Королевский шпион. Подмастерье палача

– Ха! Да мне плевать на них! Я все решу сам! Никому я не собираюсь ничего докладывать! – разошелся опьяневший палач. – К тому же ты будешь получать деньги как подмастерье. Треть – ему, две трети – тебе. Поверь мне, я щедр, а это очень хорошая оплата! Тебе любой это скажет!

– Да верю я тебе, верю.

– К тому же ты получишь кров и еду. Да ты пойми, парень, в твоем положении у тебя просто нет выбора! – продолжал он напирать на меня.

В принципе я уже решил согласиться и теперь старался выбить из него как можно больше преференций, сделав при этом скучную физиономию. Монтре видел по моему лицу, что мне не сильно нравится его предложение, и решил подсластить пилюлю:

– Ты получишь половину денег, что причитаются этому придурку за сегодняшнюю работу. Кроме того, я обязуюсь платить тебе за переработку, когда таковая случится.

– Ну, не знаю, – продолжил капризничать я. – Мне надо подумать.

– Думай, парень. Но судя по твоему бедственному положению, ты себе ничего лучше не найдешь.

– А сейчас что дальше делать будем? – поинтересовался я.

– Сегодня ехать уже поздно. Будем отдыхать, а завтра поутру двинемся в путь. Дорога неблизкая.

Чувство голода, которое меня постоянно мучило все эти дни, заставило поднять вопрос о еде.

– А завтракать мы будем или уже поедим в дороге?

– Это все зависит от твоего решения, парень, – ехидно усмехнулся Монтре. – Если ты согласен пойти ко мне подмастерьем, то тогда я обязан тебя кормить, а если нет, то ты сам по себе.

«Морда палаческая!» – подумал я, но вслух сказал:

– Я же сказал, что подумаю.

– Думай, Клод, думай.

Неожиданно мне в голову пришла мысль, и я не замедлил ее озвучить:

– А почему казненного привязывают к колесу лицом вверх, а не вниз?

– Смысл в том, что преступник должен смотреть в небо и ждать смерти, как божьей милости.

Это был ответ, наверно, понятный для другого человека, а для меня это было какое-то невнятное объяснение, но переспрашивать не стал, так как уже понял, что мне еще многое в этом времени придется понимать и осознавать по-новому. Хотя у меня накопилось много вопросов, задавать я их не торопился, так как сначала надо было определиться с работой. Пьер, похоже, решил, что мне надо подумать в одиночестве, так как встал и снова залез в возок. Спустя несколько минут уже оттуда раздался его голос:

– Продукты и вино положи в мешок. Он лежит в повозке.

Сделал, как он сказал, после чего улегся в тени повозки. Солнце уже лежало на вершинах лежащих вдалеке холмах, изредка прячась за белоснежные курчавые облака. На виноградники и луга легла синеватая дымка, сильно запахло скошенной травой. Только сейчас я почувствовал, что полностью расслабился, а значит, пришло время попробовать выловить из своей памяти все то, что я когда-то учил о средних веках.

«Война с Англией, судя по всему, закончилась давно. По крайней мере, о ней никто здесь и словом не обмолвился. Король Людовик XI. Отрицательный герой у Вальтера Скотта. Хитрый, подлый, лживый. Его заклятый враг – Карл Бургундский, но это если верить Вальтеру Скотту. Что еще помню? Война Алой и Белой розы, но это в Англии. Рыцари. Турниры. Духовенство. Дворянство. Еще вспомнил! Ян Жижка! Жил в Чехии! В пух и прах рыцарей разбил. В Германии были еще наемники-ландскнехты. А что сейчас делается на Руси? Кто там правит? Если Иван Грозный, то лучше туда не ехать. Впрочем, это все, что я знаю про эти времена. То есть вообще ничего».

Под эти мысли я заснул. Сколько времени проспал, не знаю, уже стемнело, когда на меня вдруг что-то упало, разбудив. Инстинктивно я хотел это отбросить, как раздался насмешливый голос палача:

– Это всего лишь плащ. Под утро роса выпадет. Промокнешь.

– Я согласен, Пьер, – неожиданно вырвалось у меня.

– Теперь я для тебя, Клод, мастер.

– Как скажешь, мастер, – ответил я, заворачиваясь в плащ.

