Исповедь колдуна. Трилогия. Том 2

– В Дудинке? – тоже с удивлением повторил я и замолк.

Это было для меня самым большим сюрпризом. Я предполагал, что нахожусь где-то на Украине, в Перванчах или Горохове. То, что я находился в Дудинке, являлось для меня каким-то чудом. Приятным, конечно, чудом, но его надо было обдумать.

– Хорошо, Евгения Андреевна! – обратился я к пожилой женщине. – Мы выяснили с вами все, что я хотел. А теперь мне надо отдохнуть и подумать. Нет, нет, уколов мне больше никаких ставить не нужно! – поспешно сказал я, видя, как медсестра стала доставать из своей коробочки шприц. – Идите к себе, Евгения Андреевна, и забудьте все, о чем мы с вами только что говорили.

Когда пожилая медсестра покинула палату, я закрыл глаза и расслабился.

Ну, хорошо: первое – я не убийца, и это самое замечательное из всего, что я узнал; второе – я нахожусь в Дудинке, это тоже приятный для меня сюрприз, значит, оригинал продолжал бороться, когда я оборвал связывающую нас нить мыслесвязи и вытянул меня в Дудинку. Но что произошло дальше? Почему мы не слились в одно целое? На это у меня пока не было никакого ответа. Возможно, он израсходовал на мои поиски всю свою энергию и в этот последний рывок вложил остатки своей силы, а потом потерял сознание, так и не завершив дело? Где он сейчас? Что делает?

Как бы то ни было, я нахожусь в Дудинке, и это тоже значительно облегчило нашу задачу. И у меня оставалось достаточно времени, чтобы выяснить, что случилось с оригиналом, и предпринять дальнейшие шаги соответственно обстоятельствам.

Восемь… нет семь с половиной дней – порядочный срок, Ведунов, чтобы соединиться с оригиналом. Ему, наверное, сейчас также плохо, как и мне.

Я вспомнил о Светлане, находящейся в Смирно, о своих ребятишках, о Мурашкине и вновь почувствовал, как меня охватывает неприязнь к жене и ненависть к программисту. С трудом я оборвал себя и заставил успокоиться. «Хватит, Ведунов, у тебя сейчас и без того мало энергии, чтобы ты ее расходовал на эмоции. Лежи тихо и набирайся сил, необходимых тебе для воссоединения с оригиналом, потом будем переживать вместе. А теперь спать, Юрка, спать!»

Короткая формула магического заклинания послушно всплыла в памяти и я уснул.

Глава 2

Прошло три долгих, томительных для меня, дней. Я день ото дня креп, набирался сил. Молодой организм шестнадцатилетнего подростка оказался удивительно пластичным и податливым лечению с помощью приобретенных мною магических знаний. На вторые сутки я накопил уже столько энергии, что смог исправить те огрехи и нарушения в теле, которые вынужден был оставить как есть при его оживлении. Только рану на голове я оставил без изменения, решив, что внезапное исчезновение обширного повреждения кожного покрова и сросшиеся кости повергнут в шок и без того достаточно удивленных наших дудинских эскулапов, и не стал снимать гипсовый лангет с левого предплечья.

Навещавший меня главный хирург Виктор Иванович во время своих визитов держался, как и положено опытному врачу, бодро и уверенно, но я видел, как беспокойно мечутся его мысли. Опытного врача постоянно мучила загадка моего воскрешения. Виктор Иванович не мог себе простить допущенный промах и казнил себя за те часы, что моему телу пришлось пролежать в холодном помещении морга. Он постоянно тревожился, не поднялась бы у меня температура, сигнализирующая о начавшемся воспалении легких.

Естественно, во избежание лишних недоразумений, я не мог успокоить на этот счет хирурга, зато Зоя Владимировна при виде Виктора Ивановича прямо расцветала от почтительности.

Выбрав подходящий момент, я попросил Зою Владимировну принести для меня какое-нибудь зеркало. Она удивленно посмотрела на меня, но послушно встала и направилась к двери. Через пять минут она вернулась, неся в руке маленькое круглое зеркальце, и подала мне.

Оставшись один, я здоровой рукой поднес кругленькое зеркальце к своему лицу и долго рассматривал его. Прямой нос, высокий лоб, большие серые глаза, продолговатый овал лица и нежная, с едва начавшим пробиваться пушком кожа. Симпатичное, еще не оформившееся лицо подростка, резко оттеняемое шапкой бинтов, венчающих разбитый затылок с перехватом под подбородком.

Первое время я с трудом заставлял себя называть эту молодую женщину мамой. Согласитесь сами, что странно сорокачетырехлетнему мужику называть мамой женщину, которая моложе тебя на семь лет. Но делать другого было нельзя и я постепенно привык, тем более, что эта удивительная женщина при своем появлении по-прежнему изливала на меня целые потоки нежности и своей энергии, которая помогала мне быстро оправиться от травмы.

В первый же день вечером того дня, когда я окончательно проснулся, я осторожно попытался у нее выяснить, не знает ли она некоего работника Таймырской геофизической экспедиции геодезиста Ведунова Юрия Анатольевича.

Зоя Владимировна отрицательно покачала головой.

