасения, что новость о намерении России возвратить княжества Порте, пускай и на определенных условиях, могла ухудшить отношение местных жителей к российским войскам. Промедление Обрескова вызвало нервозность среди бояр и заставило их снова обращаться к российским властям с петициями. Опасаясь «возвращения в руки первых их мучителей», бояре посредством молдавского митрополита Гедеона молили российского главнокомандующего «предстательствовать о неотчуждении нас от милости и заступления Ея Императорского Величества»[113 - Митрополит Гедеон – П. А. Румянцеву. Без даты // Петров А. Война России с Турцией и польскими конфедератами, 1768–1774. СПб.: А. Траншель, 1874. Т. 4. С. 138.]. Со своей стороны валашские бояре напомнили Обрескову о манифестах Екатерины Великой, которые «провозглашали освобождение всем христианским народам», а также «обещания и уверения, которые Ее Императорское Величество изволило дать нам, как устно, так и письменно» в Санкт-Петербурге. Они обращали внимание российского представителя на «бесчисленное множество семей, которые в свое время открыто проявили рвение к мощной российской державе и ныне боятся совершенной своей погибели» в случае, если княжество будет опять ввергнуто «в жестокое и бесчеловечное рабство»[114 - См. их обращение к Обрескову от 3 января 1773 г.: Genealogia Cantacuzinelor / Ed. N. Iorga. P. 508–512.].

Обресков уверил молдавских и валашских бояр, что позаботится об их безопасности, как бы ни складывались дальнейшие переговоры с Османами[115 - Как сообщал Обресков Панину 19 января 1773 г. Цит. по: Дружинина Е. И. Кючук-Кайнарджийский мир. С. 237.]. Под конец Бухарестского конгресса он передал османскому представителю Абдур-Резаку «некоторые условия», на которых Россия была готова вернуть княжества Османской империи[116 - Обресков – Абдур-Резаку. 4 февраля 1773 г. // Ульяницкий. Дарданеллы, Босфор. С. ccxli – ccxliii.]. Порта должна была обязаться «признавать и почитать духовенство с должным оному чину отличием», а также «не препятствовать, каким бы то образом ни было, исповеданию Христианского закона» или восстановлению церквей в княжествах[117 - См. § 4 и 2 статьи 20 проекта мирного договора, переданного Обресковым Абдур-Резаку и опубликованного в: Дружинина Е. И. Кючук-Кайнарджийский мир. С. 345, превратившиеся в § 4 и 2 статьи 16 Кючук-Кайнарджийского договора: Договоры России с Востоком / Ред. Т. П. Юзефович. СПб.: Бакст, 1869. С. 32–33.]. Порта также должна была воздержаться от взимания каких-либо военных поборов с княжеств. Вместо этого османское правительство должно было отменить все прошлые долги княжеств, а также освободить их от уплаты дани на двухлетний срок. Молдавские и валашские земли, раннее отчужденные под контроль османских крепостей, должны были быть возвращены княжествам, которым причиталось «пользоваться теми же самыми выгодами, коими пользовались они во время царствования, достойной памяти, султана Мегмеда Четвертого»[118 - В соответствии с просьбами бояр Обресков требовал от Османов возвращения монастырям и частным землевладельцам княжеств земель, которые были незаконно отчуждены в райи пашами крепостей Хотина, Бендер и Брэилы. См. статью 20 проекта мирного договора: Дружинина Е. И. Кючук-Кайнарджийский мир. С. 345–346. Обресков передал эти условия Абдур-Резаку в последний день Бухарестского конгресса 8 марта 1773 г.: Ульяницкий. Дарданеллы, Босфор. С. cclvi – cclvii. Спустя 16 месяцев все эти положения вошли в текст Кючук-Кайнарджийского мира: Договоры России с Востоком / Ред. Т. П. Юзефович. С. 32–34.]. Наконец, согласно условиям, переданным Обресковым Абдур-Резаку, представители России в Константинополе получали право «говорить в пользу сих двух Княжеств» и Порта обязывалась «внимать оные с сходственным к дружеским и почтительным державам уважением»[119 - См. § 11 статьи 20 проекта мирного договора: Дружинина Е. И. Кючук-Кайнарджийский мир. С. 346, ставший § 10 статьи 16 Кючук-Кайнарджийского мира: Договоры России с Востоком / Ред. Т. П. Юзефович. С. 34. В отличие от итальянского текста договора, подписанного как российским, так и османским представителем (Recueil des principaux traites d’ alliance / Ed. G. von Martens. Gottingen: Jean Chrеtien Dietrich, 1791. Vol. 2. P. 304, 306), в русском тексте договора было пропущено слово «представления», что сделало его несколько неправильным с грамматической точки зрения. См.: Договоры России с Востоком / Ред. Т. П. Юзефович. С. 34.].

Условия, сообщенные Обресковым, не соответствовали валашским ожиданиям. Через год после окончания переговоров в Бухаресте бояре писали Екатерине Великой, что условия эти ввергли их «в пропасть печали и отчаяния». Бояре снова напомнили императрице о ее манифесте и обещании освободить княжества, а также упомянули о своем вкладе в победы российского оружия. Бояре опасались, что, если Россия не защитит свободу княжества, «тиран, обезумевший от произошедшего, изменит форму нашего правления [и превратит его] в пашалык ‹…› и заставит народ поменять закон»[120 - См. их обращение к Екатерине II от 30 марта 1774 г.: Genealogia Cantacuzinelor / Ed. N. Iorga. P. 514–518. Одновременно в своем обращении к Румянцеву бояре нарисовали перед российским главнокомандующим перспективу вхождения «знаменитой Дакии» в Российскую империю. Они также предложили Румянцеву почетный титул «Дакийский» еще до того, как Екатерина Великая пожаловала ему титул «Задунайский»: Ibid. P. 519–521.]. Накануне возобновления мирных переговоров, приведших к заключению Кючук-Кайнарджийского мира летом 1774 года, валашские бояре испросили разрешение у Румянцева отправить Михая Кантакузино в Санкт-Петербург, чтобы просить императрицу и ее министров о «спасении и избавлении от ига тирании»[121 - См. обращение бояр к Екатерине Великой от июня 1774 г., а также их письма Н. И. Панину, Г. А. Потемкину, Г. Г. Орлову и З. Г. Чернышеву: Ibid. P. 524–525, 529–532.]. Валашские бояре также призвали российского главнокомандующего печься об «укреплении свободы нашего народа» на предстоящих переговорах с Османами[122 - См. обращение бояр к Румянцеву от 10 июля 1774 г.: Ibid. P. 526. Хотя опубликовавший это обращение валашских бояр к Румянцеву Николае Йорга указал его дату как 10 июля 1774 года, по-видимому это описка и в действительности обращение бояр к Румянцеву было составлено 10 июня 1774 г. В пользу такого предположения говорит то обстоятельство, что 10 июля русско-турецкие переговоры завершились подписанием Кючук-Кайнарджийского мира.]. Они предложили поставить княжества под коллективную гарантию России, Австрии и Пруссии в случае, если не будет возможности остаться под «непосредственным управлением Православия и всемогущего самодержавия России»[123 - Валашские бояре – Румянцеву. 13 июня 1774 г. // Ibid. P. 533.].

