Исповедь колдуна. Трилогия. Том 2

Механик, видимо, ожидал появления Игоря Николаевича, потому что как только мы вошли, он посмотрел на отца и, увидев, как он кивнул, тут же запустил стартером двигатель.

Игорь Николаевич послушал работу двигателя несколько минут, погонял его на всех режимах, потом удовлетворенно кивнул механику. Тот заглушил двигатель.

– Все в порядке, Николай Алексеевич, можешь звонить владельцу, пусть забирает.

Я тронул его за рукав и он повернулся ко мне.

– Что тебе, Андрей?

– С машиной не все в порядке, отец.

– Ты так думаешь? – удивился он. – Почему?

– А ты сам внимательно послушай как работает двигатель, ты его гонял сейчас без нагрузки и поэтому было не так заметно. Вот послушай. – и я запустил двигатель. – Слышишь?

Игорь Николаевич долго прислушивался, потом подозрительно посмотрел на меня и отрицательно покачал головой.

– Ничего подозрительного не слышу. Ты не выдумываешь, случайно, Андрей?

– Обрати внимание, как дребезжит воздушная заслонка. – настаивал я. – О чем это тебе говорит? Она говорит о том, что ослабли крепящие ее два болтика. Кроме того, она говорит, что недостаточно притянут болтами впускной коллектор. Или, что более вероятно, подсекает прокладка. Ее нужно заменить. Правую прокладку. И еще. Задней крестовине карданного вала осталось работать не больше одного часа, в ее корпусе уже давно образовалась трещина. Крестовина разлетится от первой же повышенной нагрузки.

– Вот уж этого-то ты, Андрей, никак заметить не мог! Машина стоит на месте и кардан не вращается.

– А ты проверь мои слова, отец. – настаивал я и, чтобы прекратить разговор, направился в угол, где, словно на выставке, торчали останки моего «кавасаки».

Игорь Николаевич не обманул. Сверкающий хромом и полировкой дорогой мотоцикл был действительно раздолбан в пух и прах страшенными ударами тяжелой кувалды. Несколько ударов достались двигателю водяного охлаждения и теперь он напоминал мне яростный оскал изуродованного рта с торчащими кое-где зубами. О ремонте «кавасаки» действительно нечего было думать.

«Кавасаки» яснее ясного показал мне силу чувств отца, своими руками купившего эту «смерть» для своего отпрыска и слишком поздно понявшего это. Когда мы с отцом вышли на улицу он с удивлением спросил меня:

– Откуда ты научился диагностике двигателей по слуху, сын?

Я вынужден был пожать плечами.

– Понятия не имею, отец. Просто я стал слушать его вместе с тобой и у меня что-то получилось.

– А с крестовиной как? Машина-то ведь стояла на месте и кардан не вращался.

– А что мне могло помешать просто заглянуть под машину и заметить трещину?

Игорь Николаевич весело захохотал.

– Все, Андрей! Сдаюсь полностью на милость победителя! Видел бы ты, как поглядел на тебя Вахрушев, когда все сказанное тобой подтвердилось. Он меня спросил: ему что, черт на ухо нашептал?

– А там что за колышки торчат за мастерской? – спросил я, желая отвлечь Игоря Николаевича от обсуждения моих способностей к диагностике.

– Это, сынок, разметка будущего строительства. Хочу пристроить к мастерской еще одно помещение.

– Оно что, будет в плане прямоугольником или трапецией? – спросил я, так как опытным глазом геодезиста заметил некоторое несоответствие линий.

Игорь Николаевич не понял меня.

– То есть как это трапеция? – переспросил он. – Естественно оно будет прямоугольным.

– Тогда смотри, мне кажется, что дальняя сторона разбивки короче примерно на метр, может быть, немного меньше.

Игорь Николаевич тут же вернулся в мастерскую и вышел из нее с рулеткой в руке.

– Давай, сын, проверим твой глаз.

Я почти угадал. Ближняя к железной дороге сторона будущего здания действительно оказалась разбитой неправильно. Она оказалась короче на шестьдесят сантиметров.

Вернувшись вечером домой Игорь Николаевич так красочно разрисовал жене мой триумф в мастерской, что вынудил меня покраснеть. Любящий сына отец с первого раза поверил в удивительные способности своего отпрыска и теперь постоянно приглашал меня послушать и осмотреть готовые к выдаче клиентам машины. В свою очередь могу признаться, что я всегда с удовольствием принимал эти приглашения и помогал, как мог, постановке диагноза и обнаружению будущих неполадок. Естественно, о том, что я пользуюсь при этом своим сверхчувственным восприятием, никто не догадывался.

