Все лики смерти (сборник)

«Черт, не забыть бы про золото, особенно про…» – мысленно сказал себе Паша, отдергивая занавеску.

– Про зубы… – закончил он вслух, застыв на месте.

Тела в ванне не было.

Не было.

НЕ БЫ-ЛО.

Он издал булькающий горловой звук. Выскочил из ванной, пробежался по комнатам и кухне – отдернул шторы с окон, заглянул под кушетку, за шкаф… Никого и ничего.

Медленно, старческими шагами вернулся в ванную. Непонятно зачем пошарил рукой в воде – словно хотел нащупать опустившуюся на дно Лющенко.

Хотя дно ванны было прекрасно видно сквозь прозрачную воду. И ничегошеньки там, на дне, не лежало…

Шикунов медленно сполз на расстеленное одеяло. Ударился головой о кафель стены – и еще раз, сильнее, и еще раз – в дикой надежде, что съехавшие набекрень мозги встанут сейчас на место и в ванной обнаружится то, что должно, просто ОБЯЗАНО там находиться… После пятого удара – голова гудела погребальным колоколом – Паша заглянул через борт.

ТЕЛА НЕ БЫЛО.

Тогда Шикунов зарыдал.

Как кобыла Филиппа Бедросовича Киркорова.

4

Мир исчез.

Привычный мир, в котором Паша Шикунов прожил почти двадцать девять лет, куда-то подевался. Был он, мир, конечно, неидеален. Хватало в нем жизненных неприятностей самого разного плана. Но он был хотя бы реальным. И – в неких своих основополагающих закономерностях – вполне предсказуемым.

Если в нем, в потерянном мире, выпрыгнешь в окно – то упадешь вниз, никоим образом не зависнув в воздухе и не воспарив к небесам. Если все-таки паришь – значит, видишь сон и обязательно вскоре проснешься. А если оставишь мертвое тело в ванной квартиры, запертой и поставленной на сигнализацию, – то именно там его, тело, и обнаружишь по возвращении…

Теперь мир исчез. Вместе с пресловутым мертвым телом.

Шикунов – маленький, беспомощный и дрожащий – очутился в совершенно непонятном и опасном НИГДЕ. Не было ничего – ни времени, ни пространства. Не существовало стен и дверей, вообще никаких предметов, – одни видимости и кажимости. К примеру, видимость кафельной стены, на которую Паша сейчас бессильно навалился всем телом, могла быть чем угодно. Абсолютно всем: стволом пальмы, или бурчащим брюхом переваривающего сытный обед Бармаглота, или очередной инкарнацией Митрейи Будды… А могла быть ничем. Могла существовать лишь в мозгу Шикунова, одиноко повисшем в первозданной пустоте. И видимость здоровенной шишки, вздувшаяся на видимости черепа от ударов о призрачную стену, тоже могла существовать лишь в его воображении и больше нигде…

Впрочем, имелся и альтернативный вариант. Пашу он вдохновлял даже больше. А именно – мир остался прежним. Лишь один из его обитателей банально сошел с ума. Угадайте с трех раз: кто? Вы правы, конечно, Паша Шикунов.

Честно говоря, мысль нравилась. Ободряла и согревала. При таком раскладе ничего не надо делать. Полностью отпадает нужда в постановке масштабного эксперимента, выясняющего подробности взаимодействия концентрированных кислот с органической материей. К чему? Раз Лющенко не умирала… А может, ее и не было никогда. Может, как и все остальное, она лишь продукт больного мозга. Равно как ее папаша-садист со своими мордоворотами…

И это здорово. Рано или поздно Шикунова найдут и будут лечить. Возможно, даже вылечат. Если нет – не беда. Главное – ничего не надо будет делать. В том числе ломать голову над сводящими с ума проблемами…

А может, все обстоит еще лучше. Может, его уже нашли? Уже лечат? Может, вся бредовая пьеса, последовательно разворачивающаяся перед ним, – побочный эффект электрошока или бьющей по мозгам врачебной химии?