Действия валашских бояр в последние месяцы перед заключением Кючук-Кайнарджийского мира свидетельствуют об их реакции на формулы замирения, последовательно предлагавшиеся российской стороной. Так, в июне 1774 года они выразили согласие с уподоблением статуса Валахии Рагузской республике, платившей дань Порте лишь раз в три года и представленной в османской столице консулом[124 - Ibid.]. Эта формула впервые появилась в проекте мирного договора, переданного Обресковым Абдур-Резаку при завершении переговоров в Бухаресте в марте 1773 года[125 - См. § 8 и 9 статьи 20 проекта мирного договора: Дружинина Е. И. Кючук-Кайнарджийский мир. С. 345. Бывший российский министр-резидент в Константинополе, по-видимому, полагал, что вассалитет позволит обеспечить права и привилегии Молдавии и Валахии, гарантию которых Екатерина Великая предоставила боярским делегациям в 1770 г.]. Когда стало ясно, что их более смелые предложения о переходе в российское подданство или под коллективный протекторат России, Австрии и Пруссии нереализуемы, Рагузская модель стала для бояр способом добиться, «чтобы не вмешивалось в нашу страну угнетение тирании»[126 - Валашские бояре – Румянцеву. 13 июня 1774 г. // Genealogia Cantacuzinelor / Ed. N. Iorga. P. 534.]. Когда они узнали, что заключенный мирный договор не содержит упоминаний о Рагузской республике и лишь ссылается на «[выгоды], коими пользовались [княжества] во время царствования, достойной памяти, Султана Мегмеда Четвертого», они поспешили предоставить Румянцеву детальное описание этих привилегий. Последние включали избрание господаря из местных жителей, его высшую юрисдикцию в уголовных делах и гражданских тяжбах между христианскими подданными и мусульманами, запрет османским войскам вступать на территорию княжества, а также свободу торговли для валашских подданных[127 - Anaforaua Mitropolitului ?arii ?i a celorlal?i boieri pentru privileghii catre contele Roman?ov dupa ?nchierea pacii. 10 июля 1774 г. // Ibid. P. 537–540.]. Узнав об обретенном Россией праве «говорить в пользу княжеств», бояре поспешили определить эту прерогативу как право «защищать права нашей страны в соответствии с договорами»[128 - См.: Alte trei ponturi adaogite ?n anaforele catre Maria Sa Imparateasca ?i catre contele Panin date prin prin?ul Potemkin // Ibid. P. 540.].

В то же время последовательное реагирование бояр на изменения условий возвращения княжеств под контроль Порты в течение лета 1774 года не означает, что они не сыграли никакой роли в определении этих условий. Вне зависимости от того, предшествовал ли меморандум Михая Кантакузино условиям замирения, переданным Обресковым османскому представителю в марте 1773 года[129 - Л. Е. Семенова обратила внимание на подозрительную датировку записки Кантакузино, отсутствие экземпляров этой записки и сопровождавших ее документов в российских архивах и отсутствие упоминаний о них в корреспонденции российских дипломатов в период Фокшанского и Бухарестского конгрессов, а также на различия между «правами и привилегиями» Валахии в изложении Кантакузино и тем, как эти права и привилегии были определены в тексте Кючук-Кайнарджийского мира. С другой стороны, Семенова заметила сходство между содержанием записки Кантакузино и описанием валашских привилегий, предоставленных боярами Румянцеву после того, как они узнали о заключении мирного договора и о упоминавшихся в нем выгодах, которыми пользовались княжества во времена Мехмеда IV. Исходя из этого, Семенова предположила, что Кантакузино изобрел валашские «капитуляции» после заключения мира, уже находясь в России, возможно с целью преувеличения роли валашской делегации в мирных переговорах: Семенова Л. Е. Княжества Молдавия и Валахия. С. 40–41, 44–46, 52.], оба этих документа отражают боярский дискурс о правах и привилегиях княжеств. Только валашские и молдавские делегаты могли подсказать Екатерине Великой и ее вице-канцлеру Н. И. Панину мысль о возврате княжеств Османам «на самых тех кондициях их собственных прав и обычаев, с которыми они прежде поддались под турецкую державу». То же самое касается и требования к Порте «дозволить им пользоваться теми же самыми выгодами, коими пользовались они во время царствования, достойной памяти, Султана Мегмеда Четвертого». Хотя Михай Кантакузино и не упоминает Мехмеда IV, этот султан фигурирует в современном ему молдавском меморандуме относительно первоначальных условий принятия княжеством османского подданства. Опять же, вне зависимости от датировки молдавского документа[130 - И в данном случае Семенова поставила под вопрос преобладавшую до тех пор в историографии точку зрения Константина Джуреску, который датировал описание молдавских «капитуляций» временем Фокшанского конгресса: Giurescu. Capitula?iile Moldovei. P. 21–33. Семенова также отметила, что хатт-и шериф, якобы выданный Богдану, не упоминается в «Истории Молдавии», составленной для российских дипломатов, участвовавших в переговорах 1772–1773 гг. Согласно Семеновой, описание молдавских привилегий было составлено по запросу чрезвычайного посланника Н. В. Репнина, останавливавшегося в княжествах на пути в Константинополь в 1775 г. и обещавшего молдавским боярам заступиться за княжество: Семенова Л. Е. Княжества Молдавия и Валахия. С. 48.], Обресков мог заимствовать отсылку к данному султану только у его автора или кого-либо, кто был столь же заинтересован в восстановлении старых привилегий княжества.