Глава 4

Когда случилось несчастье с сыном, Зоя Владимировна взяла на работе месячный отпуск без содержания и теперь все свободное время проводила в хлопотах по дому, беготне по магазинам. Постоянно что-то стирала, гладила, шила. Для нас с Игорем Николаевичем она готовила такие обеды, что даже у меня, почти абсолютно равнодушного к качеству пищи, буквально текли слюнки при взгляде на приготовленные Зоей Владимировной блюда. Свою новую четырехкомнатную квартиру она старалась содержать с идеальной чистоте и порядке. Во общем она была из тех неутомимых хлопотуний, которые способны целый день крутиться по дому, как белка в колесе, и постоянно придумывать все новые и новые занятия. Светлане было так же далеко до этой женщины, как до солнышка.

При уборке комнат у нас с нею постоянно возникали полушуточные-полусерьезные конфликты, хотя, положа руку на сердце, я не могу сказать, что моя помощь ей не нравилась.

Может быть, я иногда действительно перебарщивал со своей помощью, так как считал себя обязанным помогать своим названным родителям во всем. Вот только они никак не желали понимать этого, что и приводило иногда к конфликтам.

Я чувствовал себя кукушонком в чужом гнезде. Подкидышем, заменившим родного сына ничего не подозревающим родителям. Напрасно мой разум постоянно твердил, что я не виноват в случившемся, что так распорядилась всеми нами судьба, или всемогущий случай.

Разум говорил одно, а проснувшаяся совесть говорила совершенно другое. Я считал себя тунеядцем, незаслуженно пользующимся всеми теми благами, которые должны были принадлежать другому. И я старался хоть как-то компенсировать эти моральные и материальные затраты.

Постепенно, несмотря на постоянные моральные самобичевания, моя жизнь входила в нормальную колею. Я узнал всех работников мастерских, запоминал людей, что иногда навещали родителей. Задерживаясь вечерами на кухне вместе с Зоей Владимировной, я постепенно узнал и запомнил множество сведений о себе, о Игоре Николаевиче, о ней самой, о проживающих на «материке» родственниках.

Как-то, шарясь на антрессолях платяного шкафа в своей комнате, я обнаружил альбом, в котором рукою Зои Владимировны были аккуратно наклеены множество фотокарточек, подробно прослеживающих мою предыдущую жизнь с рождения и до самого последнего времени. Я просмотрел альбом очень внимательно и с помощью магии тщательно зафиксировал все в своей памяти. Весь пройденный ее сыном жизненный путь от пухленького розового грудничка до голенастого и нескладного подростка.

Особенно помогли мне групповые фотокарточки и групповые фотомонтажи. Ну, знаете, такие овалом вырезанные портреты с надписями имен и фамилий, которые потом наклеиваются на лист ватмана и вновь переснимаются?

С помощью этих групповых фотокарточек я запомнил всех одноклассников и одноклассниц. Выяснил, например, кто такая та самая настырная девица, которая встретила меня после больницы и потом навестила в новой квартире. Она оказалась Аленой Ткач, с которой мы учились вместе с первого класса по десятый включительно. А первое наше знакомство состоялось еще в садике.

Зоя Владимировна засмеялась, когда а ей напомнил об Алене и начала с удовольствием вспоминать, как мы тогда подрались из-за какой-то игрушки, причем эта самая Алена накостыляла мне по первое число.

Я притащил на кухню альбом и мы с Зоей Владимировной просидели над ним больше часа, разглядывая давние фотокарточки, вспоминая и запоминая самые малейшие подробности этих воспоминаний.

В субботу утром я проснулся рано от какого-то странного шума, доносившегося как будто из коридора. Звук не походил ни на что слышанное мною раньше в этой квартире. И только потом я понял, что этот шум доносится до меня из комнаты напротив кухни, которую я при своем знакомстве с квартирой мысленно окрестил спортзалом, хотя Зоя Владимировна утверждала, что это кабинет отца.

В комнате действительно стоял одно-тумбовый письменный стол. На полках самодельного книжного шкафа лежали папки с документами и технической литературой по автомобилям различных марок, автомобильным двигателям. Кроме того, я обнаружил каталоги запчастей и справочники. В ящике письменного стола лежал простенький микрокалькулятор, логарифмическая линейка, стопка бумаги и с десяток карандашей и ручек.

За письменным столом стояло простое жесткое кресло и больше ничего в этой комнате не было, если не считать шведской стенки, массивного деревянного помоста, обитого толстой эластичной резиной, на котором стояли различные гири, гантели и небольшая штанга. Все остальное пространство комнаты занимали искусно и с умом размещенные спортивные тренажеры, которыми, по-видимому, постоянно пользовались.

Я тихонько поднялся со своей постели, натянул на себя спортивный костюм и отправился в комнату, из которой по-прежнему доносились ритмичные звуки.

Игорь Николаевич занимался на силовом тренажере, напрягая хорошо развитые мышцы плечевого пояса и ритмично дышал сквозь стиснутые зубы. Тяжелые грузы тренажера с шорохом ходили по направляющим вверх и вниз, сопротивляясь усилиям перекатывающихся мышц.

Отец был в светлой майке и таких же трусах. Он увидел меня и не прерывая движений поприветствовал меня немного удивленной улыбкой.