Идеальный вариант – по сравнению с существованием в диком мире, где трупы вылезают из ванны и отправляются куда-то по своим мертвячьим надобностям, пройдя между делом сквозь крепко запертую металлическую дверь…

Есть и другая возможность. Шикунов никогда не употреблял наркотики – лишь пару раз в Казахстане побаловался травкой за компанию. Даже «Момент» в детстве не нюхал. Но, возможно, – чего на свете не бывает – кто-то уговорил его причаститься? Говорят, от синтетических галлюциногенов бывают вполне реалистичные глюки. До определенного момента и не отличишь от яви…

В любом случае, предпринимать ничего не стоит. Надо тихо и спокойно ждать, когда все кончится. Когда морок рассеется и возникнут обитые мягким стены палаты. Или что угодно еще – лишь бы не эта наполовину заполненная водой ванна…

Он закрыл глаза и стал ждать. И очень быстро провалился в сон, больше напоминающий беспамятство…

Глава 7

Нету тела нет и дела?

И сразу кастрюлю с кипятком ему на голову – у них суп удачно на плите варился. Потом лезвие в шею – хряк.

    А. Щеголев «Ночь навсегда»

1

Звук зародился где-то в глубине иной Галактики, за миллионы парсеков от Шикунова. И долго-долго добирался до него. Но добрался. Еще тьма эпох потребовалась, чтобы идентифицировать сигнал далекой цивилизации как обычный телефонный звонок.

Шикунов поднялся и направился к аппарату. Кто звонит, зачем, какие от звонка могут быть последствия, его совершенно не волновало. И отвечать не хотелось. Но в какой-то части мозга сохранился нехитрый алгоритм – что надо делать, когда звонит телефон. И Паша выполнил нужную последовательность действий без единой мысли в голове.

В трубке раздался голос. Паша долго соображал – чей. Очень долго. Понял лишь к середине диалога. Вернее, не диалога, но прерываемых молчанием Шикунова реплик собеседника.

– Пашка, ты там живой? Я жду, жду… Обещал же подъехать к половине второго!

Паша молчал.

– Забыл, что у нас сегодня две презентации для медиков?

Паша молчал.

– А у тебя, между прочим, вечером еще встреча с Викторюком! Тоже забыл?

У Шикунова родились наконец два слова:

– Я болен, – сказал Паша.

Сказал так, что человек на другом конце провода ему сразу поверил. Голубев, вспомнил вдруг Паша, звонил Антон Голубев, в какой-то иной жизни, в нормальном мире бывший вице-директором и непосредственным начальником Шикунова.

– Я ОЧЕНЬ болен, – снова сказал Шикунов.

– А-а-а… То-то я чувствую, что голос как у помирающей лебеди… Ладно, с презентациями тебя прикрою, но Викторюка будешь додавливать сам – я стрелку перезабью. Все, не буду мешать, поправляйся… Если до завтра не помрешь, позвоню с утра, узнаю: как и что.

Вице-директор хохотнул собственной плосковатой шутке и отключился.

– Я очень болен, – тупо повторил Паша пиликающей трубке.

2

Коньяк был хорош – «Арарат» десятилетней выдержки. И приберегался для какого-нибудь особого случая. Но поскольку иных спиртных напитков в квартире не нашлось, Шикунов недрогнувшей рукой вскрыл бутылку. Да и то сказать – случай приключился никак не ординарный.

Способность мыслить вернулась минут через десять после второго опорожненного стаканчика. И мысли оказались паршивые.

Если в мире по-прежнему существовали презентации холофайбера и заместитель главы администрации Викторюк, то трупы самовольно не могут менять дислокацию. Не способны. Разгуливающие мертвецы и лоснящаяся харя Викторюка в одном пространстве-времени несовместимы. Надо выбрать что-то одно, какую-то единую систему координат. И попытаться в ней, в этой системе, что-то предпринять…