Десятилетия, последовавшие за заключением Кючук-Кайнарджийского мира, стали временем становления российского протектората над княжествами как совокупности международно-правовых документов и дипломатических практик. Статья 16 мирного договора 1774 года, служившая краеугольным камнем российского протектората, получила дальнейшее разъяснение в объяснительной Анайлы-Кавакской конвенции 1779 года, а также была подтверждена Ясским и Бухарестским мирными договорами (1792 и 1812 годы соответственно)[131 - См. статью 7 Анайлы-Кавакской конвенции: ПСЗ. Сер. 1. № 14851. Т. 20. С. 804 (другое издание: Recueil d’ actes internationaux de l’Empire Ottoman / Ed. G. Nouradounghian. Paris: Librairie Cotillon, 1897. Vol. 1. P. 343). См. также статьи 4 и 5 соответственно Ясского и Бухарестского мирного договоров: Договоры России с Востоком / Ред. Т. П. Юзефович. С. 43–44, 51–52.]. По окончании каждой из последовавших русско-османских войн новоназначенные господари получали скрепленные имперской печатью султанские указы (хатт-и шерифы), в которых им предписывалось исполнять постановления мирных договоров относительно княжеств[132 - См. хатт-и шерифы 1775 г. молдавскому господарю Григоре Гике и валашскому господарю Александру Ипсиланти: ЧИОИДР. 1886. Кн. 1. Ч. 2. С. 52–61.]. Нарушения господарями этих постановлений (порой поощрявшиеся самой Портой) обычно вызывали «представления» российских посланников. Важную роль в этом процессе играли российские консулы в Яссах и Бухаресте, на назначение которых Порта неохотно согласилась в 1782 году[133 - Об учреждении русских консульств в Молдавии и Валахии см.: Spiridonakis B. G. Le Consulat Russe dans les principautеs Danubiennes // Balkan Studies. 1963. Vol. 4. P. 289–314; Dvoichenko-Markov D. Russia and the First Accredited Diplomat in the Danubian Principalities // Slavic and East European Studies. 1963. Vol. 8. P. 200–229; Гросул. Дунайские княжества в политике России. С. 78–81.]. Будучи первыми европейскими дипломатами, аккредитованными в княжествах, российские представители существенно отличались от западноевропейских консулов в других областях Османской империи, занимавшихся в основном коммерческими вопросами[134 - Хотя вскоре в Молдавии и Валахии появились представители прочих европейских правительств, российские консулы долгое время не имели себе равных в отношении их политического влияния в княжествах, основанного на русско-османских договорах.]. Помимо торговых дел, первый российский консул в Бухаресте С. Л. Лашкарев должен был собирать информацию об османских военных приготовлениях на нижнем Дунае и «примечать за поведением обоих господарей»[135 - См. инструкции Лашкареву, цитируемые в: Гирс А. Из прошлого консульства в Яссах // Русская старина. 1897. Т. 89. № 2. С. 317. См. также инструкции Коллегии иностранных дел и российского поверенного в делах в Константинополе А. Хвостова И. И. Северину от 15 апреля 1792 г. и 1 ноября 1792 гг. соответственно: Бессарабия на перекрестке европейской дипломатии / Ред. В. Н. Виноградов. С. 81–84.]. Его преемник И. И. Северин быстро стал поверенным лицом всех местных недовольных, перенаправляя их жалобы в российскую Коллегию иностранных дел[136 - См. сообщения Северина от 24 февраля 1784 г., 10 апреля 1785 г., 9 ноября 1786 г., 5 мая 1787 г. и 12 сентября 1794 г.: Там же. С. 77–79, 86.]. Письменные жалобы молдавских и валашских бояр и духовенства относительно политики господарей предоставляли российским посланникам в Константинополе доказательства невыполнения Портой условий мирных договоров[137 - В качестве примера подобных жалоб см.: Обращение молдавских бояр от имени жителей всего княжества в российское консульство. 10 марта 1799 г. // Там же. С. 87–89. Румынский оригинал опубликован: Vianu A. Manifestari antifanariote ?n Moldova la sf?r?itul secolului al XVIII-lea // Studii. Revista de istorie. 1962. Vol. 15. No. 4. P. 923–924.].

Российские дипломатические демарши относительно княжеств редко касались непосредственно религиозных вопросов. Жалобы бояр, донесения российских консулов и «представления» российских посланников практически всегда являлись результатом действия фанариотских господарей в Молдавии и Валахии, которые не «наблюдали всякое человеколюбие и великодушие в положении на них подати», предписанные Кючук-Кайнарджийским мирным договором, а порой и просто игнорировали временные освобождения от налогов, которые предоставлялись княжествам каждым последующим российско-османским мирным соглашением[138 - О временном освобождении княжеств от дани см. § 7 статьи 16 Кючук-Кайнарджийского мира, § 3 статьи 4 Ясского мира и статью 5 Бухарестского мира: Договоры России с Востоком / Ред. Т. П. Юзефович. С. 33, 44, 52 соответственно.]. Протесты против попрания прав православной церкви касались скорее церковной собственности, нежели конкретных духовных лиц или вопросов богослужения. В частности, молдавские и валашские бояре жаловались на то, что начальники османских крепостей не возвращали княжествам земли, которые были в свое время противозаконно отчуждены и превращены в райи[139 - Возвращение этих земель предписывалось Кючук-Кайнарджийским договором (§ 3 статьи 16) и Айналы-Кавакской конвенцией (§ 2 статьи 7): Договоры России с Востоком / Ред. Т. П. Юзефович. С. 33; Recueil / Ed. G. Nouradounghian. Vol. 1. P. 343 соответственно.].

Договор 1774 года запрещал османским пашам и губернаторам «притеснять [население княжеств] или требовать какого-либо платежа или других налогов, под каким-либо названием», помимо тех, которые существовали во времена Мехмеда IV[140 - См. § 8 статьи 16 Кючук-Кайнарджийского договора в: Договоры России с Востоком / Ред. Т. П. Юзефович. С. 33, подтвержденный § 4 статьи 7 Объяснительной конвенции: ПСЗ. Сер. 1. № 14851. Т. 20. С. 804. См. также хатт-и шериф 1784 г. в: Recueil des principaux traites d’ alliance / Ed. G. Martens. Vol. 3. P. 281–292.]. С ослаблением османской центральной власти в начале XIX столетия это положение нарушалось особенно часто. В 1802 году молдавские бояре жаловались Александру I на то, что «вседневно из крепостей сюда приходят турки, насилием отнимая имения, убивают поселян наших. Другие же под предлогом торга поселившись по двадцати и тридцати человек в торговых местах наших, намерены со временем веру нашу и промыслы уничтожить»[141 - Обращение молдавских бояр и духовных чинов к Александру I, не позднее 24 января 1802 г.: Бессарабия на перекрестке европейской дипломатии / Ред. В. Н. Виноградов и др. С. 97.]. В том же году опустошающий набег непокорного Порте паши Видина Пасван-оглу послужил российскому посланнику В. С. Томаре предлогом для требования от османского правительства хатт-и-шерифа, подтверждавшего права княжеств и российский протекторат над ним[142 - См.: Гросул. Дунайские княжества. С. 154–65.].

