ОСВОД. Челюсти судьбы

Но сейчас владелец всей этой больничной мишуры дрых не на кровати, а полулежа в большом кресле, и к вене на его руке не тянулась прозрачная трубочка капельницы. Значит, сон не медикаментозный, естественный.

Я поздоровался.

– Привет, – ответил Хуммель, не просыпаясь.

Он очень многое умеет делать, не просыпаясь: ходить и говорить, кушать и снимать в банкомате деньги, однажды даже в ЗАГСе сказал «да», а проснувшись – подал на развод…

Но к серьезным разговорам спящий Хуммель неспособен, слишком малая часть его мозга бодрствует. Надо или будить (что не рекомендуется), или самому отправляться в его сон (но и на этом пути могут поджидать весьма неприятные сюрпризы).

– Ты не что-нибудь экстремальное снишь? – подозрительно осведомился я. – У меня после огненных демонов гаитянского ада, куда угодил твоими стараниями, две недели фантомные боли от ожогов не проходили.

– Не бойся, исключительно мирное сновидение. Умиротворяющее и в то же время бодрящее. Заходи.

Он протянул обе руки ладонями вверх, я положил на них свои ладони, почувствовав легчайшие электростатические разрядики – примерно такие ощущаются, когда снимаешь полусинтетический свитер, проносив его несколько часов.

Веки немедленно начали тяжелеть, глаза сами собой закрылись. Раньше мне требовалось несколько минут, чтобы оказаться во сне Хуммеля, теперь же все это происходит почти мгновенно. И я засыпаю стоя, уже без опасений, что оставленное без пригляда тело грохнется и расшибется, – сколько бы мы ни общались с Хуммелем в иллюзорном мире, в нашем пройдут доли секунды, и мои мышцы не успеют расслабиться.

…Ничего опасного в сновидении и впрямь не происходило. Синее, без единого облачка, небо, но солнце не жарит, температура самая комфортная. Пейзаж вокруг довольно однообразный: с трех сторон тянется равнина, заросшая высокими, мне по плечо, травянистыми растениями с листьями, собранными в зонтики. С четвертой – буквально в десятке шагов от меня – круто, почти отвесно, поднимается склон холма, поросший травой более привычного вида и размера. Но вопреки обыкновению тоненькие ее стебельки тянутся не вверх, а вниз – очевидно, выросли они слишком слабыми, неспособными противостоять гравитации.

Что творится в дальних окрестностях, я разглядеть не мог. Чем дальше от меня, тем растения становились выше, раскидистей, и через пару сотен шагов стояли уже мачтовыми соснами. Похоже, и я, и холм находились в зоне какой-то аномалии, где местная флора в полную силу расти не могла, а чуть дальше начиналась не то травяная тайга, не то травяные джунгли.

Персонажей в сновидении Хуммеля не наблюдалось от слова «вообще», даже самого творца здешнего мира я нигде не видел. Если он прилег подремать среди высоких стеблей, пойди найди его. Хуммель, он такой, и в собственном сновидении может решить вздремнуть… Любит это дело.

Решив, что никакой опасности нет, я немного поспешил. Запах от растительности шел резкий, терпкий, прямо-таки одуряющий… Казалось, он с каждым мгновением становится сильнее, и я старался дышать пореже и не слишком глубоко. Взаимосвязь астрального и реального тел – штука тонкая, и если первое из них чем-то надышится, ктулху знает, как это отразится на втором…

Ко всему прочему здесь имелась сейсмоактивность – почва ощутимо содрогнулась под ногами, но парой слабых толчков все и ограничилось. Не страшно, переживу… Нет ни зданий, способных похоронить под обломками, ни гор, готовых похоронить под лавиной. Однако хотелось бы наконец встретиться с автором этой безлюдной пасторали.

– Ху-у-у-умме-э-э-эль! – проорал я во всю мощь астральных легких.

– Да здесь я, что вопишь… – отозвался голос Хуммеля, какой-то странный и искаженный.

Он показался из-за изгиба холма. Выглядело астральное альтер эго Хуммеля молодцевато: плечи стали шире, животик исчез. Лицо, возможно, тоже помолодело и чисто выбрито, но я об этом мог лишь строить предположения, – респиратор, натянутый нашим сновидцем, не позволял толком разглядеть его физиономию.

– Надевай скорее, – пробубнил он из-под своего намордника, протягивая мне второй аналогичный аксессуар. – Концентрация испарений ТГК в воздухе тут запредельная.