Стоило рано утром пробить церковным колоколам, как нам привезли завтрак. Жареная рыба, каша, хлеб, пиво. Поев, мы занялись приготовлениями к отъезду, при этом Монтре сильно удивился моему неумению запрягать лошадь, но высказываться по этому поводу не стал.

Полчаса езды по проселочной дороге, после чего мы выехали на основной тракт, идущий в направлении Тура, оказавшегося, к моему удивлению, столицей Франции. Сразу закралась мысль об альтернативном мире, но тут же выяснилось, что город Париж существует и до правления нынешнего короля выполнял роль столицы. Я облегченно вздохнул, но тут же решил, что для меня, с моими куцыми знаниями по истории, особой разницы нет.

Сунув мне в руки вожжи, Пьер удобно улегся в возке, заставив скорчиться у заднего бортика в неудобной позе Жана. Поведение палача унижало парня и заставляло того дико злиться, причем не на него, а на меня, что было видно по его бешеным взглядам, которые я временами ловил на себе.

Пьер решил, раз дорога дальняя, значит, есть время обучить меня основам ремесла, а заодно рассказать о некоторых аспектах и особенностях профессии палача. Надо отдать ему должное, он честно и объективно говорил как о плюсах, так и о минусах своей профессии, которых, как оказалось, было намного больше.

– …Нас презирают, боятся и ненавидят, но мы, палачи, считаемся орудием справедливости среди мира, полного зла и насилия…

Я уже хотел удивиться гладкой фразе с философским оттенком, как Монтре добавил:

– Это не мои слова. Так мне сказал один умный человек, удостоивший меня своей беседой. Правда, хорошо сказано?

– Хорошо, – согласился я с ним. – А главное, правильно.

– А люди избегают меня, смотрят со страхом, словно я прокаженный, только ведь убиваю не я, а убивает закон, – в его словах была слышна горечь.

– Это люди, а как церковь смотрит на работу палача? – задал я осторожно вопрос.

– Святая церковь дает нам полное отпущение всех грехов, совершенных при правильном исполнении своих обязанностей и праведном образе жизни.

– Правильное исполнение обязанностей. Это как понять? – поинтересовался я, начиная понемногу интересоваться неизвестными мне нюансами, которыми, похожа, полна профессия палача.

– Это значит, что применять пытки я могу только по указанию судьи и ни в коем разе мне нельзя причинять боль пытаемому по собственной прихоти.

– Тут ваша совесть чиста?

– Я чист. Могу поклясться в этом перед самим Господом Богом. Если я грешен, так только в том, что не до конца верю об уготованном мне месте в царстве божьем. Ведь как ни посмотри, я лишаю людей жизни, а одна из десяти заповедей гласит: не убий. Как тут быть? Да и люди в своем большинстве говорят, что гореть мне в геенне огненной. Кому верить?

«Да, логики здесь никакой нет, но надо поддержать мужика».

– Скажи мне: кто ближе к Богу? Церковь или люди, которые выдумывают всякие гадости, потому что боятся тебя?

– Конечно, церковь.

– Вот тебе и ответ на твой вопрос.

– Да и я так понимаю. Головой и сердцем понимаю, что не сам казню преступников, а суд и закон, но иной раз слышу от людей обидные слова, и горечь обволакивает душу. Проклятье палача! Клеймо Сатаны! Все они верят, что, коснувшись меня, на них перейдет проклятье! Это неправильно! К тому же мне доводилось слышать, что в чужеземных странах совсем другое отношение к палачам. Да я сам разговаривал с негоциантом из вольного города Гамбурга и своими ушами слышал, как тот рассказывал, что их палач считается уважаемым человеком в городе, а если кто его и боится, так только нечистые на руку люди. У нас, во Франции, почему-то все по-другому, и никто не может мне сказать, почему так выходит.

В его голосе слышалась неприкрытая душевная боль, это вполне можно понять, но что мне было удивительно, так это слышать от человека подобной профессии довольно здравые рассуждения.

«Стереотип. Палач – тупое животное и тому подобное. Ага! Как же! Нате вам, получите палача – мыслителя!»

Монтре явно ждал реакции на свои слова, поэтому я отреагировал так, чтобы ему понравился мой ответ.