Хатт-и шериф 1802 года стал первым продуктом непосредственного вмешательства России во внутреннее управление Молдавии и Валахии. К концу XVIII столетия российские дипломаты убедились, что частая смена господарей является главной причиной злоупотреблений. Чтобы изменить ситуацию, хатт-и шериф 1802 года увеличил срок правления господарей с трех лет до семи. Их смещение до истечения этого срока должно было быть согласовано Портой с Россией как державой-покровительницей княжеств. Хатт-и шериф также отменил все налоги, введенные с 1783 года, и предписал господарям и боярам «определить на этом основании размер ежегодных налогов и распределять их по справедливости»[143 - Recueil / Ed. G. Nouradunghian. Vol. 2. P. 63–64.]. На основании этого хатт-и шерифа валашский господарь Константин Ипсиланти и молдавский господарь Александру Морузи издали в 1804 году фискальные регламенты, которые станут отправной точкой для последующих российских интервенций в вопросы налогообложения в княжествах.

Российская оккупация Молдавии и Валахии в 1806–1812 годах

Начиная с Петра Великого российские главнокомандующие, вступавшие в княжества, активно использовали представителей молдавских и валашских элит для получения информации о количестве вражеских войск и о протурецки настроенных боярах, а также сведения о размере вспомогательных отрядов и о количестве провианта и фуража, на которое они могли рассчитывать[144 - См. список вопросов Румянцева членам валашской делегации к Екатерине Великой и их ответы, которые российский главнокомандующий принял во внимание в своей политике в период российской оккупации княжеств: Genealogia Cantacuzinelor / Ed. N. Iorga. P. 448–460.]. В обмен на такого рода поддержку со стороны бояр они были готовы оставить вопросы внутреннего управления в ведении боярских диванов. Так, в 1770 году П. А. Румянцев отмечал, что «сих жителей больше мы привлечем верность и преданность к себе, ежели не утесним ни в чем их свободы, и станем отдавать правосудие, согласное с собственным их мнением»[145 - Архив военно-походной канцелярии графа П. А. Румянцева-Задунайского. 1700–1774 гг. // ЧИОИДР. 1865. № 1. С. 243–244. О Румянцеве см.: Клейман Ю. Г. Фельдмаршал в период русско-турецкой войны 1767–1774 гг. M.: Академия наук СССР, 1951.]. Хотя Румянцев сожалел о том, что «наглость, ложь, обман и хищение полным образом в сих землях княжит», он воздержался от каких-либо нововведений и ограничился лишь назначением двух представителей в диваны Молдавии и Валахии из числа российских офицеров среднего звена для обеспечения связи между ними и армией[146 - Румянцев – Н. И. Панину. 21 февраля 1771 г. // П. А. Румянцев. Документы, 1768–1775 / Ред. П. К. Фортунатов. M.: Воениздат СССР, 1953. Т. 2. С. 227. О временной российской администрации в княжествах о время этой войны см.: Ткач В. Организация центральных органов русско-молдавской администрации в период русско-турецкой войны 1768–1774 // Социально-экономическая и политическая история Молдавии периода феодализма / Ред. П. В. Советов. Кишинев: Штиинца, 1988. С. 127–134.]. Такой же подход характеризовал и Г. А. Потемкина, командовавшего российскими войсками в 1787–1791 годах.

Однако использование российскими командующими боярских диванов и прочих местных чиновников не облегчало тягот военной оккупации для местного населения. Российский вице-канцлер А. А. Безбородко, прибывший в Яссы в 1791 году для проведения мирных переговоров, не мог без сожаления смотреть на Молдавскую землю, которая в течение нескольких лет содержала большую российскую армию. В результате за годы войны «веселость народа здешнего превратилася в уныние; нет уже ни малейшей привязанности, которою можно сказать они отличаются к России противу всех других единоверных народов, и они желают, чтоб поскорее только мир сделался». Безбородко писал, что российские представители в диванах С. Л. Лашкарев и И. Селунский «правят деспотически» и вводят поборы, что контрастирует с освобождением от османской дани на два года, которым Безбородко удалось обусловить возвращение Молдавии под власть Порты в Ясском мирном договоре. По утверждению Безбородко, практически все молдавские бояре были вынуждены уступить свои дома российским офицерам и дипломатам, а общее опустошение и беспорядки превосходили всякое воображение[147 - Безбородко – Д. П. Трощинскому (?). 17 ноября 1791 // Архив князя Воронцова / Ред. П. И. Бартенев. M.: Лебедев, 1879. Т. 13. С. 224–225.].

Трения между российской армией и местным населением стали особенно заметны во время Русско-турецкой войны 1806–1812 годов, разразившейся после того, как Порта сместила господарей Константина Ипсиланти и Александра Морузи в августе 1806 года, задолго до истечения семигодичного срока, оговоренного в хатт-и шерифе 1802 года. Порта приняла это решение менее чем через год после заключения русско-османского договора о союзе в сентябре 1805 года под давлением наполеоновской Франции, чье влияние резко возросло после победы над российскими и австрийскими войсками под Аустерлицем. Чтобы заставить Порту пересмотреть свое решение, Александр I послал в ноябре 1806 года тридцатитысячную армию под командованием И. И. Михельсона занять Молдавию и Валахию. Поощряемая французским послом Себастьяни, Порта ответила на это объявлением войны России в декабре 1806 года[148 - О Русско-турецкой войне 1806–1812 гг. см.: Петров А. Война России с Турцией, 1806–1812: В 3 т. СПб.: Военная тип., 1885–1887.]. Первый период военных действий завершился в августе 1807 года подписанием Слободзейского перемирия, последовавшим за заключением франко-русского мира в Тильзите в июле 1807 года. Несмотря на то что перемирие, подписанное Михельсоном, предполагало оставление княжеств российскими войсками, Александр I отказался выполнять это условие и, напротив, постарался заставить Порту уступить княжества России. Для этого император установил отношения с сербами, восставшими под руководством Карагеоргия Петровича против османского господства еще в 1804 году.

