Невеселые заметки. Каждую минуту

Не всю жизнь я провел в этой комнате сумасшедшего дома. Хотя, наверное, это единственное место, где можно спастись от всего. Тут не так уж и плохо. В конце концов, ты здесь отдан самому себе, и никто не вмешивается в твою жизнь. Время течет каплей за каплей. Ты видишь в окно как оно пробегает мимо тебя, спрятавшись в людях, проходящих за окном, машинах, заполняющих рокотом своих моторов и так, довольно-таки, шумный город. Все крутится, вертится, гремит, стучит. А ты смотришь на это в окно и понимаешь, что в этом всем ты не участвуешь, не участвуешь в их Жизни.

Кто дал определение понятию слова ЖИЗНЬ, кто дал смысл этому слову? Возможно ли трактовать его так, как общепринятое мнение?

Возможно…

Возможно, мы все так начинали его понимать с самого детства, но уже на закате своих лет, каждый говорит про это слово по-разному. За эти годы я часто задавал себе вопрос: «Нужна ли она»? И сам себе сразу же отвечал: «Да, нужна». И это тысячу раз правда. Мы должны прожить ее, пройти ее насквозь, обсосать ее всю, взять у нее все, что возможно, для того, чтобы перейдя через грань, можно было бы не торопясь сравнить ее с тем, что ты получил.

Смерть.

Почему это слово у нас ассоциируется с противоположностью слову Жизнь? Никто не знает, что происходит там… за гранью. А те, кто перешагнул ее, стараются умалчивать об этом. И это им удается.

На данный момент у меня довольно много времени, чтобы подумать об этом. Я не чувствую себя ущемленным и оторванным от общества. И хоть я не участвую в его Жизни, я незримо наблюдаю за ним, анализирую его. Я никогда не считал общество главным для себя. Я сам для себя общество и меня это устраивает. И мое безучастное отношение к жизни за окном нисколько меня не огорчает.

Я так могу сидеть очень долго. И то, что я теперь нахожусь в этом доме, для меня не играет ровным счетом никакой роли. Возможно, я потерял все, что у меня было. Тот мир, который находится за стеной, ограждающий сумасшедший дом от него, не так уж хорош, как мог бы быть. Хотя бы, достаточно того, что в нем есть ОНА.

Сделал ли я ошибку, оставив ее там? Не знаю. И на этот вопрос вряд ли отвечу. Просто я почувствовал, что больше она во мне не нуждается, хотя, возможно, и любит до сих пор. Кто знает? Но все, что у нас с ней было, останется навсегда со мной, и я не жалею о прошедшем. В конце концов, все можно понять.

– Ну-с, голубчик, как себя чувствуем?

Доктор внезапно открыл дверь в палату и быстрым шагом вошел (нет, ворвался) в нее. Его манера так (по-старому) говорить бесила меня, но я не подавал вида, чтобы не выглядеть еще более раздражительным, а может быть, по его мнению, еще более враждебным.

– Спасибо доктор, хорошо! – ответил я слегка рассеяно из-за резко прерванной моей мысли.

– Грустные мысли не посещают? – продолжил он и посмотрел на меня через стекла своих очков. Едва заметная улыбка скользнула на его губах под аккуратно подстриженными усиками.

– Нет. Ничего такого, доктор!

Мое сознание медленно стало возвращаться в реальный мир. Наверное, в этот момент я выглядел глупо или наивно, так как всем своим выражением лица я показывал рассеянность и по-детски растерянный вид. Примерно такой же, как когда ребенку на Новый год родители дарят велосипед, а не собаку, о которой он просил в течение полугода и с нетерпением ожидал наступления волшебного праздника.

– Сегодня гораздо лучше! – продолжил я и даже улыбнулся. Но улыбка получилась такая же растерянная, как и все мое лицо. Интересно, о чем в этот момент подумал доктор?

– Голубчик! Надеюсь, вы продолжаете принимать лекарства? И не выкидываете их в окно, как делают это ваши безответственные соседи по палате.

Когда доктор произносил эту фразу, он особо выделил ВЫ и ВАШИ таким твердым, но вкрадчивым голосом, что я побоялся бы ему соврать. Но так как мы довольно долго общаемся, я привык к этому и спокойно и уверенно сказал:

– Да, доктор, пока не прекращаю принимать, но если что, я вас об этом уведомлю!

– Я смотрю вы пытаетесь шутить, – сказал доктор. – Это первый шаг на пути к вашему выздоровлению.

Он подошел ко мне, слегка наклонился и взял меня за запястье. С минуту он так и простоял в задумчивой позе, меряя мой пульс.

– Ну что, прекрасно, голубчик! Я к вам зайду завтра, и мы еще пообщаемся.

Доктор отпустил мою руку и, посмотрев на меня теперь уже из-под своих очков, развернулся и вышел из палаты.

Проводив его взглядом, я выдохнул как только захлопнулась дверь.

Как стало прохладно! Надо будет закрыть окно, иначе дождь зальет мою кровать. Его серая стена похожа на полотно. Чистое-чистое, но поцарапанное невидимым художником. Наверно там внизу бегут веселые ручейки, но мне лень вставать, чтобы посмотреть на них и услышать их дружное пение. Сейчас ручейки живут и весело журчат по асфальту, который покрыт множеством трещин. Завтра, если встанет солнце, они умрут. И они будут знать вместе с избранными, что творится там… за гранью. Как настойчиво врываются раскаты грома в раскрытое окно. Я зажмурился от яркой вспышки молнии и подумал, что не самую короткую жизнь я провел на этом шарике.

