Холеные пальцы брезгливо отталкивают рентгеновский снимок. Он скользит по полировке стола.
– Я не знаю и не хочу знать, как вы это сделали. Механика дешевых фокусов меня не интересует. Хотя могу догадываться – слепили из дентина фальшивый премоляр[3 - Премоляр на языке стоматологов – четвертый зуб человеческой челюсти, следующий за клыком. Пятый, кстати, тоже премоляр – но к делу это не относится.] с лишним корневым каналом, заполненным чем-то рентгеноконтрастным… Неважно. Мне любопытна цель этой… Даже не знаю, как назвать…
– Но, Валентин Степанович…
– Не надо, Наташа! Слушать все эти бредни по второму разу не слишком увлекательно. Мне кажется, что вы не совсем верно оценили ситуацию. Да, я интересуюсь паранормальными явлениями. Да, нам сокращают штаты и из трех интернов в поликлинике должен остаться один… Но если вы пытаетесь решить свои проблемы таким способом – вы сошли с ума…
Наташа Булатова и сама так думала…
Глава 10.
– Ты опять пил… – голос негромкий, бесцветный. В нем почти нет эмоций, кроме одной – страха. Но страх – такой, что криком его не выразить. Страх, от которого немеют.
А еще – обреченность.
Он разворачивается и уходит.
* * *
Одни говорят, что во многой мудрости есть много печали.
Другие попроще: меньше знаешь – крепче спишь.
И то, и другое верно, и Ваня убедился в том сполна.
На любовном свидании.
На любовном.
Как-бы…
* * *
Тамару он не любил.
Хотя надеялся – может и перерастет эта постельная дружба в нечто большее. Да и пора, двадцать восемь лет, время задуматься о семье и детях. Недаром старики говорили: стерпится-слюбится. А тут и терпеть не надо, нормальная девчонка, они отлично проводят время…
(Будем реалистами. Юношей бледным со взором горящим Ваня не был. Не пришла пока Любовь – увы! – но не загибаться же по этому поводу от спермотоксикоза…)
Был и еще один нюанс.
Производственный.
Вице-директору филиала крупной компании не положено в двадцать восемь лет ходить холостым. Особенно если корни компании – на пропитанном традициями и туманами Альбионе. Незачем подавать поводы к подозрениям в беспорядочных связях, или, того хуже, в не туда, куда надо, направленной ориентации.
Допустимый минимум – невеста. Обрученная невеста. Таковой Тамара и числилась – палец на Ваниной левой руке уже четыре месяца давило кольцо. И Тамара ненавязчиво и расчетливо вела дело к тому, чтобы со временем переместить его на правую…
Все шло как обычно – они обычно встретились, и обычно сидели в кафе, и обычно говорили о разном, и назревал обычный культпоход в театр, и еще дальше на горизонте маячили обычные маленькие радости добрачного секса, и…
В театр они не пошли.
Все закончилось в кафе.
Совсем закончилось.
Потому что необычным было одно – он ощущал ложь. Ее ложь. Всю.
Поначалу – на первой и невинной – это даже порадовало. Пряча улыбку, он представлял семейную жизнь с волей-неволей верной женой… Потом он немного встревожился. Потом стал загибать под столом пальцы. Потом – помрачнев, мертвым голосом – стал задавать вопросы… Она что-то почувствовала, пыталась успокоить, говорила много и ласково – а детектор в голове щелкал: ложь, ложь, ложь…
Это была пытка. Для него.
И растягивать ее не стоило.
Он снял кольцо. Положил на блюдечко. И соврал первый раз за вечер:
– Ты знаешь, я встретил другую. И полюбил.
Он думал, что то была ложь во благо – и ей, и себе.
Нет.
То было предвидение…
* * *
Вечерело.
Слава тупо и бесцельно шел по улице. Он не хотел никуда идти – переставлял ноги, постаравшись полностью отключить от этого процесса сознание. У Полухина была дикая надежда – если шагать именно так, можно неосознанно дойти.
Прийти туда, откуда его позвали. Куда он стремительно бежал и не успел. Туда, где он нужен. Славе хотелось быть кому-то нужным. Он дойдет, и узнает все, и все сразу станет понятным, и исчезнут страхи и сомнения, и исчезнут ночные кошмары, и придет что-то новое, он пока не знает что, и появится…
Он ходил так много часов.
Ноги уже не гудели. И не болели. Их не было. Под брюками мерно двигались чужие механические конструкции, не имевшие к Славе отношения. Все впустую. Он ничего не найдет…
Он тяжело рухнул на скамейку. Там сидела девушка. Симпатичная шатенка с короткой стрижкой, но Слава подсел к ней не поэтому. Просто механические отростки, сменившие ноги, неожиданно выработали свой моторесурс. Раз – и встали.
На девушку Полухин не смотрел. Он и раньше никогда не знакомился с девушками на скамейках. Он был застенчив, Слава Полухин, хотевший стать мужчиной – убив. И не сумевший.
Бедный глупый Слава…
У девушки был убитый вид – как и у него. Она скользнула по нему равнодушным взглядом.
Через секунду она смотрела на Славу так, как никто из женщин (да и мужчин) на него никогда не смотрел.
С ужасом.
Смотрела туда, где Ваня наложил ночью повязку – теперь грязную, сползшую. Не отрываясь, смотрела в одну точку. Точнее – на две точки…