Урочище смерти

Колюня, выведенный звонком из дремотного состояния, заинтересованно повернулся к Пупсу.

– Ну так… это… к доктору ей тогда…

Чувство юмора у Колюни отсутствовало принципиально.

– А я ей что, доктор Ватсон? – тем же тоном ответил Пупс и придурочно хихикнул.

Головач промолчал и больше к теме не возвращался, но решил, что забывчивость Пупса обернется для того штрафом. Позже, при дележе выручки. Чтобы другой раз неповадно было.

А потом они уперлись в развилку. Дорога раздваивалась на манер буквы Y, и машина сейчас стояла на ножке этой латинской литеры. Очевидно, на пути к низине проскочили ее, не заметив, приняли за легкий поворот дороги.

Вылезли, покурили, посовещались. Подсвечивая фонарем, дотошно осмотрели обе дороги. Выглядели они одинаково, а протекторы «бэхи» на твердом грунте не отпечатались.

– Поедем наугад, – постановил Головач, раздраженно смял опустевшую сигаретную пачку, отбросил в сторону. – Если через два километра не выйдем на трассу, вернемся.

Свернул он направо. И ошибся. Стало это понятно задолго до того, как спидометр накрутил два километра. Похожая дорога, тоже ровная и укатанная, ни разу брюхом не цепанули, – но не та. На правильной не было таких крутых поворотов в таком количестве.

Осознали ошибку быстро, да исправить не получалось. Не развернуться. В паре мест, наверное, можно было попытаться и втиснуться машиной между елей, растущих не столь плотно, но Головач не стал экспериментировать. Жесткие ветви живо обдерут полировку, а Пупсову родственнику интересны тачки лишь в идеальном состоянии.

Отмотали без малого семь километров, когда наконец появилась возможность, – да вот нужда в развороте отпала: дорога описала петлю и они оказались у того самого склона с обрывом, только подъехали к нему с другой стороны.

Или не у того? У похожего? Чертовы «противотуманки» светили слишком низко, окрестные деревья не видны, а мох с брусничником везде одинаковы.

Снова вылезли, исследовали местность. Все в порядке, то самое место, – кусты ежевики у обрыва, где раскачивали мертвеца, примяты и поломаны…

Тем временем безлунная ночь окончательно превратилась в лунную. Ночное светило во время «похорон» выглядывало из-за туч изредка, урывками, словно любопытствуя исподтишка: кого это здесь в овраг налаживают? Сейчас небо окончательно расчистилось и чуть ущербный лунный диск светил без перебоев.

Вскоре «бэха» вновь стояла все у той же Y-образной развилки, даже свою смятую пачку Головач разглядел неподалеку от колеи. Вроде бы осталось самое простое: свернуть налево и покинуть наконец проклятый лес, где не пойми кто накатал идиотские петляющие дороги. На трассу – и газануть, отыгрывая потерянное время. Но отчего-то он медлил. Казалось, что самое простое и правильное решение окажется ошибочным. Что верным будет другое, инстинктивное, глупое, ничем не мотивированное: плюнуть на заказ, бросить машину прямо здесь, пешком выбраться на трассу, – и домой автостопом.

Головач мысленно обматерил расшалившиеся инстинкты и тронул «бэху» с места.

Глава 3. Кто, кто в теремочке живет?

Спидометр показал, что от развилки они отъехали два километра, и начал отматывать третий. Трасса не появилась.

Над приборным щитком «бэхи» торчал экранчик картплоттера, но признаков жизни не подавал. Либо прибор оказался неисправен, либо Головач попросту не смог его включить – за годы, проведенные на зоне, он сильно отстал в области технических новинок. В планшете Пупса навигационное приложение не было установлено. Головач не расстраивался по этому поводу: ну увидят они, что находятся в лесу в нескольких километрах от трассы… А толку-то? Это и без того известно. На карты, закачанные в навигаторы, здешние лесные стежки-дорожки никто не наносил.

Головач вообще отнесся к тому факту, что они вновь заплутали, с ледяным спокойствием. Ну, заблудились. Ну, леший кружит. Сговорился с автобарабашкой и кружит. Случается… Появилось даже вялое любопытство: куда они сейчас вырулят? К той же развилке? Или к тому же обрыву? Почему-то казалось, что они всю ночь обречены тут кружиться, и лишь с рассветом увидят правильную дорогу, которую раз за разом проскакивают в темноте, не замечают в неверном свете «противотуманок».

Можно бы остановиться и поспать, но Головач не думал, что это хорошая идея. После истории с фарами стало ясно: машина с причудами, заглушишь двигатель, – не факт, что снова заведется. А уж спать в «бэхе», где только что умирал ее владелец… спасибо, не в этой жизни. Поездят, покружат, бензина хватит.

Головач был спокоен (хотя некая малая его часть сама удивлялась такому безразличию), зато Пупс слегка поскандалил. Спидометр со своего места он не видел, но вскоре сообразил: слишком долго едут, вновь свернули не туда.

– Опять в хреноту какую-то завез!? Зазимовать тут решил?!