Вот она грань между жизнью и смертью. Молния рождается и сразу же умирает, уступая место своей сестре, которая, в свою очередь, тоже погибает для других. Также и мы должны умирать в свое время для того, чтобы жили другие. Чтобы они тоже попробовали, что такое ЖИЗНЬ.

Мы плачем – потом смеемся,

Мы ссоримся – потом миримся,

Мы ненавидим – влюбляемся…

Я это слышал еще там, по ту сторону стены. Если было бы так просто жить… Не возникало бы никаких проблем. Я не хочу так жить. Система слишком проста, а человек не создан для этого. Ему нужно больше и сложнее, он идет на самоуничтожение. И нельзя ничего сделать. Человек дойдет до конца.

Помню, как впервые дни доктор, чтобы меня изучить и понять, задавал разные вопросы. Тогда он спросил меня: «Что такое Ненависть?» Я ему наплел что-то несуразное для того чтобы он от меня отстал.

Ненависть – это единственная характеристика человека. Только она может возвратить ему истинное лицо. Все остальное мишура, ненастоящее. Все ходят под масками, делая себя проще и, как им кажется, лучше. Но они ошибаются. В маске вечно не проходишь. И перед Смертью мы предстаем с нашими настоящими лицами.

Как-то на днях, я подслушал разговор в коридоре между двумя медсестрами. Они говорили вполголоса, но их оживленная болтовня все равно разливалась по коридору, проникая в каждую замочную скважину и густой суетливой массой в вплывала сквозь щели дверей палат.

Как противно. Меня выворачивает наизнанку. Все эти сплетни, шушуканье за спинами друг у друга, лживые улыбки. Каждый хочет угодить кому-то. Они злословят, очерняя и поливая друг друга ложью, чтобы в результате им было лучше, чем остальным. За этим всем стоит ненависть ко всему. Но в итоге, все это утонет в ручьях под моим окном. И все мои мысли уйдут вместе со мной. Я чувствую, что это произойдет очень скоро. И это уже ничто не остановит.

А еще существует такое слово как Счастье. Что за ним скрывается для меня не совсем понятно. Каждый готов это слово трактовать по-своему. У каждого счастье свое.

СЧАСТЬЕ. СЧАСТЬЕ. СЧАСТЬЕ.

«Ну-с, голубчик, – внезапно всплыло воспоминание разговора, проведенного дней пять назад, – а что такое Счастье?»

Тогда этот вопрос, заданный доктором, застал меня врасплох. Я на секунду замер и подняв свои глаза, посмотрел на доктора пристальным взглядом:

«Смотря, что вы имеете в виду под словом Счастье», – ответил я и, опустив глаза, стал рассматривать пол палаты.

Я практически всегда так делал при разговоре с доктором, так как боялся, что он может прочитать по ним истинное мое желание.

«Ну как же, голубчик! – воскликнул доктор. – Чувство, которое делает человека счастливым. Это же очевидно», – с укором и даже с каким-то подозрением сказал он.

«Но дело в том, что не всегда то, что воспринимается за Счастье является таковым, —ответил я. – Счастье легко спутать с Радостью»

«Поясните, голубчик», – заинтересованно произнес доктор и подвинул указательным пальцем свои очки на переносице.

«Ну смотрите сами, – неохотно ответил я. – Для одного человека рождение ребенка – это Радость. А для второго это Счастье. Разница только в том, что у первого не было проблем с деторождением, и появление на свет ребенка было для него, предсказуемым событием, хоть и делом времени, которое в итоге и принесло ему Радость. У второго были проблемы. Неоднократно он пытался зачать ребенка, но не получалось. И вот тогда, когда он опустил руки и смирился с этой утратой, вдруг неожиданно, он узнает о беременности. И для него это не Радость, а Счастье».

Доктор задумался и не прерывал меня, только внимательно смотрел из-под своих очков.

«Таких примеров очень много, – продолжил я. – Я мог бы приводить их весь день и всю ночь. Но я не хочу утомлять этим ни себя, ни вас. Я хочу сказать, что для одних Радость – это Счастье, а для других, наоборот, Счастье – это Радость. Надеюсь, этим примером я ответил на поставленный вопрос»?

«Хорошо, голубчик. Тогда вы можете сказать, что для вас Счастье»?

Я задумался и сначала хотел сказать, что это Любовь. Но передумал, так как боялся ошибиться. А может я просто не хотел ему об этом говорить?

«Нет, – ответил я, – боюсь перепутать Счастье с Радостью».

Все хотят заполучить Счастье, но что они дают взамен? Чем могут пожертвовать ради него? Стремясь к Счастью, они сами не понимают, что в большинстве случаев они двигаются совсем к другим чувствам. Жадность, алчность и зависть – вот пороки человечества, и ни у кого счастья нет. И поэтому каждый несчастен по-своему. Потому что быть, например, завистливым легче, чем быть счастливым. А что я сам могу сказать про Счастье, сидя в этой комнате с кроватью, столом, стулом и окном? Где здесь мое счастье? Хотя… хотя я счастлив тем, что не похож на тех, кто за этой стеной. И в этом, наверное, все мое счастье.