Несмотря на глубокий кризис, охвативший Османскую империю, с момента государственного переворота, осуществленного янычарами в мае 1807 года и приведшего к замене Селима III его младшим братом Мустафой IV, Порта не уступила российскому давлению, что привело к возобновлению военных действий в марте 1809 года. Под командованием престарелого фельдмаршала А. А. Прозоровского российские войска перешли Дунай и заняли несколько второстепенных османских крепостей. Однако их попытки взять приступом Брэилу и Силистрию были безуспешны. Несмотря на то что более энергичный преемник Прозоровского П. И. Багратион разбил османский корпус под Россеватом, ему в конце концов пришлось отступить на левый берег Дуная. Преемник Багратиона Н. Ф. Каменский во главе существенно возросших сил захватил Силистрию и Рущук, разбил османскую армию в сражении под Батином и послал отряд на помощь сербским повстанцам. Однако не увенчавшаяся успехом попытка Каменского захватить Шумлу и британские субсидии позволили Порте продолжать сопротивление вплоть до осени 1811 года, когда вновь уменьшившаяся российская армия под командованием М. И. Кутузова благодаря хитрому маневру сумела нанести решающее поражение османским войскам под руководством османского визиря Ахмета-паши.

На протяжении всего этого времени присутствие российских войск в Молдавии и Валахии накладывало тяжелое бремя на местное население, еще более усугублявшееся злоупотреблениями российских военных властей и местных чиновников[149 - О российской оккупации Молдавии и Валахии см.: Накко А. К. Очерк гражданского управления Бессарабии, Молдавии и Валахии во время 1806–1812 гг. // Записки одесского общества истории и древностей российских. 1879. Т. 11. С. 269–310; Rosetti R. Arhiva senatorilor din Chisinau ?i ocupatia ruseasca de la 1806–1812 // Analele Academiei Rom?ne. Memorile sec?iunii istorice. 1909. Ser. 2. Vol. 31. P. 356–328, 581–724. Советская историография в целом избегала обсуждения негативных сторон российской оккупации для населения Молдавии и Валахии и концентрировалась на прогрессивном влиянии России в истории княжеств. См.: Россия и освободительная борьба молдавского народа против османского ига / Ред. М. П. Мунтян, И. В. Семенов. Кишинев: Штиинца, 1984. Постсоветская молдавская историография впала в другую крайность, обвиняя Россию во всех бедах местного населения: Agachi A. Moldova ?i ?ara Rom?neasca sub ocupa?ia militara rusa, 1806–1812. Teza de doctorat. Chi?inau: Academia de ?tiin?e a Republicii Moldova, Institutul de Istorie, 2003. Более или менее объективное освещение этого периода можно найти у: Jewsbury G. Russian Annexation of Bessarabia. P. 39–66. См. также: Dvoichenko-Markov D. The Impact of Russia in the Danubian Principalities, 1806–1812 // South East European Monitor. 1994. Vol. 1. Nos. 3–4. P. 24–50.]. Попытки наладить снабжение армии из местных ресурсов выявили серьезные противоречия в элитах княжеств. Российские главнокомандующие порой вынуждены были занимать сторону одной из враждующих боярских группировок. Поддержка, которую они оказывали одним боярам, неизбежно отчуждала других, не упускавших при этом возможности наладить отношения с соперничавшими с Россией великими державами. В условиях продолжавшейся войны с Османской империей и подспудного конфликта с наполеоновской Францией такие маневры бояр представляли большую опасность, чем может показаться на первый взгляд[150 - О попытках молдавских бояр установить контакты с Наполеоном в 1802 г. см.: V?rtosu E. Napoleon Bonaparte ?i proiectul unei republici aristo-democraticesti // Via?a Rom?neasca. 1946. Nos. 6–7. P. 32–39.]. Наконец, ситуация осложнилась и тем, что российские военные и гражданские чиновники также порой конфликтовали друг с другом, выступая в поддержку противоборствующих боярских партий.

В начале войны Александр I попробовал управлять княжествами посредством пророссийски настроенного господаря Константина Ипсиланти[151 - Jewsbury G. Russian Annexation of Bessarabia. P. 37–43.]. Однако, несмотря на свое русофильство, Ипсиланти не сумел обеспечить российскую армию продовольствием. Его стремление превратить оба княжества в наследственные владения своей семьи вызвало отчуждение со стороны многих бояр, некоторые из которых попытались установить контакты с Наполеоном[152 - Ипсиланти проводил политику в духе эллинистического возрождения, что способствовало еще большему недовольству автохтонного боярства. См.: V?rtosu E. Despre corpul de voluntari eleni creat la Bucure?ti ?n 1807 // Studii ?i materiale de istoria medie. 1962. Vol. 5. P. 529–582. Собственно, проектов антироссийской направленности, составленных боярами в период российской оккупации 1806–1812 гг., до нас не дошло. Есть только свидетельство румынского историка Раду Росетти о том, что его родственник Иордаке Катарджи, с которым мы неоднократно встретимся в дальнейшем на страницах этого исследования, якобы составил такой проект в 1810 г., однако текст его не сохранился: Rosetti R. Familia Rosetti. Bucure?ti: Imprimeria Na?ionala, 1938. Vol. 1. P. 24. В свое время Емил Выртозу ввел в историографический оборот проект объединения Молдавии и Валахии в единое государство с названием «Дакия» или «Большая Валахия» под гарантией великих держав. Адресованный Наполеону в октябре 1807 г. этот проект был сформулирован в подчеркнуто антироссийских терминах. Автор утверждал, что «все зло происходит от [российского] орла», полагал Россию неспособной ввести «доброе, справедливое и прочное» правление княжествам, поскольку она не смогла обеспечить благоденствие своих собственных подданных. Однако, как отмечал сам Выртозу, проект был составлен представителем молдавского католического меньшинства, а не кем-то из крупных или мелких молдавских бояр. См.: V?rtosu E. Napoleon Bonaparte ?i dorin?ele moldovenilor la 1807 // Studii. Revista de istorie. 1965. Vol. 18. No. 2. P. 403–420.]. С другой стороны, противники Ипсиланти и, в частности, влиятельный валашский боярин Константин Филипеску заручились поддержкой популярного в Валахии генерал-лейтенанта М. А. Милорадовича, чьи решительные действия в мае 1807 года спасли Бухарест от разорения османскими войсками. В результате часть российского командного состава стала проявлять враждебность по отношению к пророссийскому господарю и действовала при этом заодно с боярами-франкофилами в условиях войны, которую Россия вела против традиционного союзника Франции. Вот почему по прошествии некоторого времени Ипсиланти и сам попытался наладить контакты с французами в отчаянной попытке сохранить престол[153 - Jewsbury G. Russian Annexation of Bessarabia. P. 42.].