– Не истери, – равнодушно ответил Головач. – Хочешь за руль? Садись.

Пупс за руль не хотел. У него имелось другое желание: чтобы его, Пупса, немедленно вывезли из этого мерзкого мрачного леса в более цивильные места, для начала на Гдовскую трассу.

– Опаньки… – сказал Головач. – Приехали.

Они и в самом деле приехали, но не на Гдовскую трассу, разумеется. Дорога закончилась небольшой и хорошо накатанной площадкой, лишенной какой-либо растительности. Дальше, насколько смог разглядеть Головач в свете «противотуманок», вела тропа, тянувшаяся в том же направлении. А там, куда она тянулась, виднелся сквозь сплетение ветвей слабый свет…

Кто-то здесь жил. Или коротал ночь у костра. Охотники? Надо сходить, разобраться, спросить дорогу…

«Не надо никуда ходить, – произнес в мозгу Головача незнакомый уверенный голос. – Разворачивайся и бей по газам».

Он, опять же мысленно, послал подальше незваного советчика и растолкал Колюню. Тот поначалу не понял, где они и что от него хотят, но быстро въехал в тему. Вооружился тридцатидюймовой бейсбольной битой, найденной под водительским сиденьем. Хотя он и без биты стоил в драке троих, но с увесистой дубинкой в руке мог разобраться и с полудюжиной противников.

– Здесь останешься, за тачкой приглядишь, – негромко скомандовал Головач Пупсу.

Тому очень не хотелось оставаться в одиночестве. Хотя и тащиться с подельниками по ночному лесу в гости к непонятным людям не хотелось тоже. Пупс мялся и колебался.

– Запрись изнутри, – так же тихо сказал Головач. – Если что, дави клаксон. Мы рядом.

Он прикинул, что до источника света метров двести. Максимум триста, если там горит большой костер.

Пупс неохотно кивнул, уселся на водительское место. Замки «бэхи» щелкнули – вроде и слабый звук, но прозвучал в ночной тишине на всю округу.

* * *

С определением расстояния Головач дал маху. К источнику света они вышли буквально через сотню шагов, просто оказался он маленьким и слабым.

На подходе, издалека и в свете фонаря, конструкция напомнила скворечник с двускатной крышей, укрепленный на жерди высотой с человеческий рост. Но вблизи стало видно, что пропорции чуть иные, а передняя стенка, где полагается быть летку, заменена стеклом.

Внутри трепетал огонек свечного огарка. Наверное, в давние времена такие сооружения делали для икон, которые отчего-то надо было разместить не в церкви или часовне, а вот так, под открытым небом… Но здесь и сейчас под стекло вставили не икону.

Оцепенев, Головач глядел на портрет с черным уголком траурной ленты и двумя датами внизу (правая – сегодняшняя). Имени и фамилии под портретом не было, но Головач их знал, правда, успел позабыть. Короче говоря, на них уставился мертвый владелец «бэхи», валявшийся сейчас под обрывом.

Головач застыл, но мысли в голове мелькали стремительно.

Как?! Как кто-то мог успеть?! Допустим, у импровизированных похорон оказался случайный свидетель. Более чем маловероятно, но допустим. Откуда тот свидетель мог узнать, кого хоронят? Где раздобыл портрет? Когда успел оформить дебильную инсталляцию?

Можно допустить и другое: покойника очень быстро хватились те, кто хорошо его знают и портрет могут раздобыть без труда. Но каким чудом их занесло сюда, в лесную глушь, где и троица-то похитителей оказалась достаточно случайно?

Или все дело в машине? Какой-нибудь маячок, новый и хитрый, не обнаруженный сканером? Но знать местоположение угнанной «бэхи» – это одно, а успеть сюда раньше и все подготовить… нет, не срастается. И все же в мысли о маячке зерно истины было. Но додумать ее до конца Головач не успел.

Колюня, портретом ни в малейшей мере не впечатленный, ткнул локтем в бок и спросил:

– Ну… дык… эта… идем, что ли? – и показал битой куда-то в сторону.

Головач понял, что соратник не опознал покойника. Да и не мог опознать – бил сзади, по затылку, трофейные документы не рассматривал, а во время похорон оскаленная рожа трупа мало напоминала благообразное лицо на портрете.

Он ничего не сказал Колюне, все равно толкового не присоветует. Посветил фонарем по направлению указующего жеста и увидел приземистое бревенчатое здание: невысокое крылечко-приступочка, два небольших застекленных оконца, изнутри не освещенные.

Избушка оказалась буквально-таки втиснута между толстыми елями, чуть ли не вплотную, – нижние их сучья были обрублены, а те, что повыше, смыкались над крышей. Вокруг подковой изогнулась ограда из толстых заостренных кольев, вертикально вкопанных в землю, – была она явно декоративной, для красоты, поскольку на разомкнутой части никаких ворот не имелось.

Наклонно стоящая палка подпирала дверь снаружи, и на дверном полотне белело пятно правильной прямоугольной формы.