– Интересные дела… – пробормотал я, натягивая респиратор, и продолжил уже глухим бубнящим голосом:

– Я-то ладно, но как тебе может повредить твое собственное сновидение? Неужели не можешь превратить тетрагидрокан во что-нибудь более безобидное? В аромат лесных фиалок, например?

– Не могу… Дело в том, что мы сейчас не просто в сновидении… Это Истинный Мир.

– Простенький какой-то… – усомнился я. – Незатейливый. Без фантазии сделанный… Я бы такие Миры мог придумывать десять на дню, не особо перетруждаясь.

– Придумать любой дурак может, без обид… А вот попробуй сделать так, чтобы Мир работал, чтобы действительно отражал все мироздание во всех деталях и тонкостях и чтобы мироздание отражало его… Вот это задачка для мастера.

– Погоди, погоди… Так это не чужой Мир? Твой?

– Мой. – Даже респиратор не помешал расслышать в коротком слове Хуммеля безмерную гордость творца.

Тогда понятно… Сложные и изощренные Истинные Миры могут создавать космократические Силы, а могут и люди, но тогда их творит коллективное бессознательное целых народов (как недоброй памяти гаитянский ад). А сотворить пусть простенький, но работающий Мир в одиночку… Снимаю все претензии.

– Нечто вроде дипломной работы? – догадался я. – На двадцатую степень посвящения?

– Можно сказать и так.

– И как тут все устроено? Только объясни коротко, в двух словах…

– В центре Мира – там, где мы сейчас – постоянно спит Конопляный Медведь и видит очень сложный многослойный сон. Собственно, ему снится вся наша Вселенная во всей полноте и многообразии…

– Где?

– Что «где»?

– Берлога медведя где? Хочу взглянуть одним глазком на миродержца…

– Хм… Ты давно из-под воды? Что-то притормаживаешь… Вообще-то ты на Медведя уже смотришь. И не одним, а двумя глазами.

Не понял… А потом понял.

– Ох… Ничего себе топтыгин…

Я задумчиво рассматривал то, что до сего момента считал травянистым холмом. Была бы шерсть не зеленой, а бурой, сообразил бы раньше.

Но толком рассмотреть ничего не удавалось – слишком близко. А подальше не отойти, высокие стебли заслонят весь вид на исполинского медведя. Чтобы полностью насладиться зрелищем спящего супермишки, нужен вертолет, или аэростат, или способность к левитации.

Почва вновь содрогнулась.

– А ты не можешь как-то справиться с землетрясениями? Как бы не разбудили они косолапого…

– Нельзя, – покачал головой Хуммель. – Это имманентная характеристика Мира. Тектонических процессов тут нет – Зеленый Крот подкапывает основы мироздания на нижнем уровне, и будет подкапывать вечно…

«А когда вечность закончится, состоится Рагнарек или что-то в этом роде…» – мысленно закончил я. Экзаменационной комиссии, или кто там будет оценивать творение Хуммеля, стоило бы поднять вопрос о плагиате… Заменил Мировое Древо на конопляные джунгли, но суть-то та же…

Впрочем, оставим хуанитам их проблемы. У ОСВОДа и своих хватает… И я, отпустив Миру и его создателю несколько комплиментов, перешел к сути дела.

– Ого… – сказал Хуммель, выслушав меня. – Это называется найти иголку в стоге сена… Древние ведь не сидят кучей в одном месте, они после изгнания шатаются по Мирам, причем поодиночке.

– Алгоритм поиска иглы в стоге придумать не так уж сложно, – парировал я. – Сжечь, например, стог и пройтись по пеплу сильным магнитом, – и вот она, твоя иголочка.

– Ну-ну… Только для шитья она едва ли будет пригодна… – гнул свое сонный упрямец. – Ты представляешь объем работы? Отследить перемещения каждого за последнее время, исследовать оставшиеся на пути следы проходов, а их наверняка будет немало… А если они обнаружат слежку? Ты хорошо обдумал последствия?

Я последствия не обдумывал и задачу ставил Хуммелю исключительно для галочки в отчете. Но подчиненному о том знать ни к чему, и я уверенно заявил:

– Не бери в голову… Слишком разный масштаб – ты бы обнаружил выслеживающего тебя муравья? Обратил бы на него внимание?

– Все равно возни на многие недели астрального времени… – не сдавался Хуммель.

– Начни с Дагона и Атаргатис, – посоветовал я. – Выбор акулы прямо указывает на кого-то из этой парочки…