– Нет, Андрюша. Я не понимаю, почему ты вдруг начал интересоваться работником экспедиции? Откуда ты его знаешь?

– Да просто так, мама. Просто поверь, что мне это нужно. Может быть, ты сможешь выяснить, где он живет и, самое главное, где он сейчас находится.

– Хорошо, я попытаюсь. – она пожала плечами и направилась к выходу из палаты.

Уже в коридоре я услышал, как она негромко поинтересовалась у проходящей мимо медсестры.

– Послушайте, вы случайно не знаете у нас в Дудинке человека по фамилии Ведунов? Он работает в ТГЭ.

– Нет, мамаша, не знаю такого. – услышал я ответ медсестры. – Впрочем, мне кажется, что я где-то слышала недавно такую фамилию. Но вам будет гораздо проще обратиться в горисполком или в ЖКО, если он только прописан.

– Я так и сделаю, – услышал я ответ своей названной мамы.

На следующее утро Зоя Владимировна пришла в мою палату почти к обеду. Обняв и поцеловав меня, она поставила возле моей тумбочки хозяйственную сумку внушительных размеров и начала вытаскивать и ставить возле тумбочки множество банок и свертков.

Я, улыбаясь, смотрел, как она хлопочет, расставляя и раскладывая банки и свертки по полочкам.

– Можно подумать, что вы решили, будто я собираюсь провести в больнице почти всю свою жизнь. – улыбаясь заметил я.

Зоя Владимировна улыбнулась мне и выпрямилась.

– Как-то ты странно стал разговаривать со мной, сынок. – сказала она. – Раньше ты никогда не называл меня на «вы».

– Это у меня случайно вырвалось, мама, – вынужден был соврать я. – Лучше скажи, не узнала ли ты что-нибудь нового о Ведунове?

– Узнала, Андрюша. – ответила она. Оказывается он живет в новой девятиэтажке возле «Умки». Я даже сходила туда, только дверь была закрыта, наверное, никого дома не было, все на работе.

Я покачал головой.

– Вряд ли он сейчас ходит на работу, мама. Он сейчас в отпуске и скоро должен улететь на материк.

– Хорошо, Андрей, я только немного побуду у тебя, я потом еще раз схожу. Ты лучше попробуй вот этого. Твои любимые, горяченькие еще.

И она выложила на тарелку только недавно приготовленные, исходящие паром пельмени.

Я невольно улыбнулся и проглотил слюну.

– Спасибо, мама. – сказал я.

Но едва я сделал попытку подняться, как она метнулась ко мне с встревоженным выражением лица.

– Нет, нет, сынок! Только не поднимайся, лежи. Я сама покормлю тебя.

– Ну что вы,… то есть ты, мама. Я достаточно взрослый человек, чтобы есть самостоятельно.

Лицо ее все больше становилось тревожным.

– Врачи не советуют тебе пока подниматься, сынок! Не упрямься, позволь мне покормить тебя.

Она была так обеспокоена и так горячо настаивала на своем, что я был вынужден отступить, не уставая удивляться про себя силе материнской любви, владеющей этой женщиной. Она поддерживала мою голову левой рукой, ложкой подавая мне один пельмень за другим, пока я не насытился. Серые глаза Зои Владимировны при этом светились такой лаской и такой всепоглощающей любовью, что временами становилось нестерпимо стыдно за свой невольный обман. Я впервые задумался о том времени, что с нею станет, когда мне придется покинуть тело ее сына. Сможет ли она пережить такой удар и не сломаться?

Положение в каком я оказался с каждым прошедшим часом нравилось мне все меньше и меньше, но пока я ничего не мог придумать.

Ты представляешь себе, Юрка, что она будет испытывать, когда ты покинешь тело мальчика и вернешься в свое? Так попробуй представить себе, бесчувственный чурбан, ведь она считает тебя своим чудесным образом воскресшим сыном! Разве ты не слышал вчера ночью, как она неумело, по своему молилась богу и благодарила его за твое спасение?! Ты ищешь своего двойника, чтобы вернуться в ваше общее тело, снова окунуться в свои семейные заботы. Я понимаю, ты любишь своих детишек, любишь или любил свою жену. Сегодня ночью тебе приснилась дочка. Способен ли ты представить себе то горе, которое испытывает настоящая мать при гибели своего ребенка? Молчишь?… Значит, тебе нечего сказать.

Чувство, которое мы называем совестью, постоянно шевелилось в моей душе и я никак не мог окончательно решить, как поступить.

Стояла перед моими глазами Светлана, ребятишки, и я не мог отказаться от них. Никак не мог! В конце концов я пошел на временный компромисс со своей совестью и решил протянуть, сколько смогу, и ничего не предпринимать, пока не увижу и не поговорю со своим двойником.

И я стал торопить свою приемную мать поскорее найти мне Ведунова.

Утром третьего дня меня ожидал «приятный» сюрприз. Ночью прилетел, прервав свою командировку, отец Андрея. Проснувшись утром, я обнаружил сидящего на стуле рядом со мной человека лет сорока с утомленным лицом, серыми глазами и широкими развернутыми, как у спортсмена, плечами.