Смещение Ипсиланти не решило проблему продовольствия армии. Не получая достаточного провианта и фуража, российские войска начали грабить местное население, что, в свою очередь, не позволяло жителям удовлетворять официальные требования армии. Ситуация была особенно острой в уездах, прилегавших к Дунаю, где была сконцентрирована основная масса войск[154 - Халиппа И. Н. Описание архива гг. сенаторов, председательствовавших в Диванах княжеств Молдавии и Валахии с 1808 по 1812 год // Труды Бессарабской губернской ученой архивной комиссии. Кишинев: Шлиомович, 1900–1907. Т. 3. C. 468–469.]. Проблема усугублялась и распространением бандитизма на больших дорогах. Не вполне оправившиеся еще от набега Пасван-оглу 1802 года крестьяне все чаще бежали в леса и горы, стремясь избавиться от двойного бремени российской оккупации и традиционных злоупотреблений местных чиновников[155 - Там же. C. 467.]. Исправники уездов пользовались этим положением для самообогащения. В частности, они просто не сообщали в столицы о тех крестьянах, которых им удавалось вернуть на места проживания, продолжая взимать с них налоги[156 - Там же. C. 476–477.].

Реквизиции провианта и фуража, производимые российскими солдатами и офицерами без санкции командования, были разорительны как для местного населения, так и для российской казны. Согласно свидетельству генерал-лейтенанта А. Ф. Ланжерона, его сослуживцы Б. Ф. фон Мейендорф, А. П. Засс, Н. З. Хитрово и другие отбирали у местных жителей продовольствие, сообщая при этом главнокомандующему, что они приобрели его за деньги. Провиантский чиновник утверждал такие «расходы» за долю прибыли. В результате дивизионные и полковые командиры получали огромные деньги посредством воображаемых закупок[157 - Rosetti R. Arhiva senatorilor. P. 644–645; Langeron A. Journal des campagnes faites aux services de la Russie // Documente privitoare la istoria Rom?nilor / Ed. Al. Odobescu. Bucure?ti: Ministerul Cultelor ?i Instruc?iunii Publice, 1889. Supplement 1. Vol. 3. P. 118–120.]. Не чурались они и других способов личного обогащения, малосовместимых с расхожими представлениями о современной войне. Так, начальник казацкого отряда, занявшего Малую Валахию, генерал-майор И. И. Исаев обогащался посредством взимания пошлины с торговли, продолжавшей осуществляться между Османской и Австрийской империями через контролируемую им территорию. Сменивший Исаева А. П. Засс продолжил делать то же самое.

Злоупотребления российских офицеров и местных чиновников были особенно прискорбны ввиду того, что Александр I в тот момент стремился включить княжества в состав Российской империи. Чтобы восстановить престиж России в глазах местного населения, а также содержать возросшую российскую армию на Дунае за счет местных ресурсов, царь решил сосредоточить всю гражданскую власть в княжествах в руках одного высокопоставленного российского чиновника, располагавшего большой канцелярией и некоторым количеством ревизоров для контроля ситуации в уездах. В апреле 1808 года Александр I назначил сенатора С. С. Кушникова председательствующим в диванах Молдавии и Валахии с тем, чтобы «при продовольствии войск моих, в том крае находящихся, жители не несли излишних тягостей, и чтобы вообще благоденствие их охранено было строгим по всем частям соблюдением правосудия со стороны земского правительства»[158 - Цит. по: Накко А. К. Очерк гражданского управления. C. 285. Кушников начал свою службу в армии и был ветераном Русско-турецкой войны 1768–1774 гг., дослужившись до звания генерал-майора. Затем Кушников перешел на гражданскую службу и стал сенатором прежде, чем был назначен председательствующим Молдавского и Валашского диванов. Его пример свидетельствует, что гражданская бюрократия как социальная и профессиональная группа только начинала формироваться в царствование Александра I. Практика назначения бывших военных на посты в гражданской администрации, характерная для XVIII столетия, сохранялась какое-то время и после 1800 г. Как наиболее эффективный институт, порожденный реформами Петра Великого, армия поглощала наиболее способных представителей российского дворянства, особенно на провинциальном и уездном уровнях. Попытки компенсировать недостаток гражданских администраторов посредством отставных военных имели смешанные результаты.].

В своих инструкциях Кушникову российский главнокомандующий фельдмаршал Прозоровский объяснял трудности со снабжением армии бегством населения, причиной которого, в свою очередь, было «неправосудное и можно сказать угнетительное для народа правительство», состоявшее из людей, стремившихся исключительно к личному обогащению[159 - См. инструкции Прозоровского Кушникову, цитируемые в: Егунов А. Н. Материалы для новейшей истории Бессарабии // Записки Бессарабского Статистического комитета. Кишинев: Тип. Бессарабского статистического комитета, 1868. Т. 3. С. 143.]. Фельдмаршал признавал, что «нет ничего труднее, как исправлять нравы обывателей, особливо там, где развращение, страсть к интригам, а более всего корыстолюбие так давно вкоренились». Тем не менее Кушников должен был «тем большие употреблять усилия, дабы мало по малу истреблять сие зло и переменять их нравы, сколько строгостию, столько и кротостию, и всеми способами, какие вам лучшими представиться могут»[160 - Там же. С. 145.]. В своих действиях Кушников должен был руководствоваться «обычаями края сего; но между тем стараться, сколько возможность позволит, приближать обычаи сии к российским, а паче коренным узаконениям»[161 - Там же.].

Одной из первых мер Кушникова стало предписание единообразия в ведении фискальной отчетности и в судебном делопроизводстве[162 - Накко А. К. Очерк гражданского управления. C. 293, 304.]. Чтобы сократить расходы на центральную администрацию и повысить ее эффективность, сенатор упразднил должности чиновников, находившихся в личном услужении господаря и ставших бесполезными после низложения Ипсиланти[163 - Халиппа И. Н. Описание архива // Труды Бессарабской губернской ученой архивной комиссии. Т. 2. C. 352–353.]. На местном уровне Кушников постарался сократить произвол исправников посредством введения стандартной процедуры проведения судебных расследований. Он также попытался ограничить судебные функции исправников стадией судебного расследования. Эти меры Кушникова свидетельствуют об искреннем желании умерить чиновничий произвол, однако трудно судить об их эффективности[164 - Халиппа И. Н. Описание архива. Т. 3. С. 505.].

Возможности Кушникова были особенно ограничены на уровне уездной администрации, где у него не было постоянных представителей. Периодические ревизии, подобные той, которая была осуществлена агентом Кушникова Савицким в 1808 году, помогали скорее составить картину злоупотреблений, чем искоренить их. В своем докладе сенатору Савицкий создал поистине трагикомический образ использования местными чиновниками патриотической риторики для покрытия своих хищений: «Крокодил нашедший жертву свою прежде растерзания и поглощения, поливает ее слезами и в то самое время снедает оную; таковаго рода животным многие здесь уподобляются, которые, сострадая участи разоренного своего отечества обливаются слезами, жалуются, а между тем сами виновники онаго, наполнив мешки свои златом и серебром»[165 - Там же. Т. 1. С. 341.].

Согласно Савицкому, главной причиной страданий местного населения были не реквизиции в пользу армии, а «господа молдавские [которые] самым тягчайшим способом угнетают свое отечество». Наиболее распространенной формой злоупотреблений была неконтролируемая раздача исправниками налоговых льгот, в результате которой некоторые крестьянские семьи поступали в исключительное услужение боярам-землевладельцам, в то время как их доля государственных налогов возлагалась на других крестьян. Члены Молдавского дивана использовали своих родственников среди исправников для того, чтобы исключить свои владения и проживавших в них крестьян от фуражной и подводной повинностей в пользу российской армии. Другой причиной разорительных диспропорций в раскладке налогов было систематическое недонесение исправниками истинного числа податного населения в их уездах. Согласно оценке Савицкого, реальное число податного молдавского населения вдвое превышало официальные цифры[166 - Савицкий – Кушникову. Август 1808 г. Яссы // ANRM. Ф. 1. Оп. 40. Д. 590. Л. 3–4.].

Трудности, испытываемые российскими чиновниками в Молдавии, хотя бы частично компенсировались присутствием самого Кушникова в Яссах, а также особенностями молдавского боярства. По словам французского консула Шарля Леду, молдавская знать была «бесконечно богаче и менее алчна [чем валашская]; между боярами больше согласия и они больше любят свою Родину… Если война продолжится, [Молдавия] продержится еще какое-то время»[167 - Леду – Шампаньи. 1810 г. // Documente privitoare la istoria rom?nilor / Ed. N. Hodo?. Bucure?ti: 1912. Vol. 16. P. 849.]. Ситуация в Валахии была куда более сложной. Местную элиту раздирали внутренние конфликты с самого начала российской оккупации. Способность Кушникова контролировать ситуацию сильно ограничивалась неэффективностью его заместителя в Валашском диване, а также вмешательством российского военного командования в дела гражданской администрации. К 1810 году военные действия на Дунае внесли в хаос в экономику и внутреннее управление Валахии, чье население было вынуждено содержать большее количество российских войск, чем население соседней Молдавии. «Если нынешнее положение вещей продолжится еще год, – писал Леду, – Валахия превратится в разоренную страну без ресурсов, которую придется заселять снова, потому что бесчисленное число селян, проживавших вблизи Дуная, от отчаянья бежали и продолжают бежать в Болгарию, в сторону Систова и Никополя, где их хорошо принимают»[168 - Ibid.].

Кушникову не требовалось испытывать особую симпатию к молдавским и валашским крестьянам для того, чтобы осознать, что коррупция в местной администрации представляла собой серьезную политическую проблему. По мере того как официальные налоги и противозаконные поборы становились непосильными для местного населения, сенатор-председатель был вынужден использовать российские войска для сбора налогов. Сама по себе такая практика не была чем-то из ряда вон выходящим в России XVIII столетия, особенно в период, предшествовавший губернской реформе 1775 года. Однако в контексте российской оккупации княжеств применение войск в фискальных целях ставило армию в крайне неприятное положение. Тем самым, российский главнокомандующий и российский солдат оказывались соответственно на самом верху и в самом низу местной административной иерархии. В результате они по крайней мере частично несли моральную ответственность за злоупотребления, совершаемые местными чиновниками, составлявшими средний слой этой иерархии.

Осознание этой политической проблемы мотивировало попытки преемника Прозоровского на посту главнокомандующего генерал-лейтенанта П. И. Багратиона улучшить отношения между армией и населением посредством преобразования местных институтов. Багратион находил возмутительным, что российские войска начинали восприниматься как источник бед местного населения[169 - Из предложения П. И. Багратиона сословию первоклассных бояр княжества Валахии по вопросу управления княжеством. 24 января 1810 г. // Багратион в Дунайских княжествах / Ред. Н. В. Березняков, В. А. Богданова. Кишинев: Госиздат Молдавии, 1949. С. 78.]. Он утверждал, что до войны Валахия поставляла в Константинополь продовольствие, достаточное для того, чтобы прокормить все полумиллионное население османской столицы. Следовательно, неспособность княжества обеспечить пятидесятитысячную российскую армию могли объяснить «либо недостаток доброй воли, либо порочное управление»[170 - Там же. С. 76.]. Российский главнокомандующий отверг первую из возможных причин; как и большинство образованных россиян своего времени, он был уверен в принципиальной преданности молдавских и валашских крестьян православному царю. Согласно Багратиону, «сами чиновники, к управлению определенные, суть причиною доведения народа до нищеты и до отчаяния». Вместо определенного армией количества продовольствия и фуража чиновники облагали крестьян денежным налогом, а затем использовали эти деньги для закупки того самого продовольствия и фуража по искусственно заниженным ценам. В результате истинный размер экстраординарных поборов с населения вдвое или втрое превышал то, что требовала армия[171 - Там же. С. 77.].

Багратион полагал недостаточным просто заменить проворовавшихся исправников, но стремился изменить и саму практику местного управления. Хотя исправники продолжали ведать всеми его аспектами, российский главнокомандующий настаивал на их избрании посредством баллотировки на неопределенный срок, а не на год, как то определял местный обычай[172 - Та же процедура была введена и в отношении постов в центральной администрации: Там же. С. 79.]. Тем самым Багратион пытался искоренить основной источник злоупотреблений, а именно торговлю административными должностями. Российский главнокомандующий также прекратил назначение двух исправников в каждый уезд, как это было заведено Константином Маврокордатом в середине XVIII столетия, поскольку на практике расчет на то, что доносы исправников друг на друга помогут сократить злоупотребления, не оправдался.

Чтобы повысить компетентность и создать преемственность на уровне местной администрации, каждому исправнику было определено по два заместителя из числа бояр второго класса, которые должны были приводить указания исправника в исполнение. Багратион предполагал, что таким образом заместители со временем ознакомятся с местными условиями и будут готовы в свою очередь занять должность исправника[173 - Там же. С. 82. Однако данная мера не достигла желаемого результата, поскольку помощники исправников быстро попали в полную зависимость от последних: Agachi A. Moldova ?i ?ara Rom?neasca sub occupa?ia militara rusa, 1806–1812. P. 64.]. Российский главнокомандующий также ввел некую разновидность прокурорской службы, состоящей из российских офицеров, которые должны были наблюдать за действиями исправников и сообщать о возможных злоупотреблениях сенатору-председателю диванов в Яссах и его заместителю в Бухаресте. Особый чиновник дивана в сопровождении российского офицера должен был осуществлять ревизии в уездах каждые четыре месяца и рапортовать о результатах в столицы[174 - Из предложения П. И. Багратиона сословию первоклассных бояр княжества Валахии по вопросу управления княжеством. 24 января 1810 г. // Багратион в Дунайских княжествах. С. 83.].

В своих инструкциях Валашскому дивану Багратион прибегал к риторике просвещенной заботы об общественном благосостоянии. Согласно ему, «[каждый] благомыслящий и опытный чиновник, к управлению земли потребный, без сомнения знает, что благоразумная экономия составляет одну из важнейших статей, способствующих благосостоянию края и обнаруживающих хорошее правительство»[175 - Предложение П. И. Багратиона дивану. 28 января 1810 г. // ANRM. Ф. 1. Оп. 40. Д. 1418. Л. 27–27 об.]. Для достижения такого результата российский главнокомандующий приказал дивану равномерно распределять налоги и запретить исправникам и их заместителям вносить какие-либо изменения в квоты отдельных крестьянских семей. Точное определение размера налогов, взимаемых с каждого налогоплательщика, было, по мнению Багратиона, условием «безопасности собственности», которая «есть, после сохранения жизни и чести, первейшее право каждого гражданина под защитой благорасположенного правительства живущего»[176 - Там же. Л. 23–23 об.]. Наконец, чтобы «народ убогий и претерпевший все исторжения получил то удовлетворение, которое ему по всей справедливости следует», российский главнокомандующий сформировал особую комиссию по расследованию злоупотреблений валашских бояр[177 - Письмо П. И. Багратиона генерал-майору Бахметьеву и генерал-майору Назимову о порядке работ комиссии по злоупотреблениям валашских бояр. 12 февраля 1810 г. // Багратион в Дунайских княжествах. С. 86.]. Возглавляемая двумя российскими генералами комиссия состояла из двух представителей дивана, двух ревизоров, присланных Кушниковым, и двух других бояр, которые должны были расследовать жалобы на вымогательство со стороны нынешних или прошлых чиновников и назначать денежные штрафы и прочие наказания провинившимся[178 - Там же. С. 87–89.].

Создание комиссии и попытка преобразования валашской администрации были предприняты в контексте самого крупного политического скандала за всю историю российской оккупации. Будучи продуктом междоусобной борьбы валашских бояр, этот скандал омрачил репутацию важных представителей российского командного состава и гражданских чиновников и продемонстрировал пределы российского контроля над княжествами в условиях продолжавшейся войны с Османской империей и ухудшавшихся российско-французских отношений. С самого начала российской оккупации часть профранцузски настроенных бояр во главе с Константином Филипеску бросила вызов господарю Константину Ипсиланти и его сторонникам, таким как Константин Варлаам, Манолаке и Константин Крецулеску, Константин Гика и Щербан Вэкэреску. Варлаам занимал пост Великого вистиерника (казначея) на протяжении года после смещения Ипсиланти в августе 1807 года, продолжая отсылать бывшему господарю, сосланному в Киев, часть валашских доходов. Однако перебои с поставками продовольствия и фуража для войск, а также открывшиеся налоговые злоупотребления подопечных Варлаама привели к потере последним своей должности в конце 1808 года.

Константин Филипеску умело воспользовался антикоррупционной риторикой российских оккупационных властей для того, чтобы добиться отставки своего политического противника и занять его должность. Несмотря на то что слухи о связях Филипеску с французами и Османами появились еще в 1807 году, этот боярин пользовался поддержкой командующего российским корпусом в Валахии Милорадовича и, в конце концов, самого сенатора Кушникова. Милорадович имел славу спасителя Бухареста от османского рейда в мае 1807 года и сильные связи при российском дворе, будучи фаворитом вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Филипеску использовал любовную связь своей дочери Анкуцы с Милорадовичем для того, чтобы нейтрализовать интриги партии Варлаама, а также тревожные донесения агента Кушникова в Бухаресте Савицкого[179 - Савицкий с опасением указывал на валашское «предательство» Петра I во время несчастного Прутского похода, которое оставило российскую армию без продовольствия и фуража. Савицкий боялся, что Филипеску воспользуется своим фактическим контролем над Валашским диваном для достижения своих целей: Савицкий – Кушникову. 15 января 1809 г. // ANRM. Ф. 1. Оп. 40. Д. 590. Л. 63–64 об. В свою очередь Милорадович уверял Кушникова, что отставка Варлаама продемонстрировала «пример строгости и справедливости взыскания, который, к крайнему сожалению, необходимо нужен в здешнем краю». Милорадович сообщал, что «отдаление Варлаама здесь ощутительно» и что «все интригующие бояре спокойны»: Милорадович – Кушникову. 30 января 1809 г. // Там же. Л. 79–79 об.]. Смерть фельдмаршала Прозоровского в августе 1809 года позволила Филипеску сохранить свое положение. На его сторону стал и сам Кушников[180 - Дубровин Н. Ф. Князь П. И. Багратион // Военный сборник. 1865. Т. 41. № 2. С. 210, 245.]. Когда Варлаам и его сторонники подали сенатору донос на Филипеску, сенатор нашел их обращение «[исполненным] нелепых суждений», посчитал желательным «опровергнуть направленность мыслей, обнаруживающих на каждом шагу невежество, предубеждение и дерзость» и не дал им хода[181 - См. петицию бояр Кушникову, датированную 19 декабря 1808 г., и ответ Кушникова Валашскому дивану от 28 января 1809 г.: ANRM. Ф. 1. Оп. 40. Д. 590. Л. 5–10, 14 соответственно.]. В конце концов связи Филипеску с Османами были подтверждены российским тайным агентом Манук-беем, что позволило Багратиону добиться от Александра I санкции на ссылку Филипеску в Россию[182 - См. также донесение российского агента Фонтона о Филипеску в: Дубровин. Князь П. И. Багратион. С. 245–248; Багратион – Кушникову. 18 февраля 1810 г. // ANRM. Ф. 1. Оп. 40. Д. 1456. Л. 1–1 об.].